Благословенный. Книга 7 (СИ) - Коллингвуд Виктор
Летом 1800 г началось голосование по поветам. Результат его для поляков был шокирующим: не только белорусские, украинские и русинские территории подавляющим большинством голосовали за то, чтобы остаться в России, но и многие этнически польские и католические земли тоже желали оказаться в Российской империи! Похоже, возврата того бардака, что творился на этих землях последние 100 лет, решительно никто из крестьян не желал.
Поляки сразу же заговорили о подлогах и фальсификациях; и вскоре мне поступили сведения, что генерал Домбровский направил в Париж своих доверенных офицеров. Цель этого визита была неизвестна, но догадаться оказалось несложно — разумеется, поляки прощупывали почву относительно военного союза против России. Не могу сказать, что это стало для меня неожиданностью, но всё же я рассчитывал на более спокойное и мирное решение вопроса.
Итак, восточная граница между Российской Империей и Речью Посполитой пролегла по линии Западный Буг — Неман. С северными и западными границами у поляков тоже не заладилось.
В начале русско-прусской войны 1799 года я собирался передать полякам Кенигсберг всю восточную Пруссию, а также Померанию и Силезию. Но при проведении плебисцита вдруг возникла проблема: жители Кенигсберга наотрез отказались переходить под власть Варшавы, заявив, что лучше станут русскими подданными, чем окажутся в составе Польши! Этого я совершенно не хотел: мои планы входило, прежде всего, ослабление Пруссии, от которой должен был остаться лишь Бранденбург, Передняя Померания и Анхальт, а, во вторых, навсегда поссорить будущую единую Германию с поляками, передав им восточные немецкие территории.
Однако, когда дело дошло до устроения бывших прусских земель, я очень скоро понял, что «дружить с немцами» все-таки выгоднее чем «дружить с поляками». Возможности и перспективы сотрудничества с двумя этими нациями были совершенно несопоставимы. Поэтому Костюшко и компании на западе пришлось ограничиться восстановлением границ 1772 года, да и то в сильно урезанном виде — ведь тех земель, что захапала Австрия, им никто не вернул.
В общем, предыстория у нас «так себе». Всё, на что я мог надеяться — это наши личные контакты с Костюшко, с которым мы до сей поры находили общий язык.
Тадеуш подъехал к Гляйвицу почти одновременно со мною. Переговоры состоялись в доме местного ландмана — ничего лучшего в этой дыре не нашлось.
Костюшко выглядел плохо — хуже, чем в заключении в залах Мраморного дворца. Государственные заботы явно не пошли ему на пользу!
— Вы здоровы, Тадеуш? — участливо спросил я его.
— Я — да, а вот про мою страну я не могу сказать того же, — печально отвечал тот. — Ваше величество, Польша разрывается на куски противоположными политическими силами, способными уничтожить даже те слабые ростки нашей государственности, что сумели мы начадит за истекший год. Я в полном отчаянии и готов уже сложить свои полномочия! Лишь глубокое уважение перед Вашим Величеством удержало меня от этого шага — я счёл бы себя бесчестным человеком, если бы, прежде чем пойти на столь роковой шаг, хотя бы не спросил вашего совета. Ведь столько сделали для меня и для моей страны!
При слове «отставка» я насторожился. Этого только мне не хватало! Уход Костюшко стал бы сильнейшим дестабилизирующим фактором, способным буквально обвалит ситуацию в этой, и так нестабильной стране. А мне нужна пусть слабая, но устойчивая и, главное, платежеспособная Польша.
— Давайте не будем горячиться! Расскажите, что вас гнетет, и может быть, мы сможем найти выход! — участливым тоном предложил я.
Последний год поляки активно формировали свои органы власти. Здесь, как ни странно мы с французами совершенно сошлись в отношении будущего польского Основного закона и Гражданского уложения: республика получила самые либеральные и демократические гражданские законы в мире. Польша провозглашалась республикой с президентом во главе. Устанавливался двухпалатный парламент: Сенат и Сейм. В сенат избирали от 4 до 10 человек от каждой провинции (провинций было всего 10 — Великая Польша, Малая Польша, Силезия, Поморие, Мазурия (бывшая Пруссия), Мазовия, Червона Рутения, Галичина, Полесье и Подляшье); ; В Сейм каждый повет посылал по делегату. Два эти органа назначали верховную исполнительную власть: Сенат выдвигал кандидатуру президента, Сейм его выбирал. Разумеется никакого «либерум вето» в Сейме и в помине не было — там был установлен вполне работоспособный принцип принятия решений большинством голосов от числа избранных делегатов.
Надо сказать что эта гипердемократическая по меркам того времени конституция вызвала резкое неудовольствие магнатов. Особую боль польским панам доставляли выборы делегатов Сейма, проводившиеся всеми свободными гражданами, проживавшими в повете. Костюшко включил эти условия в конституцию по моей настоятельной рекомендации:
— Поверьте, Тадеуш, пока в политической жизни страны будут господствовать магнаты, вы не построите нормального государства! Нужно переходить уже на поддержку широких слоев населения!
А ещё полякам очень не нравилось предусмотренное их новой конституцией равенство религий, сословий, новая судебная система, способ формировании бюджета, распределение налогового бремени… в общем, не нравилось всё. Президент Костюшко оказался под огнём критики со всех сторон, и положение его как никогда было неустойчиво.
Да, договориться будет непросто. Т все же стоит попытаться!
— Вы знаете, Тадеуш, что мне пришлось вступить в войну с Францией. Этого требовала и моя честь, и интересы общеевропейской стабильности. Не скрою, это тяжелая ситуация — Франция чрезвычайно опасный противник. Поэтому я вынужден обратиться к вам, как к старому союзнику. Нам нужна военная поддержка и денежные субсидии. Смею рассчитывать хотя бы на 25 тысяч ваших войск, а также на 10 миллионов талеров финансовой поддержки!
Костюшко казался смущенным.
— Ваше Величество, но наша казна крайне истощена! Мы только-только наладили налоговые сборы, да еще и вынуждены платить по старым долгам…
— Голландцам? А ведь я предупреждал вас — нельзя было объявлять о «возрождении» Речи Посполитой! Теперь вы оказались в скверном положении: с долгом в 43 миллиона талеров, а главное — с грузом политических амбиций, которые способны утянуть вас на дно! Впрочем, если вы объявите войну Франции — а голландцы, как вам известно, союзники англичан — то сможете отказаться от выплат, а кроме того, получить некоторые субсидии от англичан. Кроме того, у Голландии, как вы помните, много колоний — приобретя одну или две из них, вы могли бы здорово поправить свои дела!
При речи о колониях в зрачках Костюшко зажегся огонёк интереса.
— Да, заморские владения нам бы не помешали.
— Как насчёт Мартиники? Отличный остров, приносит французам неплохой доход от торговли сахаром и индиго. Мы можем захватить его для вас!
— Я согласен, Ваше Величество. Я согласился бы и без Мартиники, но увы — денежных средств мы выделить не сможем. Но вы можете рассчитывать на наши вооруженные силы!
— Всё ли в порядке в ваших войсках? Я слышал самые скверные толки относительно некоторых ваших полков. Ходят слухи, что в вашей армии крепнут профранцузские настроения?
— Многие возлагают на Францию надежды в отношении возврата наших восточных земель!
— Навряд ли это возможно. Давайте порассуждаем отвлеченно, даже забыв сейчас, что вы — польский президент, а я — русский царь. Скажите мне, когда Польша и Литва в наивысшей степени продвинулись на Восток? В 14 веке. В то время, когда у России имелись очень серьезные проблемы на Востоке. Золотая Орда, всё такое. Возможно, вы про это слышали. Так вот, сейчас этих проблем нет — возникновения второй Золотой Орды уже не предвидятся. Более того, мы теперь владеем всеми ресурсами, что были когда-то у этого могучего государства. Поэтому, мы не отдадим вам наших западных губерний — для этого нет никаких геополитических предпосылок.
— Многие надеются на Францию…
