Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Единственным серьёзным препятствием для его реализации была нехватка денежных средств. Финансовые проблемы усугублялись большими затратами на военную подготовку к грядущей войне, но я для себя уже решил, что очевидные не только для меня процессы изменения установившегося миропорядка требуют серьёзных мер. К тому же очевидный рост нашей экономики и внешней торговли давал нам возможность получать значительные суммы в креди́т от зарубежных банков.
Рост внутренней торговли давал нам отличную возможность безболезненно увеличивать выпуск ассигнаций, конечно, говорить о бесконтрольной печати бумажных денег речи не шло, но даже лишний миллион рублей снимал множество проблем и волнений. Мы были готовы к реализации ещё одной амбициозной программы развития.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Марьюшка! Марьюшка! Получил я назначение! – радостно, словно мальчишка, вбежал в дом уже полковник Карпухин.
Супруга его, Мария Кондратьевна, выглянула из комнат и прижалась к мужу:
- Куда, Платоша?
- В Стратилатов[14] поедем! Меня первым помощником коменданта определили!
- Ох! – полковничиха, которая сохраняла ещё былую красоту и стать молодости, прямо осела от огорчения, — Как же это, на Дунай-то? Мы же хотели во Всеволожск или Новорадонеж! Чтобы к деткам поближе!
Сыновья Карпухиных уже были зачислены в корпуса, причём младший, Глебушка, проявил невероятное упрямство и добился своего зачисления в Морской. Учреждение гимназий при корпусах и значительное увеличение количества новиков дало возможность офицерским и унтер-офицерским детям, не меняя учебных заведений вместе с переезжающими родителями, получать образование. Даже единственная дочь, Людмила, и та уже постигала науки в Петербурге в царском женском училище. Конечно, Карпухины хотели оказаться ближе к детям.
Уже три года вся семья жила в Петербурге, где Карпухин учился и работал. Немолодой уже подполковник решил направить свои «Замечания к Вобановой[15] фортификации» в крепостную экспедицию военного приказа. Главный начальник крепостей генерал Цицианов заметил интересную работу самоучки и вызвал его в столицу, где предложил пройти обучение в офицерской школе при Инженерном корпусе.
Необходимость дополнительного обучения офицеров, не получивших образования в корпусах, была очевидна, для чего такие училища начали работать уже довольно давно, но привлечение к этому совсем не юного подполковника всё же было необычно. Закончить годовой курс вместе со значительно более молодыми людьми Карпухину было тяжело, но природное упрямство позволило ему сделать это достаточно успешно. После чего уже очень вдумчивый офицер привлёк внимания самого́ генерала Баура, который твёрдой рукой направил его уже в классы Генерального штаба.
Два года обучения там позволили Карпухину не только подняться в чине до полковника, но и написать вместе с самим Цициановым учебник фортификации. Но вот окончательно уйти на штабную работу Платону Абрамовичу помешал его характер и усталость от жизни в огромном городе, к которому он не привык, да и жене его тоже в Петербурге не нравилось. Так что намеревался полковник отправиться в бывший Фридрихсгам[16], уже почти десять лет как ставший Новорадонежем, или в хорошо знакомый Нейшлот[17], который никто не именовал иначе, как Всеволожском, служить поближе к любимым детям.
- Марьюшка, да не смог я отказать самому императору! – счастливую улыбку с лица Карпухина не в силах было стереть даже огорчение любимой супруги.
- Как же? – Мария Кондратьевна с удивлением оторвалась от мужа, заново оглядела его и только сейчас заметила, что на широкой полковничьей груди теперь красуется исключительно одинокий орден Святого Георгия четвёртой степени, полученный Карпухиным за Кабардинскую замятню, а вот того же ранга святого Иоанна за беспорочную службу больше не видно. Она с испугом и надеждой подняла взгляд выше и да – на его шее красовался крест уже третей степени ордена, — Господи, сам государь тебя его вручил?
- Да, наградил за учебник! То-то же Егор Павлович говорил, что награда будет обязательно, но, чтобы сам государь!
- Ох ты, счастье-то какое! А что же ты его не попросил-то поближе к деткам быть? – начала пилить своего мужа жена.
- Марьюшка! Что ты? Государь сам мне об этом сказал! Знает он, что все дети в корпусах! И даже, что Марк к математике способности имеет, и что Глеб подрался третьего дня!
- Ах! – жена старого солдата выдержала такую новость стоически, но всё же побледнела и предпочла присесть, — Как же он про тебя, полковника простого, всё знает?
- Знает, Марьюшка! Всё, как есть, знает! Сказал, что просит меня отправиться в самую большую нашу крепость, где требуется мой пригляд за работами! Мол, генерал Цицианов ему донёс, что только мне такое дело доверить может, да и Баур обо мне превосходно отзывался! А за детками он личный пригляд мне обещает!
- Ох, Платоша!
- А готова ли ты, Марьюшка, к тому, что генеральшей будешь, а? Небось, и не думала о таком, когда за меня замуж согласилась идти, а? – гоголем ходил перед женой полковник, посверкивая начищенным до блеска серебряным горжетом и горделиво поправляя ордена.
- Ох, Платоша! Счастье-то какое!
- Собирайся, Марьюшка! Собирайся! Ждёт нас Дунай!
- Ох, надо деток перед отъездом навестить!
- А то как же! Пусть знают, какая честь их роду оказана! Да и Силуану с Агриппиной надо написать! Может, захотят они к нам поближе всё же переехать, уж я перед епархией теперь похлопочу!
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
С еженедельным докладом ко мне пришёл глава Патентной палаты Алкивиад Пискунов. Этот обладатель звучного имени и забавной фамилии, был маленьким человечком с крысиной мордочкой, чёрными горящими глазами и огромной ранней лысиной. Несмотря на все свои внешние недостатки, он был одним из лучших специалистов в мире науки и техники и знатоком законов разных стран.
Алкивиад до этого служил канцеляристом в архиве Университета, а рекомендован он был мне Эйлером-старшим в качестве совершенно уникального знатока изобретений и открытий. Пискунов с невероятной жаждой добывал все возможные све́дения о новостях науки и даже в порыве своей страсти попытался проникнуть в тайны личной переписки самого́ главы Ямского приказа Иллариона Матвеевича Голенищева-Кутузова[18], в канцелярии которого он служил.
Пойманный на горячем, канцелярист признался своему начальнику в пагубном увлечении, которое тому показалось вполне достойным. Алкивиад само́й природой был предназначен для фиксации открытий, совершаемых в научном мире, к тому сам он признавал свою полную неспособность к сложным вычислительным работам, что помешало ему в былое время стать инженером. Ну вот разбирался бывший канцелярист в открытиях просто невероятно, причём подобно губке впитывал любую информацию о новшествах, вне зависимости от сферы научной деятельности.
Кутузов, поняв всю уникальность этого человека, отправил того к
