Обсерватор - Антон Витальевич Демченко
— Продавец забрал старый сепаратор в зачёт, — уточнил я, ещё и указательный перст к потолку вознёс. Для убедительности. Говорить «гному», что раздолбанный сепаратор и есть всё, что торгаш получил взамен отданной мне обновки — я не стал, понятное дело. Но только из заботы о здоровье уважаемого мастера! Узнай он подробности сделки, боюсь, его родимчик хватил бы… от зависти.
— Ну-у-у… — загудел Просперо, не хуже одного из тех механизмов, что установлены в двигательном зале, и гудел так не меньше минуты, переводя взгляд с новенького, но уже разобранного им для проверки сепаратора на меня, целого, победоносного и умного. — Хорошо торгуешься, Тони, — наконец, выдал он. — Молодец? — растерянно и вопросительно протянул он.
— Вам виднее, господин механик. Я пойду? — уточнил я.
— Да, иди, Тони. Тут я справлюсь… — каким-то совсем уж потерянным тоном произнёс посрамлённый механик. Ну и потопал я из мастерской прочь. Денежка какая-никакая появилась, причём вполне честная: даже если всплывёт расклад с торгашом, мне этот кунштюк ничем не грозит. Я никого не обманывал, не обкрадывал, не угрожал и ни к чему не принуждал. И даже не просил! Он сам мне всё отдал. Предложил и отдал… в полном соответствии с заветами Воланда. Спасибо, Михаил Афанасьевич! В общем — отмажусь и всё равно выйду молодцом. Да и всплывёт вряд ли, судя по моим прикидкам.
При этом Просперо, видимо, оказался не настолько засранцем, каким выглядел со стороны. Удивлённо-уважительные взгляды нескольких членов команды в столовке, да и показанный большой палец с улыбкой от повара Бромбатти свидетельствовали о том, что держать свой конфуз в тайне от команды механик не стал. Ну, не вышло поучить новенького, вывернулся. Честь ему, дескать, и хвала. Не ожидал, честно говоря, но… оно и к лучшему.
Собственно, несколько физиономий из обедающих в столовой, раньше даже не кивавших в ответ на мои приветствия и пожелания приятного аппетита, сегодня снизошли и представились. Ну, хоть перестали смотреть, как на попугая. В смысле, говорить-то говорит, но вести с ним диалог будешь только от скуки, а уж представляться ему — так клюв попугайский не дорос.
И это, в общем-то, неплохо, заключил я. А когда расправился с обедом и уже направился было в свой кубрик, твёрдо намеренный поваляться, подумать, а может, и подремать с часок, как на полпути к месту назначения наткнулся на явно поджидавшую меня Дельфину.
— Привет, Тони. Говорят, ты очень успешно проявил себя на Ветреном? — выдала дамочка.
Довольно благожелательно, но… Что-то она от меня точно хочет, или я в людях не разбираюсь вообще и совсем. Последнее даже не рассматривается, ввиду моей абсолютной уверенности в собственной опупенности, а значит, будет какая-то просьба. Просьба, но не приказ — с такой физиономией-мимикой не приказывают… хотя и о милости не умоляют. Хм, интересно!
— Приветствую, Дельфина, — ответил я. — Говорят, что да, — признал я вопиющий факт.
— Тогда пойдём в медотсек, у меня к тебе имеется разговор, — подтвердила мои мысли медик.
Дошли, Дельфина плеснула в узкий высокий бокал подаренного мною лимончелло, искренне порадовав тем самым моё эго, и, привычно лихо махнув полсотки, озвучила:
— Я бы хотела попросить тебя передать послание на Ветреный и доставить мне ответ на него, — выдала она с таким видом, словно в омут с головой решила сигануть. А это уже не только интересно, но и странно. На первый-то взгляд, просьба пустяковейшая. Но зачем использовать меня как курьера, если можно бросить пару железных любому гриджо, и тот с радостью исполнит поручение, ещё и благодарить за подработку будет… Нет, в принципе, логично, «подай-принесунство», оно как бы — моя специальность на Обсерваторе, но что-то тут не так. Контрабанда? Ну… не знаю, не уверен… как-то странно всё это.
— А почему я, Дельфина? — уточнил я.
Дамочка посмотрела на меня с иронией, как будто прочла мысли насчёт контрабанд и прочего всякого малозаконного. Посмотрела-посмотрела, да и ответила:
— Потому что до завтрашнего дня ты — единственный, кто может беспрепятственно покидать Обсерватор, Тони.
— Это как? Я что-то не понял… — признался я.
На что получил такой ответ: Обсерватор — чуть ли не военное судно, не штатное, ни в одну эскадру или флот не входящее, но приказы из Адмиралтейства исполнять обязанное, и, соответственно, всякие флотские правила и установления для экипажа Обсерватора — совсем не пустой звук, хотя из всего личного состава только «его высокомордие» капитан имеет соответствующий чин и числится в адмиралтейских росписях. В общем, не настолько всё страшно, но… близко к тому.
А сейчас проблема в том, что согласно флотским правилам, экипаж не вправе сойти на берег до так называемого «торжественного выпуска», который, в соответствии всё с теми же адмиралтейскими установлениями и флотскими традициями, состоится только завтра. А до тех пор команда обязана следовать уставному порядку, согласно которому перед торжественным выпуском команды на берег личному составу Обсерватора надлежит совершить кучу всяких телодвижений по подготовке к этому самому выпуску. Причём, готовить они должны не себя… ну, там, пёрышки чистить, бляхи драить и ленточки у бескозырок гладить, а готовить почему-то следует корабль, хотя вот уж он-то точно ни на какой берег сходить не будет. Бред? Бред, но регламентированный, а потому нерушимый… М-да.
Вот и получается, что из всей команды Обсерватора сейчас на берег без проблем и последствий для службы могу сойти только я да «его высокомордие». Ну, капитан, он и есть капитан. Как говорится, квод лицет йови, нон лицет бови… А я… я просто не числюсь в судовой роли Обсерватора. У меня нет вахтенного места. Призрак, понимаете ли, хотя разнорабочий «без места приписки» — вернее. Не пассажир, ибо на боевом корабле такие звери не водятся. Не матрос, поскольку контракта не подписывал. Эдакая неведома зверушка, за которой присматривают, но и только. Захочет сойти на берег, так кто ей командир? Захочет — и вовсе свалит с корабля, и даже дезертиром её/меня не объявить. А вот если сойти на берег до торжественного выпуска рискнёт та же Дельфина, то будет ей стыд, позор и поругание, вплоть до обвинения всё в том же дезертирстве. Преувеличиваю, конечно. Но за нарушение вахтенного порядка ей действительно может прилететь.
Самая семечка во всей этой военной бюрократии, что если,