Шайтан Иван 2 (СИ) - Тен Эдуард
Меня не захлестнула ярость, кровь не ударила в голову. Наоборот холодная волна смыла все чувства и мысли. Я подошел к пленным.
— Кто резал? — смотрю каждому в глаза по очереди. Кто-то опускает или отводит взгляд, четверо смотрят зло, дерзко. Самый смелый встал.
— Я резал, хорошо русский резать, как баран — и он деланно рассмеялся.
— Кто ещё — Савва переводил.
Поднялись двое.
— Пусть он тоже встанет — указал я на четвертого храбреца.
— Развяжите их и дайте им шашки.
— Петр Алексеевич, не стоит — пытался вразумить меня Андрей.
— Выполнять — сказал сквозь зубы и смотрю на Савву и Эркена. Савва принес четыре шашки, а Эркен развязал пленным руки. Они стояли и разминали кисти, сосредоточенные и собранные. Поняли, что получили шанс сразиться и может быть остаться в живых. Бойцы образовали круг метров двадцать. Когда они размялись, Савва бросил перед каждым шашку. Пленные были готовы. Я снял все лишнее, достал шпагу и кинжал. Встал перед ними и произнес.
— Бисмиляи рахмони рахим и с криком «Аллах Акбар» стремительно сблизился с противниками. Дальнейшая последовательность моих действие не отложилась в моей памяти. Очнулся от того, что предо мной, в метрах трех стоял Савва и кричал.
— Очнись, командир, все уже, да очнись ты.
Я стоял среди порубленных, изрезанных тел от которых парило. Все со страхом смотрели на меня. Особенно пленные.
Подошел к ним.
— Савва, переводи. Когда идет война, люди умирают. Но если я узнаю, что кто-то оскверняет тела моих воинов, я найду его и вырежу всю семью, все селение. Запомнили. Хорунжий отпусти их, дай три лошади и бурки. Выполнять.
Сел возле костра, в душе пустота и холод. Не замечаю ни чего. Мне приходилось терять своих друзей, сослуживцев. Порой их смерть была страшной и мучительной. Но все равно, каждый раз, это отзывается острой болью и оставляет рубцы на сердце. К этому невозможно привыкнуть.
Рядом присели Савва и Эркен.
— Не кори себя, командир. Видно парни бились отчаянно и не мало положили горцев. Вот те и озверели. Мы нашли два ружья и пистолет среди трофеев. Одно помеченное, Федьки Дубкова. Всяко может случиться, служба у нас такая. — Вздохнул Савва.
— Вашбродь, так что сотнику передать? — спросил подошедший младший урядник Лоскутов. Наверно видел, как я тут лютовал, вот и робеет.
— Скажи, пусть снимается, ушли горцы, кто остался.
Он ускакал в сопровождении двух казаков. Приехал Егор Лукич и деятельно принялся руководить всем. Просидел часа два, потом сбросил апатию и перестал грузиться негативом. Встал, принял рапорты хорунжих, осмотрел и отправил раненых на базу. Подозвал старшину.
— Егор Лукич, ты по решай на счет погибших, чтобы все по людские было. Скажешь, пусть хоронят всех сразу, в одно время. Почетный караул будет, потом объясню.
Итог боя был впечатляющий. Сто шестьдесят два убитых, раненых, пленных нет. Семнадцать лошадей. Все трофеи вывезены.
Глава 10
Савва проявил себя как толковый оперативник. После моей схватки, он допросил двоих пленных. Они под впечатлением увиденного без запирательств рассказали всё, что знали. Набег возглавлял Исмоил, уроженец селения Агель. Лет восемь назад, его изгнали за буйный нрав и какое-то темное дело связанное с девушкой. В прошлом году он вернулся и заявил, что является доверенным лицом Абдулах –амина, стал призывать сельчан к борьбе с неверными. Исмоил объявил поход на наши селения, уверяя, что мы не ждем нападения и захватить нас будет легко. Многие отозвались на призыв и он собрал больше четырехсот всадников. Когда они двигались к нам, разведчики обнаружили два секрета и хотели захватить их, но они отказались сдаться и оказали упорное сопротивление. Захват обошелся больше двух десятков убитых, точное количество он не знает. Разъяренный потерями Исмоил изрубил тела погибших и отрезал головы. Им оказался тот горец, который грозился резать русских. Пленные потрясенные расправой над Исмоилом поклялись ни когда больше не выступать против шайтана Ивана и они даже в мыслях не держали, глумиться над телами врагов.
Мысль о том, что я свершил правосудие не много успокоила меня. Зато Егор Лукич, узнав о моей схватке и увидев её результат, вечером на совещании в штабе не выдержал и высказал все, что думает обо мне.
— Ты, что творишь, командир. Погибли казаки, горе для родных, но то, житейское дело, служба у нас такая. Ты то куда башку свою суешь, ты ж сотник, голова всему, что вокруг. Убьют тебя и развалиться всё, не будет сотни. Останется только название. Мы ж как дети малые супротив тебе. Что для тебя просто, для нас тьма тараканья. Будем тыкаться, как кутята слепые — старшина покраснел от волнения, не зная какие ещё доводы привести, чтобы убедить меня в моей бестолковости.
— Прав, Егор, Петр Алексеевич, пропадет сотня без тебя. — Вздохнул Анисим.
— Ну чего ты сам лезешь, сказал бойцам, они и без тебя бы нарубили этих абреков. Хорунжие и Савва молчали. И так было видно, что они полностью согласны со старшиной.
— Командир, а зачем ты кричал «Аллах Акбар» и еще что-то? — неожиданно спросил Андрей.
— С толку, чтобы сбить — устало ответил я.
— Эт как? — поинтересовался Трофим.
— Чего ждут горцы, когда русские идут в атаку или нападают. Ура или по матери прохаживаются. А тут Акбар, не понятно, а всё не понятное сбивает с толка. Два, три мгновения выигрываешь, но в общей атаке делать подобное не советую, свои убью, сгоряча. — Понятно задумчиво протянул Андрей.
— Насчет похорон, команда десять человек, в парадке, во время спуска гроба три залпа холостыми. Хорунжий, отдельный формуляр и приказ о внесении всех четверых в списки личного состава сотни, на все времена, пока существует сотня.
На похороны приехал полковой священник отпевать погибших и Есаул Дорожный. Своей церкви в станице не было. Церемония похорон прошла по-новому. Почетный десяток произвел три залпа. Семьям погибших выделили двадцать рублей серебром, вспоможение от сотни, по одному коню. Краткий помин провели на базе. Зашел к Фролу Дубкову, отцу Федора, вручил оружие его младшему брату и рассказал, как погиб его сын. Федор был единственный из Романовки.
— Значится не зря погиб Федька, настрелял не одного горца.
— Больше двух десятков побили бойцы, геройски сражались, в плен отказались сдаться. Сказали «пластуны в плен не сдаются.» — Решил я поддержать семью Федора.
После ухода сотника и Егора Лукича, Фрол хотел забрать оружие у Гришки, младшего сына, мал ещё. Но Гришка вцепился в ружье.
— Не отдам батя, мне дадено. Федор говорил, что когда придет срок в реестр писаться, попросит сотника меня в пластуны взять.
— А чем тебе в казаках не глянется? — удивился Фрол.
— Я, батя, только в пластуны пойду. Помните, как, Прохор Щеглов, постоянно Федьку цеплял и измывался над ним. Так вот, когда Федя отслужил в сотне полгода и пришел на посиделки у Варьки, Прохор хотел по старой памяти Федьку по загривку шлепнуть. Федька поймал его за руку и как вдарит ему в под дых, потом скрутил его так, что Прохор шевельнуться не мог. Федька заставил его просить прощения. Так что, батя, только в пластуны.
Фрол не стал забирать оружие у сына, вдруг остро осознав, что Федьки больше нет. Потекли слезы, он сидел не вытирая глаз и беззвучно плакал.
Через день, вся сотня и станица знали, «пластуны в плен не сдаются». Есаул Дорожный спросил.
— Правда, что так сказали?
— Правда, Василий Иванович, пленный рассказал. Бойцы столько побили горцев, что живыми их не оставили бы.
— А, где пленные?
— Отпустил я пятерых, что бы рассказали своим, чем набег закончился. Пусть лишний раз подумают, прежде того, как на нас идти.
— Сто шестьдесят горцев побили, — задумчиво проговорил есаул.
— Не верится?
— От чего же, сам видел, за мертвяками не приезжали?
— Нет, ждем еще день и повезем на дальний овраг в лесу, там и закопаем. И так старшина ругается, что все зверье приманим.
