Аналитик (СИ) - Семин Никита
Вот у кого никакой настороженности не возникло. Как и вопросов.
— Ты что же это, Авель, сам решение за весь президиум решил принять? — спросил Калинин у Енукидзе.
— Да как можно, Михаил Иванович? — возмутился вопросу мужчина.
— Тогда нечего и думать. Работа есть? Есть. Ты ее видел? Смысл ее выносить на рассмотрение президиума есть?
— Да.
— И товарищ Огнев к тому же уже работал над этой темой. И поправки в эти законы нужны. Вот пускай он и приносит их на рассмотрение президиума, и там представит, а после уже коллективно и решим — принять их или нет.
Только это окончательно успокоило Енукидзе, а в меня вселило надежду, что этот мой проект все же будет одобрен. А главное — без прямого участия Сталина!
На такой оптимистичной ноте я и покинул Авеля Сафроновича. Тот пообещал позвонить и сказать, когда мне необходимо будет приехать для представления и защиты своей работы.
После разговора с Енукидзе в институт я решил не ехать — делать мне там сейчас нечего. Поэтому отправился на стройку. Надо же посмотреть, что успели остальные парни и девушки из нашего кооператива, пока меня не было.
Первый этаж уже был возведен, и большинство наших кооператоров успело приноровиться к укладке кирпичей. И теперь сдерживало темп строительства только дневная занятость большинства людей, да готовность материала. Но к середине следующего месяца стены по идее мы закончим возводить. Там останется с крышей разобраться, да потом уже начать прокладывать внутренние коммуникации — трубы, да электрику.
Вернувшись домой, я обрадовал этой новостью Люду и родителей.
— Если все удачно сложится, — улыбаясь, сказал я, — следующий новый год уже в новом доме можно будет встретить.
Мама на это только слегка грустно улыбнулась, но отказываться или возражать не стала. Отец одобрительно покивал, а Настя непосредственно спросила — может ли она тогда занять мою комнату, когда мы съедем. Тут уж даже мама рассмеялась.
— Тебе палец в рот не клади, по локоть откусишь, — отсмеявшись, заметил батя.
На этом обсуждение скорых перемен закончилось. Я хотел отдохнуть и выспаться. Мне еще завтра перед политбюро выступать. Кто же знал, что разговор там пойдет не только про мой доклад?
Глава 18
Конец июня — начало июля 1932 года
Пока иду в Кремль, напряжение уходит, уступая место уверенному оптимизму. Мой доклад о развитии транспортной инфраструктуры аккуратно сложен в папке, и мысли о нем подбадривают. Хотя и есть некая опаска, как бы не повторилась ситуация, как с дипломом. Там я тоже был уверен, однако нашлись недоброжелатели. Но все же отметаю плохие мысли в сторону. Я знаю, что моя работа важна и уверен, что смогу убедить членов политбюро в необходимости предложенных мер. Единственное что меня смущает, так это то, что на повестке стоит не только моя работа. Доклад Анны также вызывает интерес у товарища Сталина. Но ладно, посмотрим, как дело повернется.
В Кремле, как всегда, царит особая атмосфера сосредоточенной деловитости и в то же время неторопливости от осознания собственной важности и власти. Где будет проходит заседание я лишь догадываюсь, поэтому снова иду к Агапенко. Вот уж кто точно в курсе о месте его проведения.
Сергей Леонидович поприветствовал меня с легкой улыбкой и проводил к уже знакомой двери. Понятно, видимо теперь всегда здесь буду выступать. Можно в следующий раз и не беспокоить человека.
Входя в зал заседаний, на меня накатывает прилив адреналина. Так часто случается, когда предстоит ответственное дело и не только у меня. Чтобы собраться, я стараюсь оценить настроение окружающих. Товарищ Андреев выглядит воодушевленным, словно ждет чего-то великого. Надеюсь, не разочарую его. Калинин, с выражением интереса на лице, рассматривает бумаги. Каганович и Орджоникидзе настроены дружелюбно, что создает позитивный фон. Но я остро ощущаю холодок взгляда Ворошилова, который смотрит на меня с открытой недоброжелательностью — словно я враг народа. Товарищ Сталин, сидя между ними, наблюдает за ситуацией со своеобразным спокойствием.
Понятно. От Ворошилова после предыдущего собрания иного ждать и не следовало. Ну и ладно. Главное, что остальные вроде настроены благожелательно. Выдохнув, я готов начать свой доклад, но только открываю рот, как именно Ворошилов прерывает меня.
— Товарищи, ко мне поступила информация, что гражданин Огнев работает против интересов нашей страны, — произносит он.
Его голос звучит над залом, вызывая бурю эмоций. Словно молния, его заявление пронзает воздух. Ошеломление переходит в тихое потрясение, как будто вся команда вдруг замерла. И скорее всего такая реакция не только из-за заявления, но и той уверенности, с которой его сделал Климент Ефремович.
Все взгляды устремлены на меня. Товарищ Сталин, не торопясь, смотрит на Ворошилова, ожидая пояснений.
— Почему вы так решили, товарищ Ворошилов? — ненавязчиво спрашивает он, но его вопрос звучит как приговор.
Я же стою, пораженный. В голове вертятся мысли: какое преступление я мог совершить перед Климентом Ефремовичем? Почему он решился на такое серьезное обвинение? Я не понимаю, на чем оно основано. Моё сердце забилось учащенно. Неужели история все же повторяется? Так же, как и с дипломом? Вот только Сталин — не мой декан. С его подозрительностью не факт, что меня вообще здесь хоть кто-то будет защищать, кроме меня самого. Ворошилов же тем временем продолжил.
— Все вы помните прошлое наше заседание, на котором выступал гражданин Огнев, — Климент Ефремович похоже принципиально решил топить за то, что я больше здесь никому не «товарищ».
Это напрягало, а его слова о прошлом заседании заставили растормошить память и сделать неприятный вывод. Климент Ефремович закусил удила тогда и единственная, за кого он мог зацепиться — Анна. Не зря она про свою родню молчит. А вот я — лопух. Надо было не стесняться, а раньше ее на откровенный разговор вывести! Хотя бы сейчас понимал, откуда мне «прилетит». Нет, понятно уже, что из-за Белопольской, но что именно у нее не так? Кто-то из родни в тех лагерях сидит? А я-то думал, наоборот — что у нее родня на каком высоком посту. Но даже если так, то пока что массово за это родственников не сажают.
«Ну да, не сажают, зато и на высокие должности не берут» тут же одернул я себя. После чего пришлось сосредоточиться на словах Ворошилова, чтобы ничего не пропустить.
Получив согласие от других членов политбюро, председатель реввоенсовета продолжил.
— Тогда он хотел начать реабилитацию врагов нашего народа, — снова огорошил всех присутствующих Ворошилов. — И начать он планировал с послабления им режима отбывания наказания. Мы все естественно это пресекли, но вот откуда у него вообще такие идеи взялись? Ведь раньше ничего подобного гражданин Огнев не заявлял. Как мне доложили, эту мысль ему подбросила некая Анна Белопольская. Тогда она была взята гражданином Огневым на должность аналитика, и сразу же развила бурную деятельность. В частности — та самая идея о послаблении режима заключенным принадлежит ей.
— Но при чем здесь тогда Сергей? — не выдержал Андреев.
— А при том, что он сам должен был приструнить свою подчиненную. А еще лучше — сделать полную проверку ее прошлого! Вывести на откровенный разговор. Обратиться к товарищам из ОГПУ. Тем более, что охраной института занимается ведомство товарища Менжинского и сообщить о странностях Белопольской он мог даже никуда не ходя!
— Проверку сотрудников, которых я нанимал, проводило ОГПУ, — решил я вмешаться в этот обвинительный спич. — И ни на кого мне не указали, как на скрытого врага народа.
Ворошилов метнул на меня уничижительный взгляд и сделал вид, что я ничего не говорил, продолжив гнуть свою линию.
— Мало того, что он потакает этой гражданке, так еще и сделал ее своей заместительницей! Есть подозрение, что у гражданина Огнева с гражданкой Белопольской отношения вышли далеко за рамки обычных рабочих. И еще одно — Сергей Огнев принес на наше рассмотрение два доклада, вместо одного. И один из них написан именно той самой Анной Белопольской, чье предложение о смягчении режима заключения в лагерях мы уже решительно отвергли. А самое главное — принес он эти доклады только тогда, когда гражданка Белопольская написала свой, хотя до этого Сергей Огнев уже подготовил работу по заданной теме. По моему мнению, тут все очевидно — гражданка Белопольская — скрытый внутренний враг. К тому же выяснилось, что ее отец — член РОВС, а дед сидит как раз в одном из наших лагерей. Да и сама она из дворянского рода. Гражданин Огнев же полностью ей во всем потакает и следствию необходимо выявить — насколько он вовлечен во вредительскую деятельность гражданки Белопольской, но у меня нет сомнений, что теперь, несмотря на былые заслуги, гражданин Огнев работает во вред нашей стране!
