Русский маятник - Андрей Владимирович Булычев
– Григорий Антипович, а фамилия Бестужев вам, как правителю канцелярии, ничего не говорит? – поинтересовался у Малышева Алексей. – Он вроде тоже в заводском правлении когда-то был. Сын его со мной вместе служил, во вторую турецкую погиб, прямо на руках моих умер.
– Да как же не говорит?! – вскинулся тот. – Очень даже говорит! Он как раз в казённой приёмке самым старшим инспектором был. Только вот как про гибель сына стало известно, так затужил, захворал сердешный, а потом и помер. А супружница его ещё раньше преставилась, задолго до этого, как раз когда чумное поветрие по стране прокатилось и когда Пугачёвский бунт был.
– Жалко. – Алексей вздохнул. – Думал, коли живой – навещу.
– Да-а, жалко, хороший был человек, а уж как пел он красиво. – Малышев покачал головой. – Бывалоча, управляющий Семён Никифорович соберёт всё первое общество на большой праздник, ну посидим, как положено, все, выпьем хорошо, закусим, а уж потом давай песни петь. Вот Бестужев-то и был у нас самый главный запевала. Сейчас-то уж такого нет, сейчас как-то всё по-другому. Редко когда вместе соберёмся.
– Строг новый управляющий? – поинтересовался Егоров.
– Егор Михайлович-то? – переспросил Малышев. – Ну да-а, строг. А что, сам из рода грузинских князей, особо не поговорит, всё больше указывает да бранится. Поня-ятно, самой государыней на Тулу поставлен, не шутки, да и чин у него высокий, аж целый коллежский советник и даже крест Владимирский на груди есть. – Он покосился на россыпь орденов у Егорова. – С вами, конечно, не сравнится, Алексей Петрович, но князь – он и есть князь.
– Завтра встретиться с ним нужно, – проговорил задумчиво Алексей. – Хотел бы попросить его о помощи в строительстве завода. Бумага-то, высочайше заверенная, у меня есть, в ней прописано, чтобы помощь оказывали и не препятствовали. Но ведь и его можно будет понять, если осерчает. Всё-таки и у него есть задание, сколько и какого оружия поставить в казну, и к какому сроку, а тут приехал какой-то генерал со стороны и людей от него сманивает.
– Да-а, Илларионович уже рассказывал нам про это всё, – признался Малышев. – Весьма непростое дело у вас, Алексей Петрович. Тут лучше бы вам к князю с особым вниманием и с интересом подойти. Подружиться бы, поговорить по душам, тогда и правда гораздо легче было бы вам по своему делу всё решать.
– И как это правильней сделать? – поинтересовался Алексей.
– Да есть одна слабость у нашего управляющего, – почесав бородку, проговорил задумчиво Григорий Антипович. – Лошадей он любит просто страсть как. Бывалочи купит, тут накатается, а потом в имение своё, как натешится, отправляет. Причём не только ведь верховых жалует, но и упряжных. В день, бывает, по три раза меняет их в карете. Ох и жадный же он до лошадей!
– Хм, только если своих ему подарить? – пожав плечами, заметил Егоров. – Так у нас вроде как самые обычные, неплохие, конечно, но не особо видные.
– А тут даже не в этом дело. – Малышев хитро посмотрел на него. – Кони-то у вас, может, и самые простые, упряжные, зато из гвардейского полка они, из самой что ни на есть столицы, можно сказать, перед самой императрицей на манёврах и парадах проходили. Думаете, не заинтересовали бы они такого любителя, как наш управляющий? Ещё как бы заинтересовали, а уж тем более если бы их целая четвёрка была, для полной упряжки. Чтобы показать, похвалиться ей можно было. «Гвардейская упряжка», согласитесь, сильно звучит?
– Ещё как звучит, – ухмыльнувшись, не стал перечить Алексей. – Семён! – подозвал он младшего Вьюгова. – Семён, к тебе дело архиважное есть. Я смотрю, ты молодец, на хмельное не налегаешь, значит, голова ясная. Нужно выбрать четырёх лучших лошадей из наших упряжных и привести их в полный порядок за эту ночь, выкупать, вычистить до блеска, гривы им расчесать, в общем, чтобы как у капитана Воронцова на императорском смотре они были. Поясни Ивану Макаровичу и Никите, что это моя огромная личная просьба, для особого дела, и проконтролируй всё сам.
– Понял, ваше превосходительство, – произнёс тот. – Я ещё наших дворовых к этому привлеку и с улицы пару-тройку знакомцев попрошу помочь. Не откажут.
– Ну давай, Семён, у Макарыча там дорожные деньги есть, вот из них, если что, серебро возьмите, может, подкупить чего надо или людям за помощь заплатить.
– Понял, разберёмся, ваше превосходительство. Вы не волнуйтесь, утром и не узнаете этих упряжных.
Действительно, утром коней было не узнать.
– Хоть на парад верховыми к Воронцову в эскадрон ставь, – покачав головой, проговорил Гусев. – Не жалко таких отдавать?
– Для дела не жалко. – Егоров махнул рукой. – Макарович! – крикнул он сновавшим у коней егерям. – Иван Макарович, вы их отдельно за каретой гоните, пусть они немного пробегутся, погорячатся.
Двое суток отдыха в Туле пролетели, и ранним утром третьих егеря прощались с гостеприимными хозяевами.
– Спасибо вам, Иван Илларионович, спасибо, Арина Матвеевна, – благодарил старших Вьюговых Егоров. – За хлеб-соль, за тепло душевное, приняли нас как родных.
– Спасибо вам, Алексей Петрович, уважили. – Хозяин поклонился. – Нам ведь это только за радость. Приезжайте ещё, или ежели ваши люди по делам в Тулу приедут, то пусть у нас на постой встают. Небось, с тем заводом, что у себя задумали, придётся вам или вашим людям сюда поездить. По оружейникам, как и обещал, попробую поговорить с людьми, глядишь, и захочет кто из них к вам в поместье переселиться. И по деревянному маслу для покрытия ружейных лож, везите его больше того, о чём с князем Назаровым сговорились. Я по частным заводчикам бочек десять ещё точно смогу его пристроить, а там, глядишь, ежели понравится, они и больше потом закажут.
– Ваше превосходительство, я тоже завтра в Санкт-Петербург, с вашего позволения, выезжаю, – заявил поручик. – Скучно уже мне тут, погостил, ваше задание выполнил, пора и честь знать, там в полку столько дел незавершённых осталось.
– Ну, смотри сам, Семён, коли решил, значит, езжай, – одобрил генерал. – На месте будешь, спроси у Александра Павловича, для вас много чего должны были по морю завезти из недостающего. Обоз с полковой артиллерией из-под Варшавы скоро придёт, тоже всё подремонтировать и обиходить в нём нужно.
Откуда-то издалека доносился стук и лязганье железа, бил заводской колокол, призывая людей на работу. В воздухе пахло гарью от работы множества кузниц, и несло чем-то кислым. По ещё тёмной улице, пропуская три конные повозки и отходя к обочинам, тянулись одетые в грязное толпы мужиков, баб и даже ребятишек. Город оружейников – Тула начинал новый трудовой день.
Глава 2. Ближе к дому всегда ноги быстрее несут
– Можно было бы, Серёг, чуть южнее проехать, минуя Калугу, да обязательно надо в квартирующийся в ней Ингерманландский полк заскочить, – проговорил Алексей, глядя на проносившийся мимо сельский пейзаж. – И время жалко, сам видишь, сеют уже вовсю в полях, а мы всё никак не доедем.
– Ну, ты же ненадолго в Калугу? – уточнил Гусев. – Чего уж там, не страшно один день потерять, всё равно уже совсем скоро дома будем. Представляешь, как наши обрадуются? Я-то хоть перед Польским походом успел погостить, а ты ведь ещё с тех пор, как мы из Николаева в столицу шли, там не был.
– Три года уже почти, – вздохнув, проговорил Алексей. – Лёшка, небось, по дому вовсю бегает, болтает, а отца так и не видел ни разу.
В конце восемнадцатого века Калуга была уже многолюдным губернским городом с сотнями больших и малых производств, с каменной мостовой в центре и красивыми храмами. Был даже в ней свой драматический театр. Любоваться на местные достопримечательности у Алексея времени не было, и, заехав с восточного тракта, три повозки покатились вдоль Оки к месту квартирования Ингерманландского полка. Ряд длинных серых, однотипных зданий, протяжённый плац с шагавшими на нём солдатскими шеренгами – всё указывало на то, что егеря попали именно туда, куда им и было нужно.
– Ваше превосходительство, поручик Круглов! –
