Артефакт будущего. - Людмила Вовченко
— Хозяйка, — Арен стоял чуть поодаль, но, казалось, видел всё; для него такие места — концерт из цифр. — Здесь хранят записи полётов и «узоров источников». Вы можете оставить свой «первый полёт» как знак.
— А можно забрать «чужой»? — спросила Лида.
— Нельзя, — ответил он. — Но можно «вдохнуть». На минуту.
Она выбрала ячейку, где свет золотился мягче всего. Наклонилась — вдохнула. И услышала: смех девочки лет семи, что впервые увидела город сверху; глухой бас мужчины, который шептал «я сделал это»; хриплый лай старой собаки, которую взяли в полёт «чтобы простилась с облаками». Из глаз предательски выступили слёзы — не горькие.
— Ты в порядке? — спросил Кай.
— В полном, — ответила Лида. — Я просто взяла чужую радость. Отдам позже.
На верхнем кольце — смотровой балкон. Вид отсюда был тот, ради которого стоило выдумать самолёты. Город лежал снизу, как игрушечный, но в каждой игрушке билось сердце. Вдали, как шрам, лежал западный склон. Над ним — ровная полоска воды, гладкая, как стекло. Ночью там будет красиво и опасно.
— Мы пойдём туда, — сказала Лида, не поднимая голос. — Но не одному. И не «вежливо». Мы пойдём как мы. Со смехом, с печами, с якорями, с фильтрами. Со мной.
— «Удача» сказала «да», — подтвердил Арен.
— Это ты сказал, — хмыкнула она.
— Я перевёл, — не моргнув, ответил он.
---Обратный путь вниз был как песня после аплодисментов — всё ещё музыка, но уже прощание. «Удача» играла в потоке, осваиваясь: то подставит бок ветру, то шлёпнет крылом, то проскользнёт в «лестницу», как в лоскутное одеяло.
Лида не выдержала и устроила на борту малую сцену безобразия: сняла ботинки, поставила ноги на холодное стекло носовой панели и, глядя вниз на мелькание воды, сказала:
— Вот ведь штука: у меня есть дом, у меня есть корабль, у меня есть мужчины, которые умеют варить не только кофе. А я всё ещё хочу чего-то, чего, возможно, нет. Что со мной не так?
— Ты живая, — ответил Кай. — Живым всегда «ещё». Если однажды «ещё» уйдёт, мы начнём тебя будить ложкой по кастрюле.
— Я запишу «ложка по кастрюле» в тревожные сигналы, — сообщил Арен.
— Не смей, — сказала Лида и рассмеялась. Смех вышел такой, что «Удача» дрогнула и чуть ускорилась сама, будто ей понравилась эта музыка.
---Сели они уже в золотом. Дом подхватил их мягко, как мать подхватывает ребёнка, который заснул на диване. Корабль на привязях глубоко выдохнул и подтянул крылья, довольный и усталый. У ворот висела тонкая полоска бумаги — не письмо, метка. Она пахла мёдом. На ней были всего три слова, буквами, которые слишком старались быть ровными:
Полночь. Над водой.
— Скучно тебе, — сказала Лида бумажке. — Ты даже стихи не сочиняешь.
— Она сочиняет ловушки, — заметил Ален.
— А мы сочиняем маршруты, — возразил Триан.
— Я составлю план, — пообещал Арен. — Два плана. Нет, три.
— А я сварю чай, — подвёл итог Кай. — И принесу тот шоколад, который я «не брал».
— Ты его брал? — прищурилась Лида.
— Нет, — честно сказал он. — Но я всегда виноват заранее. Это экономит время.
Ночь пришла как обещание. Дом стал тише, корабль — темнее, вода — глубже. Лида сидела у окна и трогала пальцем плоский ключ, на котором было вписано короткое слово Дом. И вдруг подумала, что вся её жизнь — это попытка вписать в разные вещи короткие слова: «смех», «кофе», «поехали».
Лидка, ты невозможная.
Фраза прошла в голове, но теперь мёда в ней было меньше. Горечь чувствовалась яснее. Лида улыбнулась уголком губ.
— Ага. И именно поэтому в полночь я поднимусь над воду на «Удаче». Но не туда, куда меня зовут. А туда, куда пойду я.
Она посмотрела на спящих мужчин: Кай, раскинувшись, как кот на тёплой печке; Ален, свернувшись на бок, подложив ладонь под щёку; Триан, как всегда, полусидя, как будто караулится мир; Арен — без сна, но в режиме «тихий огонь», — его синий пиксель в глазах мерцал ровно, как маяк.
— Любовь? — шепнула она себе. — Нет. Пока нет. Но привязанность — да. И уважение — тоже. И, чёрт побери, мне нравится, как это звучит.
За стеной дом хмыкнул корицей — печатью. На столе «случайно» появилась ещё одна плитка шоколада. «Удача» в темноте тихо мурлыкала, как животное, которое знает: ночью будут приключения.
А у западного склона, над водой, воздух сложился тонкой линией. Не аркой. Маршрутной чертой. Она светилась медово и тонко, как шрам, и вела туда, где никакие карты ещё не записали слово Дом.
Глава 12.
Глава 12.
Лестница над водой
Вечер заплетался в волосы тонкими холодными пальцами. Дом гудел тихо — как большой музыкальный инструмент, который настраивают в полутоне. «Удача» на привязях вытягивала крылья, пробуя влажность и упругость воздуха: ночью он всегда другой, у него меньше терпения и больше тайных привычек.
— Проверяем списки, — сказала Лида, ударив ладонью по столешнице. — Якоря, «листья», печи, фильтры, связь, колокол. И шоколад. Не забудьте шоколад, иначе наша экспедиция обречена.
— Шоколад — в двух местах, — отозвался Кай, загибая пальцы. — Настоящий и «резерв, о котором я не знаю».
— О котором ты не знаешь, — уточнила Лида. — И который чисто теоретически существует. Теоретически.
Арен разложил на стекле карты. Линии ветров светились молочно-голубым, как жилки в мраморе. Маршрут до водной кромки был отмечен тёплым янтарём, а над самой полосой воды пульсировала тонкая черта — не «врата», а то самое «щупальце», что Алиа вытягивала из сладкого голоса.
— Фильтр на «мёд + горечь» усилен, — сообщил он. — Любой сигнал с этой нотой будет оборачиваться в «песок»: рассыпется до фонового шума, не зацепив ключ.
— А если она попробует на запах «дом»? — спросила Лида, покрутив на пальце плоский ключ с вписанным словом. — Я не удивлюсь, если скоро начну слышать свой собственный голос со стороны, рассказывающий мне, какая я чудесная. Я, конечно, чудесная, но всё же.
— Я
