Прорвемся, опера! Книга 4 (СИ) - Киров Никита
Глава 11
— Был бы Васька здесь, — неторопливо проговорил Якут, разглядывая золотую цепочку, — он бы сразу сказал, что без пузыря не разберёшься.
— И не спорю, — так же медленно сказал я.
Я, всё ещё держа находку в руках, прошёл на кухню. Старался идти тихо, а то полы скрипучие, ну а слышимость в старой хрущёвке просто адская. Ещё пожалуются потом, что кто-то ходит сверху, пока квартирант в отъезде, так он сразу почует недоброе.
Слышимость тут была такая, что казалось, будто даже воздух между стенами передаёт звуки. На лестничной клетке кто-то закашлялся — и эхом отдалось в квартире следака. За стеной скрипнул матрас. Наверное, это старый сосед перевернулся на другой бок. Не дай бог спит чутко, просыпается от любой ерунды, а потом станет ворчать, что «молодёжь по ночам шастает». Ну пусть уж примет нас за молодёжь…
Я остановился у облезлого кухонного стола, поверхность которого была истерзана многочисленными порезами, положил цепочку, прислушался. Телевизор за стеной бубнил на небольшой громкости. Знакомая мелодия, глухие реплики актёров…
«Пятница, 13-е».
Нет, не тот, не про маньяка в хоккейной маске. Это был другой сериал, про проклятые вещи, которые, как магнит, притягивали несчастья. Его крутили только по ночам, для тех, кто давно должен был спать, но упрямо не ложился. А провозились мы долго, время-то совсем позднее уже.
— Не будем торопиться с выводами, но как, черт возьми, цепочка потерпевшей оказалась у Кобылкина? — уже на кухне пробубнил Якут, усевшись на скрипучую табуретку. — Вот какие дела творятся на улицах нашего города. Чё думаешь, опер?
— Два варианта, — я потрогал цепочку на столе, будто хотел прочитать ее историю. — Начинаем следить за ним, караулить, что-то готовить, чтобы на арест выйти можно было в случае чего, улики подбивать, но если провороним жертву — будет на нас виной висеть, не уберегли. И второй… сам понимаешь, какой, Сергеич.
— Второй — рискованный, — он снял очки и начал протирать их клетчатым платком.
— Очень. Наседаем на него с этим и…
— И п***м, — с чувством сказал Филиппов, — пока не признается.
— Мало ли откуда у него взялась цепочка, — я потёр лоб, — но в любом случае — рыльце у него в пушку.
— Вот тут не спорю, — он кивнул. — Просто так вещдоки не тырят.
— Или сам всё делал, или он сообщник, или по чьей-то указке. А может, взял, чтобы потом на кого-то другого можно было вину перевесить. Вот эти серёжки в комнате Кащеева не просто так ведь там взялись…
— Но если он в позу встанет, — Якут поднялся, подошёл к плитке и отпил воды прямо из носика металлического чайника. — Может и отбиться, следак он матёрый, на понт не возьмёшь. Поймёт, что кроме этой цепочки и косвенных улик на него нифига нет, как мы сегодня днём и говорили, так что официально ничего и…
— А кто сказал, что нужно официально? — я поднял голову и посмотрел на него. — И зачем ему говорить, что мы хотим действовать официально? Может, мы тут собрались и решили, что по закону его закрыть нельзя. Может, мы решили, что вопрос надо уладить — и уладить наверняка, без всяких проволочек? Избавиться от маньяка раз и навсегда… и главное — до него это донести, когда начнёт спорить и пальцы гнуть. А смерти все боятся, и тогда у него выбор будет простой — сознаться… или уже рассказать, что он мутит на самом деле.
— Угу, — Якут вернулся за стол, задумался и… бац ладонью по столу! — Короче, устроил он нам головняк. И главное, пока он не приехал — маньяка-то и не было.
— В любом случае — не будем тянуть. А то он от всего избавится, и вот тогда уже хрен что докажешь потом. Но осторожно надо, во избежание, так сказать.
— А если не он? — спросил старший опер напрямую. — Про Кащеева тоже думали, что он.
— Значит, сразу и проясним, — закончил я. — И одним вопросом будет меньше, в любом случае. А если что — договоримся. Злой, конечно, будет, но нам с ним не детей крестить, а работать.
Рискованно это всё, но медлить нельзя — недавно уже была одна попытка кого-то убить, а когда произойдёт следующая — неизвестно. Может быть, даже этой ночью, и жизни лишить могут кого угодно.
Я же не наобум этот план предложил, сопоставил, подумал, что к чему. Раз уж пришли сегодня ночью в чужое жилье, значит, надо действовать дальше, а не останавливаться на полпути. Иначе — и упустим, и спугнём, и потом ничего не выгорит.
И главное — в любом случае вопрос с этим подозреваемым будет решён так или иначе.
Зазвонила мобила, это был Устинов, который набрал нас тайком от водителя. Они сломались на въезде в город, прокололи колесо, меняют сейчас на запаску. Я сказал ему подняться в квартиру, когда приедут, мол, хочет поделиться купленным мясом и сразу донести до порога, и отключился.
Поискали ключ от сейфа, не нашли, больше ничего криминального на глаза не попалось. Я в свете фонарика полистал книги по сатанизму, но и там ничего не было, за исключением одного вопроса — нахрена они ему нужны? В стопке попалась книга по криминальной психологии, так что понятно, откуда у него такие познания по теме, как по маньякам, так и по всяким сектантам и прочим.
Теперь самое сложное — ждать, сидя в темноте, борясь со сном. Соседи досмотрели сериал, потом кто-то сходил в туалет, и мы слышали звук смываемой воды в унитазе так чётко, будто это было в этой же квартире. Так что вести себя надо будет ещё потише.
Потом страдающий бессонницей сосед включил фильм «Скорость» и на нём же уснул, так что мы услышали богатырский храп. Наконец, во дворе сверкнули фары, машина остановилась у подъезда. Дважды хлопнула дверь со стороны пассажира, это условный знак, что Устинов тоже поднимется наверх. Своего товарища он где-то уже высадил.
Хлопнула дверь в подъезд, через какое-то время послышались тяжёлые шаги по лестнице, потом смех Устинова и конский ржач Кобылкина, который зловещим эхом отразился от стен. Следом — скрип в замочной скважине и надрывный кашель Василий Иваныча, ещё один условный знак. Мы с Якутом переглянулись и заняли позиции.
Дверь открылась, раздался щелчок выключателя, но лампочку мы заблаговременно выкрутили. Кобылкин сматерился, и тут мы на него накинулись. Якут набросил на него зимнюю куртку и напрыгнул сзади, Устинов взял за руки, а я полез рукой под пуховик и сразу почувствовал рукоятку ПМ. Тоже ходит с табельным, как и покойный Верхушин, что в общем-то, редкость для прокурорского следака.
— Я следователь прокуратуры! — рявкнул Кобылкин. Звук через куртку доносился приглушённый. — Вас тут всех пересажают-на!
— Нас-то не пугай, — сказал я. — Не сработает.
— Э, Васильев, ты? Мужики, вы чего? — он дёрнулся, но сил вырваться не хватило. — Харэ, вы чё, угараете так? Ну-ка живо отпустили! Вы чё? Попутали?
— Его в комнату, — я перехватил пистолет за скобу и наскоро вытер его о джинсы. — Соорудим глушак и закроем вопрос.
Устинов выпучил глаза, я аж это в темноте заметил, но Якут ему закивал с яростным видом, мол, подыграй. Старые опера друг друга с полуслова понимали, иногда вообще было достаточно одним кивком обойтись, хватало.
— Зачем глушитель? — Василий Иваныч хохотнул. — В подушку стрельнуть, а соседи подумают, что перданул кто-то.
— Да вы чё? — возмущался Конь, вырываясь сильнее. — Вы совсем уже?
— Надо, чтобы он типа сам всё сделал, — продолжал стращать я. — А утром приедем, труп опишем, Ручка вскроет, Кирилл нам всё подтвердит по баллистике. И главное — цепочка при трупе будет, которую рыжая потеряла…
Кобылкин тут же перестал сопротивляться и начал прислушиваться.
— Тут уж понятно, что спалился, — я смотрел на силуэт под курткой. — Вывод сделают соответствующий — маньяка совесть заела, боялся преследования, вот для этого взял табельное оружие и разнёс себе башку ночью. Вот так и пойдёт всё в рапорт.
Якут включил свет в комнате, и меня на мгновение ослепило. Мы посадили следака в кресло, убрали с него куртку, а он уставился на меня, щуря правый глаз. Лицо вспотело и раскраснелось.
