Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
— Арсений Ильич, а что сейчас со мной было?
Боже, как не хотелось отвечать… Это же нужно ворочать языком, а я мечтал только об одном – прикинуться ветошью, и чтобы часиков 10-12 меня вообще никто не то что не трогал, но и не вообще замечал.
— Вы, Николай Петрович, так крепко уснули, — с огромным трудом выдавил я из себя, так и не поднимая век, — что даже не заметили, как закончилась процедура. Я потом вас ещё на спину перевернул, и даже тогда вы не проснулись.
— Да? А мне показалось…
— Это вам и в самом деле показалось, приснилось.
— Надо же, — задумчиво поскрёб он ногтями затылок. — Так я это, могу идти?
— Конечно, Николай Петрович, идите.
Едва за ним закрылась дверь, как я предпринял ещё одно усилие, на этот раз, чтобы добраться до только что освободившейся кушетки. И вот уже на ней меня вырубило по-настоящему.
Проснулся я от того, что меня разбудила дежурная медсестра, обеспокоенная моим долгим отсутствием. И была очень удивлена, обнаружив меня мирно посапывающим на кушетке, на которой я обычно принимал пациентов.
— Ночь была бессонной, — не сумев сдержать зевка, сказал я. — А в ординаторской вечно кто-то ходит, да и завотделением может заглянуть, а я там дрыхну. Конфуз, однако… А тут моя вотчина, никто лишний раз не заглянет. Разве что кроме тебя.
Проспал я около получаса. Восстановить это мои силы в полном объёме, конечно, не могло, тем не менее, меня уже не качало от слабости. А сейчас ещё в ординаторской чайку с бутербродами наверну…
День закончился в половине девятого вечера. К тому времени я успел принять душ и легко поужинать, после чего с наслаждением улёгся в постель. Повернулся на правый бок и незаметно провалился в чернильную тьму без сновидений.
На следующий день пришлось снова побывать в институте. Позвонили из отдела кадров, попросили подъехать до пяти вечера, поэтому пришлось отпрашиваться у Гольдштейна на часок. Посещение кадровика и правда не заняло много времени, нужно было только расписаться в нескольких документах.
Вышел из здания института и не спеша направился к своему «Жигулёнку», когда вдруг краем глаза заметил двигавшуюся сбоку тень. Повернув голову, я увидел, что ко мне скорым шагом, почти бегом приближается Ашот Симонян. Глаза пустые, почему-то сразу возникло сравнение с зомби. А картину завершал нормальный такой кухонный нож, который он сжимал побелевшими от напряжения пальцами правой руки.
[1] ХСН – хроническая сердечная недостаточность.
Глава 6
Мой ступор длился буквально пару секунд. После чего я бегом рванул к машине, на ходу вытаскивая из кармана ключи, а вслед услышал топот шагов по чистому от снега асфальту и полный ярости крик:
— Стой, сука!
Когда я оказался возле «Жигуля», между мной и преследователем было порядка двух десятков метров. Только не промахнуться, думал я, вставляя ключ в личинку замочной скважины задней дверцы. Не промахнулся… Ещё секунду спустя в моей руке была монтировка.
Почему не обрезок шланга? Просто в какой-то момент я решил, что шланг могут всё-таки квалифицировать как холодное оружие, и решил заменить его старой, проверенной монтировкой. А что, в «лихие» 90-е многие таксисты держали монтировку под рукой. Времена были весёлые, беспредельщиков хватало, вот и приспособились отбиваться подручными средствами. Такой железякой засадишь по руке с ножом – и противник уже оказывается недееспособным. И на «холодняк» уж точно не тянет.
Тем временем преследователь с криком: «За дядю!» уже отводил руку для удара снизу в живот. Я не собирался проверять на прочность ткань своей короткой дублёнки, хотя, не исключаю, лезвие кухонного ножа могло бы и завязнуть в толстой выделанной коже. Да и вообще одежонку жалко. Пусть я и богат по советским меркам, но выложить за румынскую дублёнку мне когда-то пришлось круглую сумму.
Удар по запястью пришёлся как раз в тот момент, когда между мной и ножом оставалось каких-то сантиметров двадцать. Себя я не сдерживал, лупил наотмашь, так что хруст лучезапястного сустава для меня неожиданностью не стал.
Нож с глухим стуком рукояткой вниз упал на асфальт. Симонян согнулся пополам, прижимая к животу искалеченную руку и издавая протяжное:
— А-а-а…
Я ногой отбросил нож в сторону, причём он удачно залетел под днище моих «Жигулей», так что Симоняну, если он вдруг решит погеройствовать, придётся изрядно постараться, дабы дотянуться до орудия потенциального убийства. Здоровой, кстати, рукой, хотя не знаю, какой из него левша. Наверное, так себе, как и из меня.
Впрочем, Ашотику было не до этого, его куда больше занимала сломанная рука, которую он, стоя на коленях, продолжал баюкать со стонами и проклятиями на армянском.
Я огляделся по сторонам. М-да, без свидетелей обойтись не получилось. Парень с девушкой на ступенях у входа в институт, и водитель в припаркованной метрах в тридцати от моей «шахи» чёрной «Волге». Все они с интересом глазели в нашу сторону. Ещё несколько человек вдалеке шли по своим делам. А эти трое, надо думать, могли видеть последнюю фазу разборок, когда я лупил монтировкой по руке. Поначалу была мысль замять это дело, отправить неудачливого «кровника» в травмпункт и предложить подумать над своим поведением. Теперь же шила, как говорится, в мешке не утаишь.
Да и, по большому счёту, эту гниль нужно вырубать на корню. Один раз простишь дурака, так он подумает, что ему и дальше всё будет сходить с рук. Оклемается, и через месяц-другой снова с ножом накинется. Оно мне надо?
— Вставай, горе-киллер, — сказал я. — Надо тебя в травматологию везти. Но сначала придётся вызвать милицию, оформить факт нападения с применением холодного оружия.
Я подошёл к «Волге», водитель которой предусмотрительно опустил стекло.
— Товарищ, вы видели, как вон тот молодой человек кидался на меня с ножом?
— Да, видел, — с опаской поглядывая на монтировку в моей руке, ответил тот.
— Значит, сможете дать свидетельские показания.
Водитель растерянно захлопал глазами:
— Так ректор сейчас должен спуститься, мне его надо будет на обед везти…
— Ничего страшного, я думаю, Капитон Михайлович войдёт в ваше положение. И в моё тоже.
Я посмотрел в сторону входа. Надо же, парень с девушкой уже куда-то испарились.
— Ну что, схо́дите на вахту, наберёте «02»? Или приглядите за тем типом, а я сам схожу?
— Нет уж, сами за ним приглядывайте, — засуетился мужик, выбираясь из машины.
Когда приехала патрульная машина, мне всё это стало напоминать предновогоднюю историю. Тоже была сломанная рука, только там Андрей постарался. Как говаривал старина Гегель, история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй раз - в виде фарса. Но фарс мог снова обернуться трагедией, умудрись Симонян загнать мне нож в брюхо.
Так что на работу я прибыл только к трём часам, после того, как было принято моё заявление в отделение милиции, и водитель ректора дал свидетельские показания.
Гольдштейн, узнав о причине моего опоздания, всплеснул руками.
— Боже мой, что творится! Средь бела дня… И это, вы говорите, племянник Симоняна? Какой кошмар… Может, вам лучше домой пойти? Я представляюсь ваше состояние после такого… такого жуткого инцидента.
— Да всё нормально, Яков Михайлович, — улыбнулся я. — Моя нервная система выдерживала и не такое. Так что доработаю до конца дня.
Что ещё выдерживала моя нервная система, я не стал уточнять. Хотя, когда на тебя нападают с ножом – это действительно потрясение. У тебя хотят отнять жизнь, а это, как ни крути, будет похлеще «Фауста» Гёте, как говаривал один мой коллега по прошлой жизни.
До прихода домой я размышлял, стоит ли ставить в известность Сотникова. Решил, что всё-таки стоит, раз уж я ему сдал Геворга Давидовича. Пусть и племянник идёт прицепом.
— Да вы пользуетесь популярностью у представителей клана Симонянов, — без малейшего намёка на шутливый тон сказал Сотников. — Это дело по линии МВД. В том отделении меня следователей знакомых нет, хотя и мог узнать, кому ваше дело передали. Вернее, дело Симоняна. Но если что – звоните.
