Солдат и пес 2 (СИ) - Советский Всеволод
— Да если честно… — усмехнулся, — услыхал, как твой начальничек горланит. Заинтересовался. А потом твой голос услышал.
Она иронически вздохнула:
— Да уж, это он умеет… Слушай! Раз уж пришел, и время есть, не подождешь меня? Я в столовую, принесу этому оглоеду чаю горячего. А к тебе дело есть небольшое.
— Лады!
— Ты только следи, чтобы дежурному по части на глаза не попасть. Оно тебе надо?
— Совсем не надо.
— Вот и я так думаю. Смотри, отсюда все хорошо видно. Если заметишь Демина, вот так за гараж шмыгнешь, а там тропинка есть к вашим вольерам…
— Знаю.
— Тогда подождешь?
— Конечно.
— Я быстро! — и она улыбнулась.
Вот что она умела — двигаться с какой-то волшебной, по-хорошему ведьмачьей быстротой. Я глазом не успел моргнуть — а она уже на полпути к столовой…
Сумерки надвигались. Свежело. Из лаборатории меж тем донеслось сперва тонкое стеклянное звяканье, а потом фырканье и кряхтенье. Старший прапорщик, видать, догонялся, и к моменту, когда появилась Ангелина с фаянсовым заварочным чайником, из-за двери слышался уже неустойчивый храп.
— Все спокойно? — спросила лаборант.
— Более чем.
— То есть?
— То есть спит, похоже.
— Вон как! Ну так это и к лучшему. Заходи.
Зашли. Начальник лаборатории почивал сном младенца прямо за лабораторным столом. Переместить его куда-нибудь никакой возможности не было, поэтому Ангелина лишь пристроила его поудобнее.
— Ну, кажется… пойдет.
И, выпрямившись, взглянула мне прямо в глаза.
Странно. Мне в общем-то несложно прочесть мысль, выраженную во взгляде… Но в данном случае я не сумел ее разгадать.
Глава 17
— Слушай, — сказала она, отводя глаза. — Я хотела с тобой поговорить…
— Конечно, — ответил я вежливо. — Слушаю.
Ситуация, что и говорить, деликатная. Не сомневаюсь, что сплетни о романе рядового и вдовы подполковника разнеслись если не на весь город, то на всю нашу часть точно. Включая, разумеется, гражданских служащих
Я, впрочем, предвидел наш разговор с Ангелиной и к нему подготовился. Правда, поехал он в такую сторону, какой я не ожидал.
— Да… — девушка оглянулась. Климовских, похоже, обрел временную «экологическую нишу», полулежа за столом. Похрапывание его стало ровным, мирным.
— Я хотела сказать, — повторила Ангелина, — понимаешь…
Как-то она увязла в этих повторах, и мне это, признаться, поднадоело.
— Ангелина, — я едва удержался от того, чтобы поморщиться, — ты не решаешься что-то произнести?.. Да не тяни, скажи! Неужто не пойму⁈
За время этого краткого монолога я успел подготовить себя ко всему, включая словесный выстрел: «я беременна». Однако прозвучало иное.
— Да, — согласилась она. — Ну, словом…
Она все-таки еще малость словесно поелозила, прежде чем раскрыть суть. Суть оказалась такова.
Жизнь лаборантки на протяжении долгих… ну ладно, пусть не долгих, пусть нескольких лет тянулась в зоне мужской засухи. Да, набегали тучи-облака в лице прапорщика Климовских, норовившего схватить то за жопу, то еще за какое-нибудь нежное женское местечко. Без этого не обошлось, но Ангелина быстро отвадила ветхого ловеласа обещанием плеснуть в рожу кислотой или еще каким химикатом. Помогло. Трухнул, отстал. Да и других мужиков Ангелина отшивала, считая, что она им не по Сеньке шапка…
— Ну… — здесь она криво усмехнулась, — одна моя знакомая язвила — мол, ты, Гелька, можно сказать, заново целкой стала. Редкий, мол, случай.
И вдруг эта засуха сменилась ливнем. Сперва в моем лице. А потом…
— То есть, позавчера, — уточнила она, — вдруг он является. Как снег на голову.
Он — понятно, отец ее ребенка. Тот самый, что десять лет назад рванул в Ленинград делать карьеру в мегаполисе. И вдруг вернулся. Без карьеры, без денег… Да можно сказать, что без ничего. И сам-то, если правду говорить, как какой-то шелудивый пес, постаревший не на десять лет, а на все двадцать, со взглядом одновременно отчаянным и ожесточенным.
У Ангелины сложилось устойчивое впечатление, что он отсидел. Может, не на настоящей зоне, а на так называемой «химии» — это когда лиц, совершивших мелкие преступления, направляли на принудительную отработку в народное хозяйство, в основном на тяжелые и вредные производства… Вот и бывший залихватский ухажер, местный кандибобер, судя по всему, в Питере влип в некую нехорошую историю. О которой он ни слова, ни полслова, равно как и вообще о всех своих странствиях по белу свету. Ангелина, впрочем, и не особо спрашивала. Нет, интересовалась, конечно, но он ушел в упорное отрицалово: «так… суетился, гонял из пустого в порожнее… мудрость приходит с годами…» А она настаивать с расспросами не стала.
Правда, так и подмывало сказать: бывает, мол и так, что годы приходят одни, без мудрости. Но Ангелина все-таки сдержалась. Видно было, что мужик отхватил от жизни по самую маковку. И сыпать соль на раны как-то негуманно. Правда, она категорически запретила ему лезть к сыну со всякими сантиментами, слезами и соплями… Да хоть бы и без них. Совсем никак. Нет тебя, и нет. И на хер ты ему не нужен. Пока, по крайней мере.
— Хм, — произнес я, присаживаясь. — А ты вообще сыну как про отца объясняла? Раньше.
К этому времени мы перебрались в «жилую» комнату, где не так давно у нас и случилось внезапное обретение друг друга.
Ангелина тоже присела. Пожала плечами:
— Да как? Так и сказала. Врать не стала. Сказала: был, да сплыл. Где его черти носят, не знаю. Может, и объявится когда. Но вообще Пашка-то у меня парень умный. Взрослый не по годам. Мне иногда странно даже. А иной раз и страшновато станет. Вроде ребенок ведь! А по-житейски взрослый мужик. Что с ним станет⁈ В кого он может превратиться?.. Ребенок ведь ребенком должен быть, а он…
— Ну, всякое бывает, — успокоил я. — Вырастет рассудительным, взвешенным таким. Это нормально.
Она одновременно и пожала плечами и развела руками.
— Не знаю. Не знаю. Дай Бог.
Ну и, короче говоря, облезлому пришельцу напрочь было запрещено приближаться к сыну. Он покорно согласился, правда, заныл на тему: а можно, дескать, хоть издали взглянуть… По уму-то, конечно, и тут надо было наложить жесткий запрет, и Ангелина это прекрасно понимала. Потому что, если разрешишь, чуть позже обязательно начнутся поползновения поближе… Впрочем, она понимала и то, что рано ли, поздно ли — этого не избежать. Надо готовиться к трудным дням.
— Погоди-ка, — бесцеремонно перебил я. — А где же он живет⁈
Выяснилось — живет в родительском частном доме, доставшемся по наследству. Родители умерли, мать давно, отец недавно. Старшая сестра и младший брат разъехались, жизнь у них устроилась. Так что дом отошел незадачливому блудному сыну. Успел обветшать, но жить можно.
— А работать он где собрался?
Вот оно мне надо — это знать?.. Как-то само собой вышло. От общения со спецслужбистами научился я такой въедливости.
Но Ангелине это было даже на руку. Насколько я понял, просто хотелось поговорить. Выговориться. Я оказался самым подходящим кандидатом.
Внезапно я узнал, что потасканный странник — одноклассник Марины Горшениной. И были они тут одного поля ягода, богема районного масштаба.
— А кто он по профессии?.. — чекист во мне рос не по дням, а по часам.
Собеседница же от такого простого вопроса вдруг затруднилась.
— Да ведь… и не скажу толком, — вздохнула она. — В самом деле, из пустого в порожнее гонял, правду о себе сказал. Но с Маринкой они прямо не разлей вода были… ну или нет, так все-таки не скажешь. А что одна компания, так это точно. Кстати, я ее здесь увидела, не знаешь, чего она вдруг приперлась?
Я скуповато объяснил — дескать, краем уха слышал, что у нас планируется организация концерта для личного состава. В порядке культурной программы.
— А-а… — протянула Ангелина, — ну да, это как раз ее по ее части. Они с Сашкой-то на этой почве и столковались… Да, он в таких делах толк знал. Все и разговоры у него были о «битлах», да о «роллингах»… Я и про Дали, кстати, от него узнала. До того знать не знала, что есть такой.
