Военкор (СИ) - Дорин Михаил
Репортёрша застыла, прижимая к груди блокнот, будто от него зависела жизнь.
— Там! — выкрикнул палестинский мальчик без руки на арабском и указал на бетонную нишу между домами.
Его мама помогла репортёрше встать и начала уводить её в подвал. Репортёрша Элис явно не понимая, что происходит, последовала за ребёнком и его мамой. В следующую секунду рядом, раздался третий взрыв.
— Это ещё не всё, — бросил Хадиф, прикрывая голову руками. — Они будут работать волнами. Дальше будет хуже.
Началась настоящая бомбардировка.
Глава 11
Самолёты ВВС Израиля продолжали пикировать, сбрасывая бомбы на лагерь беженцев. Как в столь плотной застройке отличить жилой дом от штаба группировки Организации Освобождения Палестины, мне непонятно.
Очередной взрыв произошёл совсем рядом. Сила была такая, что стены на входе в укрытие задрожали. Но авиация работу не прекращала.
— Ещё один, — крикнул мне Хадиф, потянув вниз в подвал, но я уже отошёл от «стартового натиска».
Как-то машинально вскинул камеру и начал снимать. В объектив хорошо попал, пролетавший следом за Ф-15 израильский «Мираж» — истребитель-бомбардировщик «Кфир». Его очень быстро можно определить по треугольному крылу.
— Ещё двое, — показал мне Хадиф.
Люди либо падали на землю, закрывая головы руками. Либо бросались в узкие переулки и метались, не зная, куда деться. К сожалению, к подобному невозможно подготовиться.
Хадиф продолжал меня тянуть в укрытие, но я вырвался. Камеру убрал в сторону, обнаружив, что есть сейчас вещи важнее репортажа.
— Подожди, людям помощь нужна, — громко сказал я, указывая на людей, пытающихся преодолеть страх и добраться до укрытия.
Возле стены одного из домов, сидела старуха, обхватив колени руками. Она тщетно пыталась подняться, но ноги её не слушались. Руки пожилой женщины дрожали.
Дальше сидеть я не мог.
— Лёша! — крикнул мне вслед Хадиф, когда я бежал к старушке.
Поднял её под руки, помог встать на ноги.
Ещё два «Кфира» зашли на цель. Да настолько низко, что казалось стоит протянуть руку и достанешь до фюзеляжа.
— Держитесь! — выпалил я по-арабски. — Я хочу вам помочь и отвести вас в укрытие!
Она всхлипывала, но слушалась. Пока я помогал старухе подняться, мимо пронеслась молодая женщина с выпученными глазами и с ребёнком на руках. Девочка лет трёх была без сознания, волосы свисали вниз, словно у куклы. Рядом, цепляясь за подол матери, со всех ног бежал мальчик лет пяти в коротких штанах и с порванной майкой. Босыми ногами он наступал на острые осколки.
— Мама, мама, мама… — сбивчиво повторял он.
Малец остановился прямо посреди улицы. Такая толпа его просто затопчет, если его не забрать.
Я чувствовал, как старуха дрожит у меня под рукой. Оцепенев, она принялась молиться, призывая небеса остановить весь этот кошмар.
Потянув за собой старушку, я подбежал к мальчику и поднял на руки. До укрытия остаются несколько десятков метров.
Новый взрыв ударил в сотне метров от нас. Земля вздрогнула, как от землетрясения, и дом в полусотне метров впереди, в который пришёлся удар, словно сложился вовнутрь. Он не рухнул сразу, а начал медленно проседать. Плиты с глухим стоном поехали вниз, одна за другой. Стены и балки рухнули.
От грохота снова заложило уши. Я пытался держать открытым рот, но выходило дрянно.
Пыль поднялась стеной, затягивая всё вокруг в кокон. Люди исчезли в нём, как в тумане. Из клуба пыли слышались вопли и крики о помощи.
Палестинцы совершенно беспомощны перед натиском Израиля. Всё это напоминало избиение мирных, беззащитных граждан. Не хочется говорить громких слов, вроде геноцида, но признаки есть.
Я увидел открытую дверь подвала, куда один за другим прыгали люди. У входа стоял Хадиф и энергично махал рукой, призывая палестинцев прятаться.
— Сюда! Все сюда! В укрытие! — кричал Хадиф, придерживая створку двери.
— Пойдёмте, — пришлось приложить усилие, чтобы двигать старушку к укрытию.
Она наверняка пережила не одну бомбардировку, но привыкнуть к тому никто не мог. И сейчас она вряд ли понимала, что происходит.
Мальчик продолжал плакать, смотря в сторону разрушенного дома.
— Давай его мне, — подбежал Хадиф и забрал мальчика.
Несколько секунд спустя я дотащил женщину до входа в подвал. Хадиф к этому моменту вернулся, и уже вместе мы буквально втолкнули бабушку внутрь.
Я огляделся напоследок, и только убедившись, что помощь больше никому не нужна, забежал в подвал, едва не споткнувшись на лестнице.
— Берегись! — услышал я чей-то крик наверху.
Над головой снова раздался рёв двигателей летящих самолётов, а затем и грохот взрывов.
В подвале было слабое освещение. Узкое пространство заливало желтоватым светом от единственной лампы в центре комнаты.
Внутри было душно, тесно и темно. Пахло гнилью и потом. Пыль забивала ноздри при каждом вздохе, и дышать было всё сложнее.
— Проходи, Лёша. С репортажем придётся повременить, — сказал Хадиф.
Люди сидели на мешках, ящиках, кто-то просто на полу. У стены, обняв колени, тряслась девочка, в этот момент оставшаяся одна. В её стеклянных глазах застыл немой ужас. Пожилой мужчина с окровавленным рукавом пытался удержаться на ногах, опираясь на стену.
— Материал я уже получил. Будет что рассказать миру. Правду узнают все.
Хадиф утёр грязное от пота и пыли лицо и рассмеялся. Правда, это был ироничный смех.
— Правду? Кому она нужна, кроме нас. В эту правду никто уже не верит. Кругом ложь, — сказал Хадиф, пройдя вглубь комнаты.
В дальнем углу тряслись английские журналисты, перепуганные до смерти. Лица бледные, взгляд потухший. Репортёрша дрожала, подтянув колени к груди, и раскачивалась взад-вперёд. Блокнот Элис валялся в пыли у ног её оператора, который глядел в пол, стиснув зубы. Ещё один, закрыв лицо ладонями, что-то шептал себе под нос.
Они-то и оказались самыми разговорчивыми здесь.
— Нас должны вывезти, — выдохнул оператор, заметив меня.
— Это какое-то недоразумение. Это не может быть Израиль. Это… это сирийская провокация! Мы говорили с военными, они… они бы не стали, — тараторила Элис.
Я ничего не ответил, но молча посмотрел на этих двоих. Пыль осела на их волосах, одежде и лицах. Скорее всего, британские журналисты оказались в подобной ситуации впервые.
От былой спеси этого мужчины и кокетливого взгляда Элис в миг ничего не осталось.
Британцы сильно отличалась от остальных людей, спрятавшихся в подвале. Те сидели молча… ждали, когда закончится очередной кошмар.
Кто-то из мамочек начал петь. Тихо и проникновенно, покачивая на руках маленького ребёнка.
— Вера держит в нас жизнь. И только Богу мы жалуемся на наши страдания. Неважно, как долго мы живём. Все мы вернёмся к своей матери, — пела женщина, стараясь не плакать.
Это одна из атаб — народных палестинских песен. Голос женщины был настолько проникновенный, что у меня немного сдавило в груди.
— Это не Израиль, не Израиль, — твердил журналист.
— Я не верю. Надо записать, что это была провокация, — произнесла Элис, нащупав блокнот и стряхнув с него пыль.
Похоже, что отошли от первых впечатлений мои британские коллеги.
— А вы Элис не видели, как мать несла мёртвого ребёнка? Может, напишете, что этого не было?
Элис поправила волосы и внимательно посмотрела на меня.
— Не видела. Даже если бы увидела, то не сразу бы поверила. Мир становится сложнее, мистер Карелин. Столько сейчас постановочных номеров…
— Вы не в цирке, госпожа Винтер. Закончится бомбардировка, и не поленитесь выйти наверх самой первой. Британия уже забыла, что значит война.
Оператор похлопал по камере, привлекая моё внимание.
— Вот здесь доказательство того, что это Сирия и местные повстанцы. Я снял несколько минут, как они стреляли в сторону Израиля и сами…
Я решил не слушать бред и закончил за британцем.
