Помощник ездового (СИ) - Башибузук Александр
Судя по довольному выражению на морщинистом лице аксакала, ответ ему понравился. Старик тоже коротко поклонился, сам начал разливать чай по пиалам и начал по восточному обычаю издалека.
— Как поживают твои достопочтимые родители уважаемый Алексей?
— Я сирота, — спокойно ответил Алешка.
— Да благословит Аллах их души, — аксакал провел руками по своей бороде.
— Как дела у ваших родных, достопочтимый Рахим-ака? — в свою очередь поинтересовался Алексей из вежливости.
— Слава великому Аллаху все хорошо, — ответил старик и быстро стрельнул глазами в сторону красноармейцев.
Лешка понял, что один из пленных имеет непосредственное отношение к семье старика и сразу перешел к делу.
— Насколько я понял, вы хотите, чтобы мы отпустили людей, напавших на нас ночью?
Старик поморщился и пристально посмотрел на Алексея.
— Ты прозорлив, уважаемый Алексей.
Лешка не отвел взгляда и сухо отчеканил.
— Они напали первые на нас ночью, пытались украсть женщин. Пострадал наш командир. Вы понимаете, достопочтимый Рахим-ака, что им за это грозит? Не только им, но и всем жителям вашего кишлака?
— Я все понимаю, — скорбно ответил старик. — Увы, это произошло без ведома старших. Молодые они… — аксакал раздраженно всплеснул руками. — Они… не думают головой. Но мы готовы загладить их вину. Просто назови цену достопочтимый Алексей.
«Ага… — хмыкнул про себя Алешка. — Взять бакшиш нетрудно. Но сразу после прибытия в Канд об этом станет известно отцам-командирам и начнутся качели. Еще какие качели, комиссар душу вытряхнет, а может еще чего похуже. А оно мне надо? А если не отпустить, по дороге многое может случиться. Однозначно попытаются своих отбить. Нам до Канибадама еще пилить и пилить. Вот и думай, Лекса Турчин…»
Словно поняв, о чем думает Лешка, делегация сгрудилась вокруг. На лицах прямо читалось: своих мы заберем в любом случае.
— Все что могло плохого случиться, с нами уже случилось… — продолжил старик. — Не стоит плодить беды. Уверяю, ничего подобного больше не произойдет, уважаемый Алексей. Я даю свое слово. Мои люди сопроводят вас туда куда скажете и снабдят всем необходимым для дороги. Отпустите молодых безумцев, мы накажем их сами. Мы приготовили очень хорошие подарки…
Глава 8
Глава 8
«…При транспорте находились граждане, в числе коих были женщины и дети; были как русские, так и мусульмане. Вез транспорт пшеницу — 1700 пудов, мануфактуру — 6000 аршин и другие товары. Муэтдин со своей шайкой, напав на транспорт, почти всю охрану и бывших при нем граждан уничтожил, все имущество разграбил. Нападением руководил сам и проявлял особую жестокость. Так, красноармейцы сжигались на костре и подвергались пытке; дети разрубались шашкой и разбивались о колеса арб, а некоторых разрывали на части, устраивая с ними игру „в скачку“, то есть один джигит брал за одну ногу ребенка, другой — за другую и начинали на лошадях скакать в стороны, отчего ребенок разрывался; женщины разрубались шашкой, у них отрезали груди, а у беременных распарывали живот, плод выбрасывали и разрубали. Всех замученных и убитых в транспорте было до 70 человек, не считая туземных жителей, трупы которых были унесены мусульманами близлежащих кишлаков, точное число каковых установить не удалось».
Выдержка из обвинительного дела Эмира Ляшкар Банта Муэтдин-Бека Газы
В захламленном мусором и старыми вещами подвале на полу лежало окровавленное тело, вокруг него стояли четверо вооруженных мужчин, в добротном, хотя и разномастном снаряжении. Отдаленно доносился грохот канонады, сам подвал тускло освещал электрический фонарь.
— Cagada*… — бурно выругался на испанском языке низкорослый крепыш и сплюнул себе под ноги. — Нас разнесли, как сосунков и всего двое русских. Говорил мне Бруно: куда ты лезешь, так я, идиот, как всегда, не послушался.
Cagada(исп.) — дерьмо
Говорил он на неплохом английском языке, но с сильным латиноамериканским акцентом.
— Зато один из них попался нам живым, — второй, худощавый, высокий блондин, присел рядом с лежащим на полу человеком.– И я отсюда не уйду, пока хорошенько не развлекусь. Надо отомстить за наших.
Латиноамериканец неприязненно посмотрел на него и выругался:
— Eres muy feo*, Билли. Какие наши? Кто для тебя наши? Ты не думаешь, что сам можешь попасться в руки к русским? Хочешь убить — убей, но мучить зачем? Сраная сука судьба может и к тебе повернуться своей вертлявой задницей.
Eres muy feo(исп.) — ну ты и урод!
Третий, с неприятным, вытянутым, прыщавым лицом, мерзко ухмыльнулся и сипло ответил:
— Брось, Хорхе. Это же не люди. Это словно снять шкуру со свиньи. Мой прадед так говорил. А он точно знал.
— Смотрите что я нашел, — четвертый хохотнул и взял с полки большие клещи с ножницами по металлу. — Надо только эту свинку хорошенько связать. Хорхе, ты с нами?
— Делайте что хотите, сраные гринго, — латиноамериканец сплюнул и вышел из подвала.
Алексей сильно вздрогнул и поспешно открыл глаза. Воспоминания были настолько живые, что по спине пробежала крупная ледяная дрожь, а все тело свело дикой болью.
Лекса бросил повод, посмотрел на свои ладони и, только убедившись, что видит не кровавые обрубки, а целые пальцы, немного пришел в себя. Что случилось дальше в подвале он прекрасно помнил. И эти воспоминания никуда не уходили. А еще он прекрасно осознавал, что теперь он никогда не сможет это забыть.
— Суки… — с ненавистью процедил Лешка и оглянулся.
Припекало солнце, в бирюзовом небе мелькали жаворонки, телеги с ранеными и женщинами в окружении конных красноармейцев неспешно пылили по дороге. Чуть поодаль трусили четверо местных на ладных лошадках, эскорт отправленный Рахимом-ака в сопровождение. Они гнали небольшую отару овец.
Лешка про себя чертыхнулся. Предложение старика пришлось принять и отпустить его людей. Сразу стало ясно, что местные не успокоятся и попробуют по дороге освободить пленных. Хотя бы из чувства упрямства стоило не соглашаться, но раненые и женщины сильно сковывали возможности.
Алексей фактически сам принял решение, командир отделения чувствовал себя совсем плохо, а остальные самоустранились. Зато остаток пути до города прошел без проблем. В провизии и фураже нужда отпала, всем необходимым снабдили в избытке, мало того, сопровождающие проводили практически до самого Канда.
— Вот только Баронову на все это плевать, — вслух подумал Алексей. — Не факт, что накажет, но на крючок попытается подцепить обязательно. И неизвестно, как все это аукнется потом.
Никаких иллюзий по отношению к комиссару Лешка не питал, так как по опыту прошлой жизни уже успел научиться разбираться в людях.
— Ты себя плохо чувствуешь, азизим? — к Алексею подъехала Гуля. Воеводин из-за недомогания большей частью ехал на подводе, а его кобылу выпросила девушка. Она прекрасно чувствовала себя в седле и никогда не отказывалась от прогулок.
— Все нормально…
— Ты очень бледный, — Гуля прикоснулась к его руке. — Я чувствую, что тебя что-то беспокоит.
— Все хорошо, — терпеливо повторил Алексей. Злится на Гулю у него просто не получалось, хотя ее привязанность к нему несколько тяготила.
— Хорошо, азизим, — девушка, как всегда почувствовав, что не стоит настаивать отъехала. Она удивительным образом всегда чувствовала настроение Лексы, словно заглядывала ему в сердце.
Впереди показались постройки города. Старший эскорта махнул Алешке, приложил руку к груди, поклонился и подал знак своим. Очень скоро провожающие скрылись из глаз.
— Модя, присмотри за овцами, — коротко бросил Алексей.
Емельянов беспрекословно послушался. Воеводину с каждым часом становилось все хуже и своим решением, он назначил Турчина исполняющим обязанности командира отделения. Несмотря на молодость «командира», личный состав воспринял назначение спокойно. Только дядька Степан беззлобно шутил, что приходится служить под началом молокососа.
