Запах денег (СИ) - Ромов Дмитрий

Он раскинулся в кресле и отрубился сразу, как уселся. Голова свесилась на бок, левая рука повисла плетью, и все, кто проходят мимо, обязательно задевают руку, словно это средневековая реликвия, прикосновение к которой приносит удачу и счастье. Правда, сам обладатель и единовластный хозяин этой реликвии выглядит не слишком счастливым.

Мы приземляемся ранним утром. Погода, по словам командира корабля, хорошая, минус двенадцать градусов. Здравствуй, зимушка-зима…

Куренкова встречают у трапа. Чёрная «Волга» с кучей блестящих антенн, серьёзный водитель в штатском, ждущий, когда открыть дверь… Я догоняю Романа, когда он уже подходит к машине.

— Роман Александрович, подождите, пожалуйста.

Он оборачивается и смотрит на меня пустым тяжёлым взглядом, словно силится узнать. Глаза воспалённые, губы пересохшие, ондатровая шапка сдвинута на ухо. Набрался он хорошо, конечно, и четыре часа сна на высоте одиннадцать тысяч метров не слишком помогли. Похоже, у него страшно болит голова и ему очень хочется пить. Ну, потерпи, дорогой товарищ, скоро будешь дома.

— Брагин, — с трудом говорит он надтреснувшим голосом и пытается прокашляться, прочистить горло. — Чего тебе?

— Хочу договориться о встрече с вами.

— Зачем?

— Поговорить надо.

— Поговорить, — неприязненно повторяет он, и я понимаю, что вот в этом состоянии поговорить для него худшая из возможных пыток. — Давай после. Позвони… О чём говорить-то?

— Да есть вопросик один.

— Так ты к Радько обратись. Он за меня теперь.

— Нет, мне с вами надо. Не его уровень.

Роман хмыкает, машет рукой и идёт к машине. А вот нас машина ждёт не на лётном поле, а на парковке. Поэтому вместе с остальными пассажирами мы идём, продуваемые ветром, по заснеженному лётному полю. Дует, не по-детски, под ногами змеится мелкий снежок, и тёплые со сна пассажиры кутаются в пальто и шубы.

Это не Геленджик, детка. Людская колбаса растягивается и, когда её голова добирается до здания аэропорта, начинает втягиваться в его внутренности.

Багаж долго не выдают и, я начинаю злиться, что приходится ждать. Но наконец, мы получаем чемоданы, выходим в зал прилётов и встречаемся с… Пашкой Кругловым.

— Павлик! — радостно обнимаю его я. — Вот так сюрприз! Ты когда вернулся?

— Пару дней назад.

— Ну, и как самочувствие?

— Отличное! — смеётся он. — Теперь уже, как новенький. Ну что, пойдёмте, машина ждёт. С наступающим, кстати. На вечер будут планы?

— Не знаю пока, надеюсь, нет.

Мы едем домой. У Наташки после прошлого раза, когда пришлось ночевать у нас, теперь всегда с собой ключи. Да и Гена на этот раз предупреждён, мы успели позвонить родителям ещё из Анапы.

Мои собирались тихо-мирно сидеть вдвоём дома, но я их планы перевернул с ног на голову за день до Нового года. Впрочем праздничный паёк от тёти Любы они получили заранее, это у нас отлажено и работает, как часики. В любую погоду. Так что хвататься за голову и придумывать, чем бы гостей накормить не нужно. Вообще-то, хоть все свои, но народу наберётся человек семь-восемь, я думаю.

Правда теперь маме придётся весь день торчать на кухне. Ну, хотя бы она будет не одна, а с Наташкой. А вот мне придётся побегать, если друзья-партнёры будут доступны, конечно. Вообще-то, сегодня рабочий день, но в коллективах ясно же какая обстановка, камбэй с самого утра и Дед Мороз, красный нос после обеда.

— Но днём вы мне понадобитесь, — говорю я ребятам. — Так что сейчас поспите, а часиков в десять приезжайте. Игорёк, если хочешь, можешь взять выходной, а Паша Толика дёрнет.

— Не-не, — отказывается Игорь. — Я в порядке. Справимся и без Толяна сегодня.

Зелёный «еразик» стоит на месте, из трубы идёт дымок. Жив курилка. Заглядываю внутрь. Служба идёт. У парней ёлочка наряжена, термос с чаем, бутерброды. Здорово, орлы! Проверив караульную службу, иду провожать Наташку.

Кажется, не так давно я здесь был в последний раз, но чувство такое, как если бы целая вечность прошла, и будто я вернулся сюда из далёкого будущего, успев в нём напрочь забыть и запах, и ощущения настоящей жизни. Эх, если бы можно было навсегда остаться в счастливом настоящем…

Гена выскакивает в прихожую в армейских тёмно-синих трусах и растянутой майке.

— Это вы что ли? — щурится он спросонья. — Чё так рано? Привет, доча… Ну давайте… Заходите…

Он обнимает Наташку, прижимает её голову, чмокает в макушку, а меня легонько хлопает по шее.

— Ну, приехали, значит… Так это… Сейчас чаёк организуем.

— Дядя Гена, вы тут с Натальей сами давайте. Я к своим пойду, а потом увидимся, попозже. На Новый год к нам приходите.

Я иду домой. Поднимаюсь по лестнице и подхожу к двери. Радж слышит. Он не лает, но я очень хорошо его представляю, словно вижу сквозь дверь. Топчется на месте, пыхтит, обнюхивает, царапает в нетерпении дерматин, молотит хвостом, выговаривает, воу-оу-оу и, наконец, разражается лаем, устраивая переполох.

Открываю дверь и оказываюсь дома. Пёс с ума сходит. Ну, иди, иди сюда, разбойник. Соскучился? Я тоже. Ну, ну, да, да. Он прыгает на меня требуя немедленной ласки, объяснений и обещаний на будущее. Ладно-ладно, что-нибудь придумаем, не переживай.

Выбегают родители. Встречи всегда радостны. Мы обнимаемся, улыбаемся, говорим какие-то глупости. Мама бежит на кухню, гремит кастрюльками и тарелками.

— Ну, сынок, как дела? — спрашивает отец. — Ты совсем, смотрю, решил в Москве обосноваться?

Я осматриваюсь. Ничего не изменилось, всё как обычно. Ёлка стоит, так же, как и год назад, не наряженная только, мандаринами пахнет. Такое чувство, будто я второй раз вхожу в одну реку…

— Не знаю пока, пап. Пробиваем с нашей бывшей первым секретарём горкома проект Скачковский. Если выгорит, буду в Москве больше бывать.

— Ещё больше? — усмехается отец. — То есть, это с фабрикой не связано?

— Да, ещё больше, и фабрика тут не при чём, ты прав.

— Ну, ты даёшь. А институт?

— Пойду второго числа. Нужно же сдать там что-то, экзамены какие-то.

Отец смеётся, смотрит на меня, любуется плодом своих былых стараний.

— Хорошо, — говорит, — что у меня таких студентов нет, я бы им рассказал, как учиться надо.

Садимся «пить чай». В моей тарелке оказываются котлеты и жареная картошка. Рядом солёные помидоры и белые грузди. И, несмотря на то, что я вроде и есть-то не хотел, я набрасываюсь на еду.

Шашлык хорошо, и люля хорошо, а домашние мамины котлетки, да солёные груздочки со сметанкой… м-м-м… лучше. Генетический код заставляет кайфовать по полной. Ну и, как результат, вместо горькой кофейной бодрости я чувствую сытую и удовлетворённую усталость, расслабленность и непреодолимое желание вздремнуть минут шестьсот.

Но голыми руками меня не возьмёшь. Вместо постели я иду в ванную, встаю под контрастные горячие и холодные струи душа, умываюсь, обтираюсь и выхожу навстречу последнему дню года.

Часы показывают почти восемь. Ладно, ложиться смысла нет, да и не дадут, похоже поспать. Раздаётся звонок и мама подходит к телефону.

— Егорка, — говорит она, — прижимая трубку к груди, чтобы на том конце не было слышно. — Это тебя. Не успел приехать, уже звонят.

— Кто?

— Чурбанов какой-то, если я правильно расслышала.

Я беру трубку.

— Здрасте, Юрий Михайлович. Вы чего не спите в четыре утра?

— Это у тебя утра, — усмехается он, — а у меня вечера. Так, ты почему улетел, не заехал?

— Так мы же договорились, что до Нового года…

— Это раньше было, до вашего возвращения.

Коньяк, по голосу чувствую. Наш, «французский», сто процентов.

— Ты когда теперь возвращаешься? — спрашивает он.

— Я же вот, как раз, только что вернулся.

— Нет, в Москву.

— Мне экзамены надо сдать в институте, — говорю я. — Пару дней-то это займёт, не меньше. Я ж вообще весь семестр в альма-матер не появлялся.

— Это ничего, это мы поможем. Леонид Ильич про тебя спрашивал.