Запах денег (СИ) - Ромов Дмитрий
— А вот подумай, какое, — отвечаю я. — Подумай и сделай вывод.
Утром начинается сладкая жизнь. Мы не вылезаем из постели до самого обеда, пропустив завтрак и всё, что можно пропустить. Выбравшись, наконец, из номера спускаемся в ресторан и хорошенько там наедаемся. В фойе дежурят люди в штатском, как и обещал Сырцев.
Мы выходим и двигаем к морю и бродим по набережной. Игорёк следует за нами на расстоянии и деликатно отворачивается, когда мы целуемся.
Море серое и тяжёлое, как кисель. Дует небольшой ветер, небо затянуто свинцом, но тепло. Воздух влажный, солёный, с запахом свежести. Мы идём мимо памятника Лермонтову, проходим памятник героям гражданской войны, а после бредём по набережной, иногда спускаясь на пляж.
Возвращаемся в гостиницу с приятной усталостью.
— Я и не знал, что ты столько стихов знаешь, — качаю я головой, — просто невероятно.
— Тебе понравилось? — спрашивает она.
— Ещё бы, мне кажется я мог бы слушать твой голос бесконечно. Ладно, поднимайся в номер, а мне нужно сделать звонок.
Она чуть поджимает губы, но ничего не отвечает и послушно идёт в комнату. А я заказываю разговор с Москвой. Хочу поговорить со Злобиным, но его не оказывается на месте.
Отдых — это, всё-таки, чудесно. Хоть летом, хоть зимой. Несомненно…
Вечером вся наша группа собирается в фойе. Пока поджидаем вечно опаздывающего Фридмана, обмениваемся впечатлениями о сегодняшнем дне. Все расслабленные, у всех был день релакса, все отходили от московского ритма и от дороги. Ничего не делали, если еду не брать в расчёт, как серьёзное дело. Они даже не гуляли сегодня.
Наконец, появляется Фридман и мы выходим из гостиницы и двигаемся в ресторан. Наши охранники в штатском идут за нами и в ресторане садятся за отдельный стол. Ну что же, всё организовано.
В зале играет ансамбль. Официанты только успевают подносить яства и бутылки. Фридман глушит коньяк, как ситро. Борис, богато украшенный бриллиантами, составляет ему компанию. Вино и шампанское тоже текут рекой. За столом весело, игриво и непринуждённо.
Наталья, которая подруга Гали, и Вика оказываются довольно жизнерадостными и остроумными дамочками, хотя и злыми на язык. От принимающей стороны с нами сегодня тусуется только Белла. Секретаря горкома и милицейского начальства нет.
Зато есть авторитетные и очень солидные дяди, сидящие в глубине зала. Ресторан полон и народу много, несмотря на то, что сейчас не курортный сезон. У меня на таких дядь глаз намётанный, но не у меня одного. Отряд наших телохранителей тоже их заметил и не выпускает из поля зрения. Значит беспокоиться не о чем.
Игорёк определённо пользуется успехом у наших дам, хотя остаётся серьёзным и внимательным к безопасности. Танцы он решительно отвергает, а вот Наталья и Вика не могут отказать себе в удовольствии и выходят на танц-пол, когда ансамбль запевает «Синий иней».
Они самозабвенно отплясывают, привлекая внимание большинства мужчин. Особенно внимательно на них смотрят кавказцы, вызывая в своих головах яркие и провокационные видения, попирающие нормы советской морали. Ну, а как не смотреть? Девушки танцуют раскрепощённо, сексуально и просто отвязно. Я и сам с них глаз не спускаю
Цвет настроения синий
Внутри Martini, а в руках Tequini
Под песню «Синий иней»
Она так чувствует себя богиней
Цвет настроения синий…
Я встаю из-за стола и иду в туалетную комнату. Прохожу через зал и выхожу в фойе. Останавливаюсь в поисках нужного направления. И тут ко мне шагает здоровый мужик, похожий на шкаф.
— Ты Бро, да? — интересуется он с каменным лицом.
Вот такого поднять, перевернуть и бросить… как бы это сказать… не получится с моим-то весом…
— Кто спрашивает? — отвечаю я вопросом на вопрос.
— Я спрашиваю, — раздаётся сзади меня низкий голос с грузинским акцентом.
Я оборачиваюсь, точно зная, кого там увижу. И не ошибаюсь.
— Пойдём, — говорит Вахтанг, — поговорить надо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})9. Разговоры
Поговорить надо? Серьёзно? Здоровенный шкаф меня, конечно, напрягает, но вряд ли они настолько беспредельщики, что будут устраивать кипеш в ресторане, где полно ментов. Ну, а я, в любом случае, прогибаться не собираюсь. Не для этого я сюда приехал.
Подходит Игорёк и останавливается чуть сбоку между мной и шкафом. В деле Вахтанг нас уже видел. Мы его — нет, а он-то нас — да. Так что, должен понимать, что загасить нас по-тихому не удастся.
— А мне, вроде, не надо, — говорю я. — Отлить надо, а поговорить нет. Сейчас не лучшее время для этого. Я тут отдыхаю с друзьями, так что не до разговоров сейчас, сам понимаешь.
— А ты напрасно в бутылку кидаешься, — бледнеет Вахтанг и на скулах его начинают играть желваки. — Ты чё, думаешь, приехал сюда и будешь…
— Тише-тише, ребятишки, — прерывает его добродушный на вид старичок, — что вы, выясняете, у кого кулачки больше? Как детки малые.
Он щупленький и плюгавенький, да только добродушием здесь и не пахнет. Глаза у него ледяные и цепкие. Он улыбается, как добрый сказочник, но внутри у него стальные канаты.
— Извини, братишка, Вахтанга Левановича, — говорит он и берёт меня под руку. — Он человек горячий и авторитетный, привык к уважительному отношению. А ты, вроде как, не желаешь это во внимание принять.
— Да что вы, дедушка, ни одного неприязненного слова не сказал, — улыбаюсь я. — Видно же, человек серьёзный, хоть и невоспитанный.
Вахтанг сжимает зубы, а старичок-лесовичок посмеивается.
— Невоспитанный да, улица воспитывала, да колония. Привык по законам джунглей жить. Ладно, приглашаю тебя к нашему столу. Поднимем по чарке, познакомимся. Отказываться невежливо. Люд я м же интересно посмотреть на тебя, молодого да раннего.
В слове «людям» он делает ударение на «я».
— С чего такой интерес?
— Да ладно, не куражься. Не убудет чай. Не бойся, тут же вертухаев больше, чем на зоне. Посидим, побалакаем. Прояви уважение к старшим.
— Уважение — это моё второе имя, — киваю я.
— Вот и отлично, — ухмыляется лесовичок. — Вона столик наш.
Да видел уж я ваш столик, как такой не заметить.
— Мир вам… — киваю я, подходя к столу.
Вечер в хату, так сказать, часик в радость. Вот они, краса и гордость прибрежного криминалитета. Сидят, пируют, джентльмены удачи и рыцари несправедливости.
За столом их пятеро. Трое солидных и двое, похожих на шнырей. Вахтанг молча опускается на стул. Лесовичок показывает мне на место справа от него, а сам садится справа от меня. Я усаживаюсь.
Все взгляды обращаются ко мне.
— И тебе не хворать, — кивает седой, похожий на монумент, дядя лет пятидесяти.
Лицо, словно вырублено из гранита. Подбородок квадратный, взгляд, как у гособвинителя, проникает глубоко. Слева от него тощий, лысый, похожий на Кощея, заросший густой иссиня-чёрной щетиной, гражданин неопределённого возраста. Он одинаково может быть и сорокалетним и шестидесятилетним. Справа колоритный красавец, с огромным мумми-тролльим носом и чёрными томными глазами. Он самый молодой из этих троих.
Шныри выглядят, как шныри, хотя, может, я и напрасно принижаю их статус.
— Значит, ты и есть Бро? — спрашивает человек-монумент.
— Да, — киваю я.
— И как же тебя занесло в наши края? Каким ветром надуло?
— Друзья пригласили отдохнуть, морским воздухом подышать, силёнок поднабраться.
— Понятно, — кивает гранитный человек и оглядывает своих товарищей по пирушке.
Голос у него подстать внешности, грозный и срывающийся, как камнепад.
— Я Лазарь Сочинский, — представляется он и показывает на Кощея, — это Игла или Сева Пятигорский. Это Джемо Бакинский, а это Женя Старый. Вахтанга ты знаешь уже. А эти — Рубик и Кеш.
Ну вот и познакомились. Я киваю.
— Рад видеть столько уважаемых людей в одном месте, — спокойно говорю я.