Индульгенция 6. Без права на ошибку - Тимур Машуков

Я смотрел на схему. На центральное пятно. На множество ответвлений. На крошечную фигурку — меня — идущую в одиночестве к центру. А вокруг — море тьмы, бьющееся о тонкую, хрупкую линию обороны.

— Иного плана нет, — сказал я, и мой голос звучал чужим, лишенным эмоций. Холодная ярость Пустоты встретилась с моей собственной, стальной решимостью. — Это единственный путь. И да. Цена будет высока. Очень высока. Но цена бездействия… — я посмотрел на мать, на ее глаза, полные боли замученной души, на отца, чья жизнь была исковеркана потерей, — … гораздо, гораздо выше.

В кабинете повисло тягостное молчание. Пламя в камине трещало, отбрасывая пляшущие тени на лица, застывшие в выражениях суровой решимости и горечи. План был безумен. Самоубийственен. И осознание того, что он был единственным, тяжким грузом легло на наши плечи. Путь к Голове лежал через Дикие Врата, доступные лишь мне. А путь к победе лежал через горы трупов тех, кто согласится стать живым щитом против вырвавшейся из бездны ярости.

— Значит, армия, — глухо сказал отец, поднимая голову. В его глазах не было сомнений. Была тяжелая, как гранит, готовность. — Император даст магов. Мы дадим своих. Всех, кого сможем собрать. Всех, кто согласится. Подключим аристократов империи — светлых и темных. Одно дело будем делать. Построим стену из меча и магии. И будем держаться. Пока ты не сделаешь свое дело, сын. Пока не отрубишь голову этой твари.

Мать положила руку мне на плечо. Ее прикосновение было холодным, но сильным.

— Ты не один, Видар, — прошептала она. — Мы с тобой. Весь род. Вся ярость тех, кого она сожрала. Мне больно это говорить, Видар… Ведь я только вновь обрела сына и теперь могу его опять потерять. Но ради нас самих, ради всех живущих я вынуждена положить эту ношу тебе на плечи, сынок. А мы… — ее взгляд встретился с взглядом отца, — … мы будем ждать. И держать оборону. До последнего вздоха. До последней искры магии.

Я посмотрел на схему. На центральное черное пятно. Наместник ждал. И я шел к нему. Один. Но за моей спиной должна была встать целая армия, готовая заплатить страшную цену за шанс на спасение мира. Путь был ясен. Цена — ошеломляюща. Но отступать было некуда. Озеро Виви манило. Черные воды Дикой Пустоши ждали своего гостя. Ничего. Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. Вот и я подожду, пока не соберем всю необходимую информацию. Ну, и пришла пора богам внести свою лепту. Нужно хорошенько их потрясти на предмет всяких плюшек — хотят силушку, пусть раскошеливаются. Халявы точно не будет.

Кстати, с императором этой информацией мы решили пока не делиться, не время. Пусть его следопыты тоже рыщут. Пока у нас есть только слова мамы. В том, что она говорила правду, ни у меня, ни у отца не было сомнений. Мы знали. Но чтобы заставить поверить в это остальных, тех, кому предстояло встать в оборону живым щитом, нужны были убедительные доказательства. Вот вернется императорская разведка, вернется наша — тогда и будем говорить более предметно. А сейчас все слишком зыбко и непонятно.

Тяжелые слова о войне, армиях и самоубийственных миссиях повисли в кабинете, пропитанном запахом старых книг, кожи и воска. План был чудовищным. Абсурдным. Единственным. И после его принятия наступила странная разрядка. Как будто самое страшное уже произошло — решение. Теперь оставались только действия.

Я откинулся в кресле отца, почувствовав внезапную, леденящую усталость во всем теле. Рука под повязкой ныла тупой болью. Пустошь внутри графини Злобиной, возвращение матери, осознание масштаба врага и цены победы — день выдался насыщенным. Слишком.

— Отец, — сказал я, глядя на языки пламени в камине. Голос звучал хрипло. — Мне нужно закончить академию. Досрочно.

Отец, разглядывавший схему Пустоши с видом полководца, планирующего осаду ада, поднял брови.

— Академию? Сейчас? — Он махнул рукой в сторону пергамента с чудовищной схемой. — У нас тут война мировая на носу, сынок, а ты об академии?

— Именно поэтому, — я встретил его взгляд. — Я сильнейший маг здесь. Ранга воевода — много ли таких у нас? Чему меня там еще учить? Теории элементалей? Истории заклинаний? Я все это знаю вдоль и поперек. Тратить время на лекции, когда нужно готовиться к походу в самое пекло — глупо. Я готов сдать экзамены хоть завтра. Хоть сейчас. Факультативно — да, может, какие-то узкие дисциплины по Пустошам, если Вивиан что-то новое раскопает… Но формально — я должен быть свободен. Полностью. Моё место не в аудитории. Оно там.

Я ткнул пальцем в зловещее черное пятно на схеме, обозначавшее центр.

— И здесь.

Я обвел рукой кабинет.

— В подготовке. В сборе сил. В работе с аналитиками рода.

Отец задумался, потирая подбородок. Его взгляд стал оценивающим.

— Ты прав, — кивнул он после паузы. — Крутиться как белка в колесе между лекциями и апокалипсисом — не дело. Ладно. Поговорю с Упыревой. Завтра же.

— Она взбесится, — предупредил я.

Ректор Ирина Упырева была грозой академии. Женщина из старой магократической семьи, считавшая учебный процесс священной коровой. Досрочный выпуск, да еще их лучшего студента? Для нее это было бы святотатством.

— Она терпеть не может, когда нарушают устав.

— Пусть взбесится, — отец усмехнулся, и в его глазах блеснул знакомый огонек дерзости. — Я ей объясню. Тихо. С глазу на глаз. А чтобы ей было проще проглотить пилюлю… — он обменялся взглядом с матерью, которая молча наблюдала, прислонившись к карте, — … придется посвятить старую ворону в наши планы. Относительно Пустоши. Такой союзник, как Фрида Упырева, с ее связями, архивами и личной мощью… Нам точно не помешает. Скорее, наоборот. Особенно если речь об… армии магов.

Мать кивнула, едва заметно.

— Упырева умна. И амбициозна. Идея поучаствовать не на последних ролях в обороне против вырвавшейся Пустоши… Возможно, ее прельстит. Или напугает настолько, что она согласится на все, лишь бы от нас отвязаться. Рискнем.

Решение было принято. Отец берет на себя Упыреву. Я же… Мне предстоял другой нелегкий разговор. Вернее, два.

— Тогда я поеду, — я поднялся, ощущая каждую мышцу. — В академии меня ждут… неотложные дела. Настя и Снежана. Им тоже нужно сделать предложение. Официально. Род должен расти. Жен много не бывает.

Отец фыркнул, но в его глазах читалось понимание, смешанное с усталой усмешкой.