Небо за нас (СИ) - Оченков Иван Валерьевич
— Вперед! — скомандовал раздосадованный этими событиями мичман и выбежал вперед, слыша, как за ним бухают по замерзшей земле сапоги его подчиненных. Их порыв поддержали огнем зашедшие во фланг неприятелю стрелки во главе с унтером.
Уцелевшие артиллеристы и без того испуганные взрывом даже не подумали сопротивляться и просто подняли руки. Их командир попробовал было схватиться за шпагу, но после контузии никак не мог нащупать ее эфес, а получив удар прикладом в живот, упал на грязный от порохового дыма снег и успокоился. Охранявшие батарею «Королевские горцы» так же не стали искушать судьбу и подняли руки, из-за чего «зловредная» батарея оказалась захвачена, практически без потерь со стороны атакующих. Правда, одно из трех новейших пушек с овально-винтовальной сверловкой оказалось уничтожено, но зато оставалось два других. А за это, как ни крути, полагается орден Святого Георгия!
— Ваше благородие! — внезапно обратился к мичману унтер, показывая на развернувшуюся перед ними картину сражения. — Гляньте, как давят наших. Вот бы их поддержать?
— Да я разве против, — развел руками офицер. — Да только чем?
— Так вот пушки-то! — хитро улыбнулся подчиненный.
— А ты с ними разве управишься?
— Тю! Англичане тогда на что?
— Разорвет еще, — поежился, припомнив последствия недавнего взрыва Тимирязев.
— А зачем нам с ними близко стоять? Найдется кому запал дернуть, — предложил Нечипоренко, отправляясь к испуганным пленникам.
И хотя ни он с командиром, ни кто другой в их роте не знали ни слова по-английски, хитрый уроженец Полтавы сумел-таки объяснить английским морякам, что от них требуется и для верности показал свой бебут. Этот аргумент оказался решающим, и вскоре захваченная батарея открыла огонь по английским же войскам.
Вскоре после Балаклавского сражения мичман Тимирязев был представлен не только к кресту, но и производству в следующий чин, а я лично подарил ему золотые часы с дарственной надписью. Нечипоренко же получил еще один знак отличие военного ордена, произведен в старшие унтер-офицеры, а после войны получил от казны небольшой участок земли под Севастополем, на котором построил дом.
В отличие от двух старших братьев, великий князь Михаил не получил перед сражением никакого отдельного отряда, оставшись в распоряжении начальника Севастопольского гарнизона. Не желая остаться праздным, он отправился на укрепления, объехав один за другим IV, V и VI бастионы, интересуясь при этом главным образом тем, что происходило на вражеской стороне. Так что, когда Канробер оценил в полной мере грозящую его союзникам опасность и приказал послать им помощь, это не осталось незамеченным.
— Прикажите немедленно открыть огонь по противнику, — велел коменданту Михаил. — И пошлите ординарцев к соседям, чтобы сделали то же самое. После чего вызовите пехоту. Пусть пройдут так, чтобы их заметили. И самое главное, пусть непрерывно грохочут барабаны!
— Ваше императорское высочество собирается атаковать неприятеля? — ужаснулся сопровождавший его обычно флегматичный адмирал Панфилов, — Но ведь у нас для этого совершенно нет сил!
— Это мне известно, — сухо отозвался продолжавший разглядывать позиции противника великий князь. После чего резко повернувшись пояснил. — А вот французы об этом не ведают, так пусть ждут!
Затеянная Михаилом демонстрация имела большой успех. Перепугавшийся возможного нападения Канробер вернул уже построенные колонны в свой лагерь. Где они напрасно ожидали казавшегося им неминуемым нападения, в итоге, так и не вступив в бой, и не оказав Раглану никакой помощи.
Впрочем, совсем без подмоги англичане не остались. Прикрывающий от возможного обхода правый фланг союзников Обсервационный корпус Боске недолго стоял без дела. Опираясь на устроенную на Семякиных высотах линию редутов, французы могли не опасаться фронтального удара. Убедившись, что в бой вступили только части IV корпуса Липранди, не подозревавший о скором падении Балаклавы французский генерал решился нанести по атакующему противнику фланговый удар.
Правда, для этого нужно было сначала собрать свои изрядно подмерзшие войска и заручиться поддержкой Сулейман-паши, чтобы его аскеры заняли на время оборону в сооруженных французами для себя номерных редутах, что оказалось совсем не просто. Хорошо знавшие о том, какие повреждения нанес ураган лагерям англичан и французов, турки вовсе не стремились покидать свои палатки. И двинулись на смену французам лишь после того, как разгневанный османский военачальник пригрозил неторопливым подчиненным расстрелом.
Между тем, положение британской армии становилось все хуже. Каждый новый удар противника заставлял их откатываться назад, а чтобы фронт не посыпался окончательно, постоянно вводить в бой резервы, подтягивая к месту сражения всех, кого можно. Из-за чего, вскоре на линии от кряжа Сапун-горы и до самых Балаклавских высот у войск королевы Виктории оставались только остатки вышедшей из боя с большими потерями кавалерии, и 2-я бригада Хайлендеров из состава дивизии герцога Кембриджского.
Формально у командующего этим соединением генерал-майора Колин-Кэмпбелла имелось под началом три полка с громкими наименованиями: 42-й Королевских Хайлендеров, 79-й Собственных Её Величества Хайлендеров и 93-й Аргайлских горцев. Но из-за того, что в составе каждого из них был всего лишь один батальон, общее количество штыков в бригаде не превышало 1900.
Оставалось надеяться лишь на отлично укрепленные позиции, прикрытые стоявшими на высотах батареями, да нарезные ружья не раз доказавшие свое превосходство над гладкостволом русских. Тем не менее, обстановка продолжала складываться явно не в пользу британцев.
Было уже около 11 часов утра, когда перед британскими позициями появились сначала несколько казачьих сотен Уральского полка, за которыми следовал авангард 12-й русской дивизии генерала Мартинау, состоявший из приданного ему 2-го пластунского батальона полковника Головинского и нескольких охотничьих команд разных полков.
Имея под рукой весьма ограниченные силы, генерал Колин-Кэмпбелл был вынужден растянуть своих горцев по всей линии обороны, и пока силы наступающих были относительно невелики, это работало. Заметившие готовых к отражению солдат противника казаки тут же осадили своих коней и принялись носиться перед ними и выкрикивать оскорбления, держась, впрочем, на безопасном расстоянии.
Не знавшие русского языка шотландцы хранили презрительное молчание, время от времени, постреливая в сторону русских, не давая им приблизиться. Однако вскоре, к их линии обороны вышли главные силы Мартинау сопровождаемые, по меньшей мере, тремя артиллерийскими батареями. Как бы хорошо ни было вооружены хайлендеры, выстоять при таком соотношении сил они не могли. Казалось еще несколько минут, и противник прорвется, но тут в дело вмешались подошедшие наконец-то к месту сражения полки Боске.
Вынужденные разворачиваться на ходу и вступать в бой по очереди, французы все же сумели ликвидировать попытку прорыва и немного оттеснить русских назад. А когда к месту боя подошла 1-я бригада Эспинасса из дивизии Винуа, то враг перешел в наступление, угрожая всему русскому флангу. На острие атаки оказались зуавы из 1-го полка и батальон Иностранного Легиона, которые, не считаясь с потерями напирали на Одесский полк 12-й дивизии. Маятник качнулся в обратную сторону, и над глубоко вклинившимся во вражеские боевые порядки дивизией Мортинау нависла тень разгрома.
К несчастью для союзников, никто из них включая Боске, Раглана или Канробера даже не подозревал, что в это же самое время в Балаклавскую бухту уже ворвались наши пароходофрегаты, одним ударом лишив их главной базы снабжения и большей части имевшихся на данный момент запасов!
Однако на этом неприятности англичан и французов не ограничились. Вскоре проделавшие дерзкий рейд морские пехотинцы из бригады Лихачева прорвались к батареям британской осадной артиллерии, разом заставив замолчать большую их часть, после чего даже самым заядлым оптимистом стало ясно, что в тылу творится что-то неладное.
