Русский маятник - Андрей Владимирович Булычев
Скрипнула дверь, и в дверном проёме показался генерал-поручик.
– Пошли, бригадир. – Он махнул рукой, выходя в коридор. – Не нужно тебе туда заходить. Нда-а. – Он покачал головой, шагая по коридору. – Осерчал Николай Иванович, сильно гневается на тебя. Где уж ты успел ему не угодить? Сам-то не припоминаешь?
– Даже не знаю, Пётр Фёдорович. – Шагавший рядом Алексей пожал плечами. – Так-то лично он мне ничего не высказывал. Разве что при размещении полка, ну и так ещё один раз матушка императрица попрекала его, а так ничего больше вроде и не было.
– Попрекала, говоришь? – Генерал покосился на него. – И как это было? Сам, что ли, слышал?
– Да не я один, ваше превосходительство, – вздохнув, ответил Егоров. – Это как раз на гарнизонных смотрах было. Государыня с генерал-аншефа за волокиту и нерадение по моему полку спрашивала. Потребовала, чтобы всё в кратчайшие сроки было построено и поставлено нам.
– Нда, припоминаю что-то такое, – проговорил задумчиво Берхман. – Пару лет назад у Салтыкова были какие-то сложности, он ведь был тем связующим звеном между наследником престола и императрицей. А уж с Павлом Петровичем всё весьма непросто, поверь. Правда, всё быстро разрешилось тогда, видать Платон Александрович поспособствовал. А уж кто-кто, а он-то весьма благодарен Николаю Ивановичу за… В общем, не нашего это ума дело, Алексей. Нам бы придумать, как кляузы пруссаков грамотно отвести от себя. Нагородили, понимаешь! – И он в сердцах пристукнул кулаком по перилам парадной лестницы. – Сейчас идём ко мне в кабинет, там излагаешь на бумаге на имя президента Военной коллегии, как у тебя всё было в Пруссии. Вот так же, как мне в кабинете рассказывал складно, так и в донесении излагай. А вот потом и вторую бумагу напишешь, – понизил он голос. – Только та уж на другое имя будет. Догадываешься на какое? Не робей, бригадир, государыня гвардию любит, она ей тоже много чем обязана. Вот и поглядим. – И ухмыльнулся, открывая дверь.
– Алексей Петрович, с приездом, наконец-то! Ох и заждались мы вас! – воскликнул, встречая Егорова у входа в дом, старый служка. – Господа уже давно откушали, песни поют, а вас всё нет и нет. А мне-то говорят, ещё до полудня войско ваше в город пришло. А где же барин, спрашиваю. У начальства, отвечают, скоро придёт, а тут ведь уж ночь на дворе. Давайте я вам одёжу отряхну, вон как её снежком запорошило.
– Здравствуй, здравствуй, Герасим, – поздоровался со стариком Алексей. – Как вы тут? Всё ли в порядке? Денег на содержание дома хватило? Не голодали? Да не суетись ты. Мне горячей воды, главное, сделайте. Умыться хочу, баня уж пусть завтра.
– Есть вода, всё давно готово! – воскликнул служка, пробегая вперёд. – В этом самом в медном чане, который печью разогревается, набрана. Только вот проверяли – не остыла. А коли захотите погорячей, так я ещё огонь разведу. Глашка, Глашка, света в моечную побольше неси, барин мыться будет! – крикнул он выскочившей из поварни стряпухе.
– Не суетитесь, я быстро и сразу к гостям. – Алексей, услышав гитарный перебор и хор голосов, кивнул наверх. – Еды-то всем хватило?
– Всем, барин, ещё и с избытком нанесли! – воскликнул Герасим. – Егеря со Степаном Матвеевичем ещё даже не стемнело, а уже забега́ли, воды натаскали и дров с запасом. А уж потом с корзинами сани подкатывали, и чегой там только не было в них! Одних бутылей только… – И он зажал рот ладошкой. – А нам-то всего тут хватило, ещё даже и осталось. Отчёт вам хочу дать. Семнадцать рублёв всего ушло за полгода. Страсть как много! Уж как серебро-то я берёг, а всё одно пришлось потратиться. То на дрова нужно полтину отдать, то бабам-поломойкам. – Он загибал пальцы на руке. – Вы же сказали в чистоте и тепле всё держать. А ещё ведь конюшню правили и баньку. Хотя зачем нам тут парилка, когда моечная прямо в доме и большая баня на соседней улице?
– Потом, всё потом, Спиридоныч, – отмахнулся Алексей. – Не до этого сегодня. – И прикрыл дверь в моечную.
Глава 7. Императорский сухопутный шляхетный кадетский корпус
С утра в голове немного потрескивало, во рту было сухо. Алексей подозвал к себе кухарку Глафиру и попросил налить третью кружку чая. Как говорят в этом веке многоопытные купцы, лучше всего по́том хмель выгонять. Пробежался бы сейчас, как в молодости, вёрст десять по лесной дороге, да вот где же сейчас этот лес и где молодость.
– Что хмуришься, Живан, вчера-то вон как под гитару певал, а сейчас весь кислый сидишь, – всё подшучивал над другом Гусев. – Струны души, струны души. Ах, эти ночи в лунном сиянье, как вы чудесны, как хороши, – пропел он томным голосом, закатывая глаза.
– Серёга, уймись, я тебе в морду дам! – вскинулся Милорадович. – Ты можешь просто молча сидеть и пить чай?
– Фи, как это пошло, – скривился тот. – За безобидный куплет романса и в морду. Сударь, вы плохо воспитаны. А вот только вчера эти же самые слова вызывали совсем другой отклик ваших тонких душевных струн.
– Сергей Владимирович, оставь ты его, ну ведь правда допросишься, – проговорил, отпивая из кружки, Алексей. – Видишь, Живан Николаевич не в духе. Давайте уже, господа, доедаем, допиваем и пошли пешком в полк, по пути как раз и проветримся. Вон Александр Павлович какой молодец, мы только ещё с постелей соскреблись, а он уже по делам убежал.
– Так у него обоз с утра с дровами, – заметил нарезавший буженину Скобелев. – Вчера, пока мы полк размещали, за купцами сразу послал. Срядился с двумя ижорскими. Вот утром из-за Колпина и должны были два обоза прийти, встречает, небось, их.
– Да уж, зима в самой середине, дров ещё ох как много нужно будет, – подтвердил Дементьев. – А сейчас их санями самое то завозить, особенно если просушили правильно. Прямо сразу в печку можно закладывать.
Пятёрка старших офицеров – егерей вышла из Дьяконовского переулка и поспешила по длинной улице в сторону Семёновской площади. С Финского задувал ветерок, мороз пощипывал щёки и уши, и они на ходу их потирали. Вот и полковые казармы, около входа в каждую стоит свой часовой, возле той, где располагался полковой штаб, их, как и положено, – двое. Тот, что справа, рябой, со знакомым Алексею курносым лицом, лягнул что есть сил каблуком дверь, и, распахнув её, наружу выскочил молодой офицерик.
– Ваше высокородие, в полку без происшествий! – зачастил он, рапортуя. – Роты только-только подняли, велено было не спешить, дать егерям поспать! В лазарете двое, на полковой гауптвахте из проштрафившихся никого нет. Нижние чины по списку проверены, все в наличии. Докладывает помощник дежурного по полку прапорщик Шталь!
– Офицеры все в расположение вернулись? – поинтересовался Егоров. – К ним замечаний никаких не было?
Молодой офицер покраснел и, ещё более вытянувшись по струнке, продолжал молча стоять перед командиром полка.
– Ну что застыл, прапорщик, нечего сказать? – усмехнувшись, спросил Егоров. – Мне повторить свой вопрос?
– Не надо, ваше высокородие, – выдохнув, ответил тот тихо. – По наличию офицеров, виноват, доложить ничего не могу, но замечаний к ним у меня нет.
– О как, – с усмешкой проговорил Алексей. – Ладно, разберёмся. Живан Николаевич, проверь сам, как там оно в командирской казарме. Всё понимаю, только из похода люди вернулись, устали. Отдых, поправка им нужна, лишь бы только без дури обходилось. Ну да не мне тебе объяснять, сам всё прекрасно понимаешь.
– Слушаюсь, господин бригадир. Всё понятно, проверю каждого и доложусь вам.
Милорадович направился к стоящему крайним в ряду строений зданию, а все остальные зашли в полковой штаб.
– Ваше благородие, простите великодушно, у вас одной пуговицы на шинели нет, – тихо проговорил стоявший на часах
