Благословенный. Книга 6 (СИ) - Коллингвуд Виктор
Полковник оказался невысоким, немного сутулым, рано начавшим лысеть воякой с крючковатым носом и суровым, обветренным на плац-парадах лицом. Светлые глаза его глядели весело и бодро; чем-то он внешне даже немного напомнил мне тестя, Александра Васильевича.
Без лишних слов я изложил ему свои планы и предложил в них участвовать, причём — на самом высоком уровне: в качестве главнокомандующего будущей объединённый северо-германской армией.
Такими перспективами полковник, конечно, был здорово впечатлён; однако же у него имелись свои возражения:
— Ваше Величество, но я принимал присягу прусскому государству и фамилии Гогенцоллернов. Как я могу теперь перейти на сторону Вашего Величества? — первым же делом спросил он, откровенно и честно глядя мне в глаза.
— Полковник, подумайте сами: Пруссия разгромлена и больше не существует, ее бывший король с семейством, оставив престол, бежал за границу. Я бы сказал, что вы явочным образом освобождены от своей присяги!
— Король был вынужден покориться обстоятельствам, но в душе он не сломлен и готов продолжать борьбу! — возразил Йорк.
— Король может быть сколь угодно не сломлен в душе, но есть объективные обстоятельства, которые говорят о том, что он уже утратил все полномочия и престол. Как говорят, «короля играет свита». Кто он такой без армии, без страны? Преобладание реальной властью над нацией делает его той фигурой, за которую люди готовы сражаться и умирать. Король — это символ нации. Вы согласны со мной? Так вот: на сегодняшний день Германия такого символа не имеет, место вакантно. Произошло это, поверьте мне, не случайно — всему виной некомпетентность и легкомыслие берлинских правителей. Нация должна выдвинуть новых представителей, сплотиться вокруг них; и если такие достойные люди как вы, откажутся от своей исторической роли, их место займут менее щепетильные, а возможно, что и бесчестные персоны.
Но Йорк остался непоколебим.
— Простите меня великодушно, Ваше Величество, но пока я не готов взять на себя роль общегерманского мессии! Для меня слова присяги — не пустой звук! — заявил он, всё так же глядя на меня своими честными светло-серыми кошубскими глазами.
«Ну и отправляйся тогда в своё поместье, лопать ворон!» — в раздражении подумал я, понимая, что этот раунд, увы, остался не за мною. Мы еще немного поговорили на разыне отвлечённые темы и расстались.
На следующий день прибыл барон фон Штерн. Он был представлен мне вместе с остальными правителями прусских провинций, пока остающимися на своих местах. Внешность барона оказалась весьма примечательна: уже издали бросался в глаза его выдающийся длинный нос, явно выдававший в нём принадлежность не к германской, а какой-то другой нации.
С ним разговор пошёл много легче.
— Барон, вы не находите, что существование на землях бывшей Пруссии крепостного права является настоящим национальным позором? — начал я заходя сразу с козырей. — Даже у нас, в России, этот вопрос решён совершенно однозначно. Почему бы вам не принять деятельное участие в усовершенствовании ваших национальных порядков?
— Не могу не согласиться с вами, Ваше Величество! — учтиво поклонившись, отвечал барон. — Надеюсь под вашим просвещённым взором этот вопрос будет решён в германских землях бесповоротно!
«Ага — подумал я — этот не заикается ни о какой Пруссии, говорит, на новый манер, про 'германские земли». Хороший знак!
— Поверьте, это тот путь, который проходят все цивилизованные народы — и Англия, и Франция в том числе. Однако, обратите внимание, вслед за крестьянским освобождением рано или поздно следует и изменение политического состояния народа! И в Англии, и во Франции — самых передовых странах мира — изгоняли и казнили своих монархов, забывших долг и обернувших свой меч против собственных подданных. Но этот печальный жребий может миновать Германию, если сейчас принять правильные решения.
— Что вы имеете в виду, Ваше Величество? — спросил барон с неподдельным интересом в голосе.
— Политические преобразования! Чтобы сказали вы, если вместо того зоопарка княжеств, маркграфств и курфюрств, что мы наблюдаем сейчас в несчастной Германии, возникнет единое государство, такое, как Франция или Россия? Конечно же, вам в это трудно поверить; но ничего невозможного здесь нет!
И я рассказал ему про идею с конгрессом.
Барон очень увлёкся этой затеей. После ряда встреч мы договорились с ним об общих принципах действий. Штерн вступил в Учредительный комитет конгресса и активно занялся его организацией как на территории Вестфалии, так и в соседних землях.
Совсем не так сложился разговор с Гарденбергом. С ним мы встретились буквально в день моего отъезда в Саксонию, и разговор между нами сложился очень напряжённый.
Карл Август фон Гарденберг оказался высоким, прямым как штык господином с густыми, рано поседевшими волосами и ясным взором больших тёмно-голубых глаз. Вежливо выслушав мои доводы, он на несколько минут задумался, а затем скептическим тоном произнес:
— Ваше Величество! Я не могу не отдать должное размаху и благородству ваших замыслов, но не имею права скрывать своих сомнений. Я достаточно долго пожил на свете чтобы понимать — и великодушие и справедливость не всегда находит отклик в сердцах людей. Последним и решающим аргументах в руках властителей, увы, всегда остаётся сила; и, несмотря на всё просвещение нашего века, по сю пору это самый прочный фундамент для всякого государственного строительства. Любое здание, построенное на иных основаниях, будет обречено быть однажды опрокинутым и разорённым! Искренне боюсь, что на этом пути Ваше Величество ожидают лишь потери и разочарования!
— Ну, как вы, наверное, могли заметить, уважаемый герр Гарденберг, некоторая сила за мной всё-таки стоит! — тотчас же возразил ему я. — Кроме того, вы совершенно учитывайте силы идей! Проникнув в народную толщу, она способна решительно перевернуть всё с ног на голову. Посмотрите, что произошло во Франции! Вы думаете, в Германии такое невозможно? Отнюдь! Я уверяю вас, что это не только возможно, но и неизбежно! Это закон истории: 150 лет назад народные волнения охватили Англию, и с тех пор она неузнаваемо изменилась, причём — в лучшую сторону. Теперь революция затронула Францию, и весь мир застыл в изумлении, наблюдая грандиозные преобразования в этой стране. Рано или поздно этот процесс затронет и Германию; а если вспомнить о грандиозной мощи вашей страны, сейчас спящей, но готовой пробудиться, то нетрудно понять — Европа может такого просто не пережить! Поверьте, будет лучше, если необходимое преобразования будут выполнены «сверху», нежели чем когда слепая народная ярость произведёт их «снизу»!
Сначала мне казалось, что мои аргументы произвели некоторое впечатление; однако, немного подумав, мой собеседник отрицательно покачал головой.
— Увы, Ваше Величество, но поверить в благие намерения иностранцев — это выше моих сил! Уверен, что вы, Держав столь блестящую победу над самым сильным государством северной Германии, подвергнете теперь наши национальные границы самому строгому и безжалостному пересмотру! Боюсь, что в этом я не могу быть помощником Вашего Величества!
— Совсем нет! Для меня важны не границы Германии… и даже не границы России. Я бы хотел создать мир, основанный на международном праве, а не на голом соотношении сил, как это происходит сейчас. Мир, в котором все были бы спокойны за свои границы, разногласия разрешались бы международным арбитражем и плебисцитами заинтересованных граждан. Мир, где исчезнут войны, а сила перестанет быть самым главным и последним аргументом. Конечно, я понимаю, что многих целей мне, возможно, достичь не удастся. Я альтруист, но не идиот! Но, на мой взгляд, любой человек обладающий теми возможностями какими сейчас располагаю я, просто обязан попытаться сделать этот мир хоть чуточку лучше. Я предлагаю вам принять в этом участие и обещаю, что вне зависимости от достигнутых нами результатов ваше имя войдёт в историю!
— Премного благодарен Вашему Величеству — сухо отвечал на мой выспренный спич Карл Август фон Гарденберг. — Но я не могу присягнуть вашим идеям: мною уже принесена присяга королю Пруссии Вильгельму и его династии.
