Барочные жемчужины Новороссии (СИ) - Greko
Следом потянулись остальные. Сперва унтер-офицеры и боцманы, потом — матросы, чьи фамилии выкрикивал вахтенный, занося их в специальную книгу.
— Что вам наливают, братишка? — спросил я матроса, вытиравшего на ходу усы после того, как «причастился».
— Полынную! — ответил довольный моряк. — А бывает и анисовую!
Покончив с водкой, матросы дружно устремились на артиллерийскую палубу. Там уже расстелили между пушек парусину и расставили тарелки — одну на несколько матросов. Пришла пора флотского обеда — щей, мелко накрошенного отварного мяса, которое подавали отдельно, и каши на третью перемену.
О меню нижних чинов мне и Эдмонду любезно поведал какой-то обер-офицер, когда закончился послеобеденный отдых матросов и работа снова закипела.
— Смотри! Похоже, подходим к порту Ялты!
Да уж! Не предупреди меня Спенсер, не узнал бы. Знакомая дуга бухты, но ни пристаней, ни знаменитого променада, ни взбирающихся по горным кручам особняков и гостиниц. Лишь одинокий недостроенный каменный мол, порядка 30 каменных двухэтажных домиков, церковь на горе с пятью сверкающими новыми куполами необычной шестигранной формы и стая рыбацких лодок, вокруг стоящих на рейде кораблей. Вот и вся Ялта! Не город — городок[2].
Грустную панораму заслонил пороховой дым — корвет приветствовали с берега и с моря. Под ногами дрогнула палуба: «Ифигения» выдала ответный салют.
— Я для тебя все разузнал, Коста, — поведал мне Спенсер, стоило отгреметь пушкам. — В Ялте есть приличная гостиница. «La citta di Odessa». По общему мнению, она устроена со всеми удобствами. Заправляет ей бывший лучший бас Одесской оперы — Бертолуччи. Увы, sic transit gloria mundi[3]. Я намерен остановиться в Марсанде. Русские на редкость гостеприимны. И обещают мне замолвить словечко перед наместником. Наше участие в круизе к берегам Кавказа — почти решенное дело. Отправимся, как только прибудет пароход «Петр Великий». Возможно, даже завтра.
— В отеле нет нужды. У нас есть письма к местным грекам. Надеюсь, Марию и Яниса оставить у них если не навсегда, то хотя бы на месяц.
— Дело твое. Идем готовиться к посадке на катера.
Ну, здравствуй, ЮБК!
[1] Общество «братья-свиньи», «Freres-сochons» — своего рода закрытый дворянский клуб в Петербурге, наподобие современных свингерских. Раскрыто Виттем и разогнано. «Братья-свиньи», все исключительно французы, были высланы из России, а «сестры-свиньи» возвращены мужьям.
[2] Ялта получила статус уездного города лишь в следующем, 1837-м, году во время пребывания в ней императора Николая I.
[3] Так проходит слава мира.
Глава 13
Шкара и какавья
Пришлось ждать еще минут сорок, прежде чем очередь дошла до нас. Строго говоря, мы были одними из последних, что неудивительно. Слишком высок был статус прибывших. Все это время стояли чуть в сторонке.
Никто из нас не проявлял нетерпения. Смысл? Сестра права, когда говорила, что, если столько терпели, что ж не потерпеть еще чуть-чуть, зная, что вот-вот все закончится. Мария, вопреки ожиданиям, на город не смотрела. Была занята Янисом. Он все-таки тяжело перенес плавание в тесном закутке. Но не ныл. Прижался к маме, наблюдал за отплывающими от корабля лодками.
Я же, наоборот, смотрел на Ялту с улыбкой, словно на внука, сравнивая его с сыном. В данном случае все было наоборот, но чувства были похожими. Пока Ялта ничем впечатляющим и значительным похвастать не могла. Эти домики, словно стая птичек, спорхнувших с небес, чтобы присесть у воды в тени большой горной гряды. Ничего выдающегося. За исключением незнакомого мне храма на большой скале справа. Потратил время на воспоминания. Был готов побиться об заклад на все имевшиеся у меня деньги, что в мое время этого храма не было. Точно не было! Эту характерную прямоугольную колокольню с большим и маленькими куполами наверху невозможно ни с чем спутать. Разрушили, наверное. Или во время борьбы с Богом при Советской власти, или во время войны. Стал сравнивать дальше. И только воображение могло мне подсказать, что, например, вон там, чуть левее от меня, встанет потом гостиница «Ореанда»… А вон там за набережной протянется улица Пушкина.
«Эх, мне бы сейчас фотоаппарат! — наверное, впервые за время своего попаданства во мне заговорило тщеславие путешественника во времени. — Ведь, наверняка, нет ни одного снимка Ялты этих годов. Если и появятся, то лет, наверное, через тридцать-сорок. И рисовать толком не умею. Да и не толком — тоже. Так бы все это зарисовал. Потом где-нибудь оставил на хранение потомкам!»
Здесь я сказал сам себе «тпру!». Не нужно, как говорят те, кому по недомыслию достанется этот рай, и кто превратит его в сортир в мое время, уподобляться тому дурню, который думками богатеет.
…Наконец, дошла очередь и до нас. Матросы работали споро. Быстро нас рассадили, быстро домчали до берега. Вот и земля под ногами, приятная твердь.
Микри была права. Первый же местный, к которому я обратился с вопросом про Эльбиду Кириакос, ткнул в цепочку из восьми домов, стоявших двумя линиями возле моря. Следуя движению его руки и короткому пояснению, стало понятно, что дом Эльбиды находится на второй линии, ровно посередине. Ошибиться было еще невозможно потому, что только перед этим домом росло большое дерево белой туты. Местный особо это подчеркнул. Поблагодарили. Я взял Яниса на руки. Зашагали.
И все, вроде, складывалось пока удачно. И даже тута перед домом (никогда не понимал и не принимал склонность большинства называть туту — шелковицей) сейчас мне казалась хорошим знаком, указывавшем на будущую удачу. Просто потому, что и во дворе моего дома в Тбилиси росла именно такая же тута. Белая. Но покоя не давал вид Марии. Мне казалось, что она сейчас должна вертеть головой во все стороны, рассматривая место, в котором ей придется дальше жить, примериваться к этому месту. Но сестра шла вся в своих мыслях. «Что с ней? — я недоумевал. — Неужели и здесь ей уже не по нраву⁈»
Сестра почувствовала мой взгляд. Посмотрела. Улыбнулась, слава Богу.
— Как тебе? — я не удержался.
— Мне нравится! — она не кривила душой.
— Просто ты…
— Устала, брат, не обращай внимания, — успокоила меня сестра. — Здесь мне и Янису будет хорошо, поверь.
— Ну, рано, наверное, так говорить. Еще надо устроиться. Найти дом… Или построить.
— Я знаю, что потребуется время. Мы потерпим. Но здесь почти так же, как и у нас дома. Разве нет?
«Если бы я знал, как было у нас дома!»
— Да, почти.
— Ну, вот. Тут тихо и спокойно. Море! Воздух! Тебе нравится, сынок?
— Да, мама! — и Янис сейчас не лукавил.
Я успокоился, хотя был уверен, что сестра чего-то не договаривает и что-то её все-таки мучает. «Ладно! — решил про себя. — Придет время, скажет».
Подошли к дому. Хороший, каменный, крепкий, в два этажа. Двор немалый, хоть и загромождён повозкой. Сбоку — небольшой деревянный сарай, из которого сейчас доносилось «ципа-ципа-ципа» и куриный клекот.
— Хозяева! — позвал я.
Одновременно появилось два человека. Из дома вышел мужчина в офицерском мундире без эполет. Из сарая — женщина вся в черном. Традиционный наряд греческой вдовы на всю оставшуюся жизнь.
Я невольно сразу вспомнил одну из своих теть. Когда ей не было еще и пятидесяти, она потеряла старшего сына, моего двоюродного брата Георгия. Случилось это еще до моего рождения. Тетя сразу после смерти сына облачилась в черное. И до конца жизни я её в другом наряде не видел. Более того, я до её смерти не знал даже её настоящего имени. Я знал её как тетя Хара, что в переводе с турецкого означало «Черная». Так тетю стали звать все после смерти Георгия. А на самом деле у неё было чудесное и светлое имя — Ангелина.
В руке вдова держала два свежеснесенных яичка, которые на фоне сплошного черного одеяния Эльбиды (а сомнений не было, что это она и есть) сверкали совершенной белизной.
— Здравствуйте! — я поздоровался. — Вы Эльбида Кириакос?
