Прорвемся, опера! Книга 4 (СИ) - Киров Никита
И он здесь. Решили начать стрельбу, но увидели ментов. Но что, зачем, почему — и кто их сюда отправил? Спрошу-ка я напрямую, он ведь военный, тоже может сказать прямо.
— К Сафронову приехали?
— А ты, никак, с ним? — Мирон усмехнулся.
— Я — со своими и самим собой, — произнёс я. — К Сафронову у меня тоже вопросы имеются, а вот вы — не вовремя приехали. Лучше отсюда уехать.
— А ты, никак, начальник, командовать мною решил?
Он полез в карман и вытащил пистолет. Орлов чуть было не сунулся за своим ПМ, но я сразу увидел, что это китайская пластиковая зажигалка, просто блестящая. Провоцирует, гад, или просто проверяет, Мирон-то тоже себе на уме.
— Знаешь, — я наклонился к нему. — Вы хоть все друг друга замочите — нам же жить легче будет, да и воздух чище станет. Ну, тебя и твоих не имею в виду, потому что тебе в своё время не подсказали, что и как сделать, вот ты в бандиты и пошёл. А вот более младшим повезло, избежали такой судьбы, — я кивнул на Орлова.
Мирон уставился на меня уже без усмешки, более внимательно и серьёзно.
— Но сейчас если что-то будет — мы всё равно остановим, — продолжал я. — Потому что там, в зале, сейчас находятся посторонние люди. И не просто посторонние — а те, кто вам потом ответит. Хоть кто-то выживет да ответит, и не через суды и адвокатов, а серьёзно, как умеют. Сам понимаешь, кто… Или…
Я всё это время смотрел ему в глаза, и теперь заметил, как он дёрнулся.
— Или вас так сюда и направили, чтобы натравить? — догадался я. — А потом — чтобы огребли в ответ? И не в первый раз, кстати. Стареешь, значит, Слава, раз клюнул.
— Да это мы и сами выясним, что к чему и что и как, — сказал Мирон с ухмылкой и отбросил сигаретку. — Ладно, Васильев, до…
— Устрой мне встречу с Артуром, — я произнёс это не думая. — Днём.
Я и действительно об этом не думал, само вырвалось. Но пригодится знать, что предпримет крупный бандит. И более того — Артур ведь мой должник, о чём говорил сам. И пусть бандитам я не верил, но использовать это можно.
— На кладбище тогда, завтра, — через несколько секунд ответил Мирон. — К обеду подтягивайся.
— Куда именно? К чьей могиле?
— Ну, где похороны, туда и иди, — он пожал плечами и развернулся к своей машине. — Каждый день кто-то помирает, вот и хороним.
Через минуту все машины поблизости, даже те, о которых я и не думал, что это бандитские, разъехались. Орлов провожал их внимательным взглядом.
— И что на этой встрече с Артуром будет? — спросил он у меня.
— А чёрт его знает, посмотрим, — я убрал руки в карманы, а то перчатки не взял, холодно. — Пошли, Витёк.
— Да я сам уже дальше со своими поговорю, — Орлов собрался было идти к залу.
— Раз уж здесь, погнали вместе, — я кивнул на вход. — Заодно посмотрю этому гаду в глаза… пойму, что он задумал.
Надо бы это знать, а то в городе стало совсем неспокойно и без всяких маньяков. Бандиты хотят избавиться от опасного врага, но так, чтобы огребал за это другой конкурент. Вот как сейчас. То ли Кросс это раззадорил Артура, то ли Слепой, то ли кто-то из своих. Надо бы это всё узнать.
Мы вошли в зал, где в это время шло собрание. Сафронов, как заправский лидер секты, вербовал себе людей…
Глава 13
Помню случай из той своей жизни. Это было в десятые. Я тогда служил в управлении уголовного розыска в должности замначальника. Работали мы как-то по одной секте — тихая такая, без плакатов и митингов, но с душком. Возникла она ещё в конце лихих девяностых, в одном посёлке в нашем районе. С виду — православная община. Молятся, постятся, свечки ставят. Только вот канон у них был… свой. Не церковный, не священный — самодельный. Так сказать, православие в авторской редакции.
По факту же верили они не в Бога, а в выдумки своего «отца» — главаря, патлатого мужчину с бородкой и глазами, в которых светилась не вера, а жадность и азарт шулера. Он придумывал правила на ходу, ловко мешая язычество с христианством, приправляя всё это своей больной фантазией и вырезками из забытых книжонок.
Жили они в лесу, общиной, как в древние времена. Имена себе брали замысловатые — Велемиры, Светозары, Ярилины какие-то. От паспортов отказывались, ели корешки, грибы, спали в шалашах, постились неделями. А пока они истово «очищались от мирской скверны», их квартиры, машины, счета и иное имущество — по тем самым паспортам, от которых они якобы отказались — аккуратно переписывались на имя их «отца».
Он звался Олегом — просто отец Олег. Мол, не старец, а почти бессмертный провидец. Говорил, что так долго живёт, что лично советовал в делах государственных царю Александру… и не Третьему, а Первому. Фантазии у него хватало. В лесу этом, между прочим, он почти не бывал — комары, знаете ли, да и матрац сырой. Жил он в центре города, в шикарной квартире с лепниной и итальянской мебелью. На собрания ездил редко — только если обряд какой, или очередную «избранную» взять под крыло, вроде как, по особо торжественным случаям. Последователям же рассказывал, что уединяется в дубраве и там медитирует, а беспокоить его в эти дни — грех великий.
Женщин он любил, особенно молодых. Совсем молодых. С двумя такими и попался — мы его и взяли. В момент просветления, так сказать.
Заявление на него написал бывший участник секты, который едва сумел отбиться от недавних сотоварищей-богомольцев. После ареста выяснилось, что отец Олег — никакой не древний старец, а хитроумный армейский прапорщик в прошлом, который ещё в 91-м году знатно проворовался и сменил род деятельности, думая, что его никто не узнает и не найдёт. Подвизался, так сказать, на ниве божьей.
И мы всё понять не могли, как люди верили этому толстому бородатому мужику, который и двух слов без мата и ста грамм связать не мог, а даром красноречия мог потягаться разве что с нашим водителем дядей Гришей. Но почему-то последователи ему слепо верили. Что-то было в его взгляде такое, что не работало на нас, а вот остальные на это клевали.
Да и психологом он всё-таки был грамотным, вернее, понимал некоторые вещи на интуиции, и даже несмотря на своё косноязычие, он мог сказать то, что человек хотел услышать. Как там психологи говорят? На триггерные точки давил.
А ещё прапорщик постоянно назначал кого-то в секте врагом, и все сообща принимались этого человека травить, отвлекаясь от других проблем. Общий враг объединял, сплачивал. Правда, в качестве побочного эффекта было два случая доведения до самоубийства и заявление того самого сбежавшего от них человека, которого вообще угрожали убить. Поэтому дело и возбудили, а мы стали копать.
Сафронов на первый взгляд — человек другого толка, хотя тоже специфичной внешности, а вот речь поставлена, и сам он умный и хитрый. Но было у них что-то общее во взгляде, поэтому мне сразу отец Олег и вспомнился. Тоже любит роскошную жизнь, но платить за неё должны, естественно, другие.
Охраны у Сафронова нет, почти все его старые сторонники в СИЗО чалятся, но людей сегодня в зале всё равно много. Освободившееся пространство в центре заставлено скамейками, где и сидело три десятка парней, в основном, за двадцать, но были и малолетки. Сам Сафронов стоял на ринге, оперевшись на канаты, и смотрел на своих зрителей, словно питон Каа гипнотизировал бандерлогов. Говорил вкрадчиво, доверительным тоном, а голос эхом отражался от стен.
— Вот так это всё и работает, — обращался он к собравшимся, поглядывая на нас, — как я и говорил. У них много инструментов, как избавиться от неугодного. Кого-то арестовывают их цепные псы, кого-то — прессуют и избивают, а когда неугодных становится слишком много, и всех запугать не выходит — отправляют на войну, на убой, вот как вас. Всё для того, чтобы ослабить нашу кровь и нашу нацию, чтобы молодёжь полегла, и так они делают каждые лет двадцать пять. Циклично, как жатву. В Хасавюрте уже был спектакль: повоевали, угробили, замирились. А теперь те, против кого вы там воевали, сидят в кабинетах, жмут руки телевизионщикам и отправляют к вам своих шестёрок. Чтобы закончить начатое. И веселятся. Вот, как его отправили! — Сафронов показал рукой на Витьку.
