Благословенный. Книга 7 (СИ) - Коллингвуд Виктор
Наняв рикшу и проехав сначала по всем кварталам — по малайскому, индийскому и китайскому, зажимая частенько нос, я велел остановиться сначала перед буддийской кумирней. Прислужник-индиец отпер нам калитку, и мы вошли на чистый, вымощенный каменными плитами, большой двор. Весь двор усажен по стенам банановыми, пальмовыми и мускатными деревьями. Посреди двора стояла главная кумирня — довольно обширное, открытое со всех сторон здание, под тремя или четырьмя кровлями, все с загнутыми углами. Сколько позолоты, резьбы, мишурных украшений, поддельных камней и какое безвкусие в этой восточной пестроте! Китайцы и индийцы, кажется, сообща приложили каждый свой вкус к постройке и украшениям здания: оттого никак нельзя, глядя на эту груду камней, мишурного золота, полинялых тканей, с примесью живых цветов, составить себе идею о стиле здания и украшений. Внутри кумирни помещались три ниши с идолами; кругом крытая галерея. Резная работа всюду: на перилах, на стенах; даже гранитные, поддерживающие крышу столбы тоже изваяны грубо и представляют животных. Между идолами стоит Будда, с своими двумя прислужниками, и какая-то богиня, еще два другие идола — все с чудовищно-безобразными лицами. На коленях перед жертвенником стоял бонза: ударяя палочкой в маленький, круглый барабан, он нараспев, немного в нос читал по книге свои молитвы. Тут же, в часовне, сидело около стола несколько китайцев и шили что-то, не обращая ни малейшего внимания на монаха.
Из буддийской кумирни мы поехали в индийское капище, к поклонникам Брамы. Через довольно высокую башню из диких, грубо отесанных камней, входишь на просторный, обсаженный деревьями двор. Прямо крытая галерея, на столбах, ведет в капище. Но едва мы сделали несколько шагов, нас остановил индиец, читавший нараспев книгу, и молча указал нам на сапоги, предлагая или снять их, или не ходить дальше. Мы остановились и издали смотрели в кумирню, но там нечего было смотреть: те же три ниши, что у буддистов, с позолоченными идолами, но без пестроты, украшенными только живыми цветами. В галерее, вне часовни, стоял деревянный конь, похожий на наших балаганных коньков, но в натуральную величину, весь расписанный, с разными привесками и украшениями, назначенный для торжественных процессий, как объяснил нам кое-как индиец.
Мы пошли назад; индиец принялся опять вопить по книге, а другие два уселись на пятки слушать; четвертый вынес нам из ниши роз на блюде. Мы заглянули по соседству и в малайскую мечеть, но, посмотрев на голые стены и не заметив ничего примечательного, удалился.
Впрочем, я заболтался. О своем визите к губернатору и его следствиях расскажу в другом письме.
Всегда твой брат АЛЕКС.
Дано в Порт-Александрийске, 20 марта 1801 года'
Новая Зеландия — здесь — Новый Южный Уэльс, переданный датчанам и переименованный ими в Новую Зеландию
Глава 13
Итак, жребий брошен. Последние сообщения, поступившие от Строганова перед его арестом, недвусмысленно свидетельствовали, что Баварская армия Моро будет пробиваться через горы Тюрингского леса. Армия Кутузова, немедленно придя в движение, втягивалась в ущелья, занимая пригодные для движения войск дефиле. Адъютанты как угорелые носились туда-сюда, выбирая места для обороны проходов. По ту сторону Тюрингского леса был направлен казачий полк, призванный вступить в соприкосновение с французским авангардом и доносить командующему о его передвижениях.
Пётр Степанович Котляревский, молодой, но уже в капитанском чине адъютант генерала Дохтурова, руководил устройством очередной — уже третьей по счёту — засады на дороге из Фульды на Айзенах. Здесь проход между гор был шире, чем где-либо еще, и потому ожидался особенно сильный натиск французов. Дорога уже была перекрыта рвом. Солдаты пилили лес, натягивали между деревьев колючую проволоку, копали окопы; сапёры протягивали провода для фугасов, инициируемых электрозапалами.
— Так, господа, вот здесь устраиваем лесной завал, здесь и вот тут — батарейные редуты. Так, а что они там делают?
И, придерживая на боку шпагу, Котляровский торопливо побежал в сторону лесорубов.
— Поручик, — задыхаясь от бега, на ходу еще крикнул он руководившему вырубкой пехотному командиру — скажите людям, чтобы не срубали вот это и вот это вот дерево!
— Зачем же, капитан? — удивился тот.
— На них поместим осколочные фугасы. Новое изобретение, прямиком из Петербурга.
— Отчего же нельзя поместить их на земле?
— С дерева дальше разлёт осколков!
— Ну, как изволите! — все еще недоумевая, отвечал поручик и пошёл отдавать необходимые распоряжения. Несмотря на то, что поручик был старше 19-ти летнего Котляревского, он несколько робел этого адъютанта: сам государь император распорядился перевести его с Кавказа в Германию, дал внеочередной чин и определил в штаб 1-го корпуса генерала Дохтурова. Вся армия недоумевала — откуда государь вообще услышал про этого безвестного поручика. Впрочем, это удивление — ничто, если вспомнить про возвышение никому неведомого корсиканского эмигранта Бонапарта, оказавшегося, несмотря на всеобщее презрение и скептицизм, талантливым военачальником…
Между тем солдаты и русских, и немецких полков споро делали свое дело, иногда только отвлекаясь чтобы выкурить трубочку-другую, добродушно делясь друг с другом табачком.
— Эвона как! — поражались русские солдаты, впервые увидев заснеженные вершины Тюрингских гор — Всё тут, не как у людей! У нас, вона, по весне-то на пригорке снег скоро тает, а в лощине долго лежит; а здесь-то, в земле немецкой, всё шиворот-навыворот! Внизу снега уж нет, а на горках всё белым-бело!
Вдруг среди разгорячённых работою солдат, раздевшихся несмотря на прохладное утро, до исподнего, пронёсся шум.
— Генерал! Генерал на осмотр приехал. Сам Дмитрий Сергеевич!
Генерал Дохтуров, невысокий сорокалетний крепыш, действительно, появился среди своих работавших людей. Не имевший какого-то бравого вида, он очень по-простому разъезжал всюду на невысокой своей лошадке, затевая тут и там разговоры, будто добрый помещик среди занятых жнивой поселян. Удивительно, но этого неказистый с виду военачальник пользовался, по слухам, большим доверием и любовью государя.
— Вы чуть свет на ногах, Пётр Степанович? А я вас в штабе обыскался! — завидев адъютанта, незлобиво попенял он.
— Распоряжаюсь саперными работами, Ваше Превосходительство! — бодро отвечал Котляревский.
— Правильно делаете, капитан. Изъявляю свое вам удовольствие! Только вы прежние обращения бросьте — ныне надобно по-простому: «генерал», даже без «господина»! Не слышали у себя там, на Кавказе?
— Простите, генерал. Старая привычка!
— Да что вы, Бога ради! Пустое, капитан! Просто время теперь такое — церемонии все побоку, главное — дело делай, а государь непременно заметит! Кстати — как идут дела с укреплением позиций?
— Полагаю сегодня кончат, Ваш… генерал!
— Славно. Французы на подходе, завтра войдут в Тюрингский лес, и пойдёт тут потеха… По данным шпионов нашего Главного штаба, противник будет пытаться преодолеть Тюрингский лес напрямую, по горным дорогам!
Котляревский знал, что дорог через Тюрингский лес оказалось всего три. Они прихотливо вились вдоль невысоких, поросших еловым лесом гор, то ныряя в ущелья, то прижимаясь к склонам, то горделиво возносясь прямо на середину хребтов. Одна вела от Шмалькальдена, где уже появились французы, до Вальтерхаузена, другая — от Зуля, где уже видели французские разъезды, до Гераберга; третья от Шлойзингена до Ильменау, и четвёртая — от Айсфельда до Зальфельда.
— А известно ли точно, какими дорогами пойдёт неприятель? — осведомился он у Дмитрия Сергеевича.
— Определённо — всеми! У Моро восемьдесят пять тысяч войска, артиллерия и обозы — ему понадобится непременно все три дороги, да и то будет очень тяжело проникнуть. Но два пути из четырёх крайне неудобны для артиллерии, поэтому основной натиск ожидается через два ущелья: от Айсфельда и от Зуля.
