Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
- Помни, о недостойный, что я святостью своей сейчас искупил все грехи твои! Но в следующий раз, меня рядом с тобой уже не будет! И тебя сожрут черви заживо! И гореть тебе в аду! – его лицо прямо на глазах у его сына начало стремительно разлагаться, черви высовывали свои головки из гниющей плоти, а в глазницах мертвеца вспыхнуло с новой силой адское пламя. Уже костлявой рукой скелета схватился он за грудь сэра Чарльза, тот почувствовал нестерпимую боль и потерял сознание.
Сразу после этого, в зале зажглись свечи, несколько человек подхватили бесчувственное тело и унесли его. По комнате засновали люди, убирая следы происшествия. Двое, в глухих чёрных плащах с капюшонами, молча наблюдали за этим. Наконец один из них обнажил голову, немолодое круглое упитанное лицо его с глазами навыкате было покрыто крупными каплями пота:
- Жарко мне под капюшоном, Николаша! – проговорил он по-русски, утирая лицо рукавом.
- Ну, так, небось волновались, Василий Петрович! – второй собеседник капюшона не снял и о его возрасте свидетельствовал лишь довольно молодой голос.
- Конечно, волновался! Я вокруг этого баронета уже столько лет хожу, обогатил его, убеждал, помогал людей подбирать да организовывать, в Парламент провёл! А, ежели бы он тут помер, что бы я делал, а?
- Ну, так, коли бы мы это не устроили, то через пару месяцев сказал бы он Вам: «Дорого́й Аарон, а пойди-ка ты на тот свет! Мешаешь ты мне!» Да и давай свою Британию усиливать. Сами же велели представление для него устроить, Василий Петрович!
- Ну, велел! А коли бы сорвалось чего?
- Ну так мы же, почитай, месяц каждый день раза по три всё повторяли! Одних химиков пятеро на идею сию работало. А актёры, сколько мы их муштровали, а? Никак не могло сорваться! – убеждённо бубнил молодой.
- Так, а сердце-то у этого святоши выдержало?
- Не могло не выдержать! Доктор Калмыков лучший на всём свете специалист по ядам и лекарствам! Он сам ему снадобья мешал, сердце ему специально укреплял!
- Ладно, будем надеяться, что всё получилось. Исполнители-то не проболтаются?
- Никак не возможно! Химики уже на корабле, актёров вместе с этим Уоттом, что всё придумал да устроил, я сейчас сам к капитану Гулину отвезу. Мечтают они о сладкой жизни в России, так что же их такой радости лишать.
- А Уотт этот, никому не проговорился? Жене?
- Да как его жёнушка бросила, он её и не встречал! А увидел бы, небось, убил бы. Такую интригу против него завертеть. Он же уже готовился ставить свои пьесы в Друри-лейн[4], а его благоверная нашла себе полюбовника, да сделала мужа банкротом, опозорила, поссорила его со всеми друзьями, и теперь ждало его только самое дно Лондона! Так что Уотт верен нам и мечтает начать новую жизнь!
- Ладно, Николаша. Головой отвечаешь!
- Сам знаю! – солидно сказал тот и натянул капюшон пониже.
Утром сэр Чарльз проснулся в собственной кровати. Никаких следов ночного происшествия не было, слуги лишь удивлённо выпучивали глаза, отвечал на странные расспросы хозяина. Весь измученный страшным сном, он пытался понять, было ли правдой ночное виде́ние, или всего лишь некие муки совести смущают его утомлённый политическими интригами ум.
Однако, кое-что всё осталось. Одеваясь, баронет почувствовал боль с правой стороны груди. Лихорадочно соврав нижнюю рубаху, он нашёл причину непонятного неудобства – страшный воспалённый ожог в форме пятипалой ладони.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Базилио! Базилио! Где ты, мальчик мой! – Козимо Морелли[5] шёл между лесов собора Успения Пресвятой Девы Марии и громко радостно кричал.
- Я здесь, мастер! – голос раздался откуда-то сверху.
- Слезай, Базилио, слезай!
Ловкий, как белка, молодой человек быстро спустился к архитектору.
- Здравствуйте, мастер! Какими судьбами у нас в Фермо[6]?
- Смеёшься над старым художником, мерзавец! – захохотал Морелли, — Это всё-таки мой проект! Мне положено проверять ход работ.
- Вам всего-то пятьдесят э-э-э шесть лет, мастер. Вы совсем нестарый! – тепло улыбнулся учителю молодой человек, — Да и были Вы здесь всего-то три недели назад!
- Не придирайся к старику! Лучше скажи, как у нас дела?
- Отлично, почти всё готово! Ещё месяц-другой и работа будет завершена.
- Прекрасно, мы серьёзно опережаем сроки! Архиепископ будет очень доволен.
- Так всё же, мастер, зачем Вы приехали? Вы не осматриваете работы, Вы даже по сторонам толком не глядели. В чём дело?
- Мальчик мой, ты очень проницателен. Я приехал не просто так… При престоле недовольны, что работы в храме истинной веры ведёт схизматик. Извини меня, Базилио…
- Это отец Мауро наябедничал на меня, мастер?
- Важно ли это? Мне пытались запретить работать в Папской области[7]. Лишить меня всего, малыш… Но у меня есть друзья в курии. Сам кардинал Браски[8] говорил со мной, Базилио. Оказывается, что работы Базилио Верни известны даже самому Папе – он, кстати, считает тебя одним из лучших художников среди живых. – с кривой усмешкой архитектор присел на доски, — Оказывается, то, что ты сделал в Равенне[9], даже сам Папа считает истинным чудом…
- Меня знает сам Папа? – и ученик присел на доски рядом с учителем.
- Да, и очень страдает, что ты не желаешь принять истинную веру!
- Учитель…
- Забудь, снова не получилось! В общем, я даже сказал, что ты, возможно, и архитектор лучше, чем я. Только тебе ещё расти и расти, мальчик мой. Кардинал не смог решить вопрос полностью – даже Папа не в силах заткнуть все рты, которые твердят, что еретик украшает храмы…
- Вы меня прогоняете?
- Мне очень-очень жаль, извини. Мальчик мой, я не могу поступить иначе! Но! Я смог найти тебе нового учителя! Кардинал написал несколько писем, и тебя готов принять сам Карло Ванвителли[10]! Поверь мне, он отличный учитель, и у него очень много работы.
- То есть, в Неаполе не будут обращать внимания на мою веру? – грустно прищурился молодой человек.
- Кардинал Сурло готов закрыть на это глаза – семье Браски сложно отказать.
- Мы прощаемся с Вами, учитель?
- Святая Мария! Малыш Базилио! Я не желаю этого и предлагаю такой вариант – давай, мы просто не будем афишировать твоё участие в моих проектах?
- Вы самый хитрый ловкач среди всех архитекторов, мастер! – весело
