Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
- Милая моя, успокойся, пожалуйста! Помни про ребёнка, что ты носишь под сердцем! – Орлов обнял жену и гладил её по спине, — У короля нет денег, чтобы купить еду, и мало сил для наведения порядка.
- Нам надо срочно ехать в Париж! Я обращусь к аристократам, к королеве, к торговцам! Если в России для чужих людей за морем смогли собрать деньги на шесть больших кораблей с продовольствием, то во Франции тоже смогут!
- Конечно, любимая! Мы завтра же поедем в столицу! Возьмём с собой письма адмирала, обратимся ко всем… Прости меня, девочка моя, что я тебя заставил увидеть такое! Прости, Полин!
- Не надо, Алекси! Мы не знали, что мы можем здесь увидеть! Но, поверь мне, так было надо!
Эффект речей Анн Полин Орловой в парижских салонах превзошёл все ожидания. Она оказалась великолепной рассказчицей, убеждавшей всех в необходимости изменить тяжкую учесть ирландцев, да и бретонцев. Даже королева Мария-Антуанетта втайне передала Полин несколько своих драгоценностей для помощи голодающим.
Мнение высшего общества просто принудило Верженна согласиться с аргументами русского посланника и начать серьёзную работу по новому торговому трактату с Россией, который был подписан уже через месяц. Российская империя соглашалась вывезти из Франции за два года сто тысяч ирландцев, которых обязывалась кормить и одевать, а также поставить в креди́т значительное количество продовольствия, а его должно́ было хватить для устранения проблем голода в связи с прибытием многочисленных беженцев. Также оговаривались тайные поставки оружия, которое впоследствии должно́ было поступить ирландским повстанцам. В ответ Франция на пять лет полностью отказывалась от всех пошлин и ограничений на ввоз товаров из России.
Позиция Верженна по игнорированию сигналов Сюффрена о тяжести положения в Бресте и судьбе ирландцев серьёзно подорвало авторитет герцога в глазах общества, да и король стал смотреть на своего первого-министра без былого восхищения.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Всё же я настаиваю на необходимости исправить прохождение железной дороги в соответствии с моими рекомендациями! – Гаскойн снова и снова повторял свои слова, ничуть не меняя равнодушного тона.
- Чёртов ты англичанин! – Акулинин просто подпрыгивал он злости, — Говорю же, путь выбран инженерами! Он наиболее выгоден для стройки и использования!
- Я шотландец, Алексей Григорьевич! – меланхолично парировал металлург.
- Да хоть нихонец! – бушевал вице-наместник, — У меня все сроки и расчёты согласованы и высочайше утверждены!
- Сомневаюсь. Я, как начальник Уральских заводов, проект не согласовал. Государь утверждать окончательные расчёты без изучения моего мнения не стал бы.
- Что? Да я брат государя!
- Знаю, он мне говорил. Как это связано с путём, по которому идёт дорога?
- Фу-у-у! – выдохнул, устав от споров и ругани, Акулинин, — Вот же упёртый баран!
- Знаю, он мне говорил.
- Что? Ах ты ж… — и брат императора не выдержал и совсем ещё по-юношески захохотал.
Гаскойн тоже не справился с собой и присоединился к смеющемуся собеседнику, пусть и делал это довольно скромно.
- Павел Петрович мне тоже о Вас писал, Карл Карлович. – улыбался вице-наместник.
- И что же?
- Упрямый, довольно наглый, но редкий умница. – откровенно смеялся Акулинин. Гаскойн недоумённо поднял левую бровь, — Вот я и решил проверить, насколько прав мой венценосный брат и насколько я могу доверять Вам в столь важном деле, как строительство Уральской железной дороги.
- Вы меня проверяли?
- Именно так. В Вашем уме я нисколько не сомневался – я знаю государя, хорошо знаком с Ярцовым, да и Лобов мне известен, а все они дали Вам отличные характеристики. Но вот способны ли Вы выдержать моё давление… Я по опыту знаю, что мой статус, да и мой напор далеко не каждый может выдержать. А дело наше слишком важное, чтобы допустить ошибку просто из-за слабости характера. Что же у Вас он есть.
Давайте к делу, Карл Карлович. Проект действительно не утверждён, но ямские инженеры тщательно его проработали, мне не хотелось бы вносить изменения. Будьте любезны, объясните мне, почему Вы требуете столь существенного искажения предполагаемого решения? Просто настаивать не стоит – мне нужны причины, по которым я отложу начало строительства на несколько месяцев.
- Забавно, Алексей Григорьевич, — задумчиво ответил ему Гаскойн, — император говорил мне, что мне придётся с Вами договариваться, но при этом именно я являюсь руководителем всех Уральских заводов и моё слово там – закон. Он посоветовал мне найти с Вами общий язык. А мне пришло в голову, что мне сто́ит проверить степень Вашей готовности идти мне навстречу. Тоже, стало быть…
Теперь уже засмеялись оба. Именно это забавное событие и Алёша, и Карл Карлович описали мне в своих письмах, как знак свыше, который прямо указал им на возможность и необходимость не только совместной работы, но и вполне дружеских отношений. Проект действительно требовалось исправить, ибо не все детали будущих изменений в металлургическом процессе были учтены, что принесло бы через некоторое время большие финансовые потери.
Однако, и откладывать все работы из-за уточнений всего лишь небольшой части маршрута было нелепо. Разбить возведение всей весьма немаленькой дороги на этапы было естественным решением, так что стройка началась, как и планировалось, летом 1787 года.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Петропавловский воевода отставной подполковник Перепечников ласково поглаживал двупалой рукой свой новый орден святого Иоанна, полученный им за заслуги в управлении городом.
- Что же, карьера идёт вверх! – думал градоначальник, медленно поднявшийся из удобного кресла и также степенно прошествовавший к широкому окну, выходящему на город. Взгляд Перепечникова упал на изуродованную руку, он поморщился. Рука ещё побаливала при перемене погоды, да и отсутствующие пальцы очень мешали жить.
- Вот прокля́тый ниходзин! Повезло же мне так неудачно подставиться тогда, под Харями. Глядишь, генералом бы стал… Э-эх… Но, что здесь скажешь, нет худа без добра. Женился вот! – от мыслей о молодой супруге, происходившей из старинного польского рода Загоровских, боевой офицер глупо заулыбался, — Вот, не попадись мне на войне этот дурень с саблей, не встретил бы я свою Еленку, да и Панин меня тогда в госпитале не приметил бы…
Он стоял, вспоминал прошлое, мечтал и смотрел на свой город. А Петропавловск-то был красив. Очень красив. Один Петропавловский собор, пусть ещё и строящийся, чего стоил. Стройные ряды разноцветных домов, парки, широкие улицы, уже кое-где с новомодными масляными фонарями – воевода воспринимал весь город как своё детище.
Орден-то ему дали и за порядок и красоту в столице наместничества,
