Военкор (СИ) - Дорин Михаил
— Здравствуйте, — сказала она по-русски с лёгким акцентом. — Вы из посольства?
— Да. Карелин. Я вас сопровожу.
— Хорошо. Проходите.
Квартира была скромной и чистой. Невысокие потолки, узкий коридор, в углу стоял низкий столик с кофейником и медной чашкой. Были и полки с книгами на арабском и русском. На стене висел портрет мужчины — тот самый, что был на фотографии. Мужчина с густыми усами, плотный, серьёзный. На вид ему было под пятьдесят. Он был одет в светлую рубашку и тёмные брюки.
— Когда мы выезжаем? — спросила Самира.
— Чем быстрее, тем лучше. Поспешите.
Глава 5
В коридоре стояла небольшая сумка с вещами. Самира ушла в комнату. Пока я продолжал рассматривать фотографии и названия книг, появился мальчик, держащий в руках плюшевого Чебурашку с потёртыми ушами. Игрушка явно была любимой. Возможно, подаренной кем-то из советских специалистов.
— Привет, Амир! Как делишки? — спросил я на арабском, но мальчик промолчал.
Он чуть сильнее прижал к себе игрушку и не сводил с меня глаз.
— Не бойся. Меня зовут Лёша, — присел я перед ним на корточки и протянул руку.
Амир несколько секунд думал, а потом медленно пожал её.
— Приятно познакомится. А как зовут твоего друга? — указал я на игрушку.
— Чебурашка, — по слогам произнёс Амир.
Вот уж кого, а нашего легендарного «ушастика» знают во всём мире. По мне так он приятнее американского Микки.
Самира вернулась из комнаты с небольшой сумкой.
— Это всё? — спросил я.
— Да. Мы налегке, — подтвердила Самира.
По-русски она говорила хорошо, скорее всего училась в Советском Союзе и теперь вернулась на Родину.
— Амир, иди попрощайся с бабулей, — отправила Самира мальчика к бабушке, которая сидела во дворе.
Ребёнок выбежал, а женщина зашептала молитву на арабском. Как только она закончила, я решил у неё спросить про бабушку.
— Она не поедет с вами? — спросил я, кивнув в сторону двора.
Самира покачала головой, прикусив губу. Амир и бабуля сидели на лавке и разглядывали Чебурашку. Бабушка улыбалась, пытаясь не показывать грусть.
— Нет. Это её дом. Она здесь родилась, здесь прошла вся её жизнь. У неё здесь воспоминания… Она говорит, что не хочет быть обузой и не знает, что её ждёт в другом месте.
Я знал, что значит для многих пожилых людей дом. Это часть самого себя. Покинуть его, значит, эту часть потерять.
К моменту когда я с Самирой и её сыном вышли из дома, бабушка сняла с верёвки высохшую одежду и сложила в стопку. При нас положила стопку с бельём на белую простыню, связала края узлом и отдала Самире.
Женщина склонилась, поцеловала руку бабушки, которая ничего не сказала, лишь кивнула едва заметно и села обратно, потупив взгляд.
Я помог семье сесть в машину, и мы выехали в сторону порта. Напоследок взглянул на бабушку через левое зеркало и встретился с ней взглядом. Никогда не избегаю прямого взгляда, но сейчас я отвернулся. Её глаза блестели от наполнивших их слёз. Она знала, что увидит внука нескоро, а может, даже больше не увидит никогда.
Дорога до порта заняла меньше получаса.
В салоне висела тишина, разбавляемая урчанием старого мотора. Я не спешил нарушать молчание, Самира заговорила первой.
— А вы хорошо говорите по-нашему.
— Не то чтобы хорошо, но немного понимаю, — я на секунду поймал её взгляд в зеркале заднего обзора. — Вы неплохо владеете русским языком.
— Я училась в Москве. Университете дружбы народов. У нас было немного девочек из Сирии, Иордании… Из Ливана я одна. В общежитии поначалу было тяжело, но мне помогли освоиться.
— Понравилось?
— Да. Там было… спокойно.
Она замолчала, глядя в окно. Я больше ничего не спрашивал. Хотя должен был, моя задача — снять об этих людях репортаж. Но чёрт возьми, я понятия не имею, как это делать.
Мы свернули на улицу, ведущую к порту. Уже на подъезде чувствовалось напряжение. Ворота на въезде охраняли солдаты с автоматами. Один из них поднял руку, останавливая мой «Жук». Он обошёл автомобиль, пристально вгляделся в лица.
— Документы, — пробасил он на арабском.
Я подал удостоверение, потом показал папку с бумагами на семью. Теми самыми, что Казанов вручил мне накануне. Солдат взял, раскрыл, пробежал глазами по строкам. После перевёл взгляд на Самиру.
— Это ваш ребёнок? — спросил он у женщины.
— Да, — ответила она по-арабски. — Мы в списке на эвакуацию от Советов.
Он ещё раз сверился с листком, затем кивнул напарнику.
— Откройте багажник, — обратился он уже ко мне.
Я молча потянулся к ручке. Из машины не выходил. Пока один солдат стоял у багажника, второй обходил «Жук», держа в руках палку с зеркалом. Он осматривал днище на предмет взрывчатки.
— Проверка у вас серьёзная, — сказал я, выйдя из машины.
— Сами видите, что происходит на улицах в «зелёной зоне», — ответил солдат, поправив кепку и ремень автомата.
Я открыл багажник, и он быстро посмотрел на сумку.
— Много людей эвакуируется. Возможны теракты. Так, что будьте внимательны, — сказал солдат и показал мне закрывать.
— А были инциденты? — спросил я, хлопнув крышкой багажника.
Начинаю уже разговаривать как корреспондент. Всё хочу узнать и записать.
Солдат показал на стену рядом с КПП. Она была прострелена в нескольких местах, а рядом с ней забор и вовсе был с большим чёрным следом от взрыва.
Ещё дальше — стена забора с большой надписью «Свободный Левант». Рядом один из девизов этой группировки: «жизнь за свободу священного Леванта».
Вообще, эти террористы мыслят крайне масштабно. Если даже представить, что они хотят освободить весь Левант непонятно отчего, то им придётся воевать в нескольких странах. Ливан, Сирия, Палестина, Израиль — вот неполный список государств, расположенных на этой исторической территории.
— В самом порту ещё не было. И не хотелось бы. Проезжайте, — ответил солдат и вернул мне документы.
Мы заехали в порт. Внутри было полно как военных, так и гражданских лиц. Портовый персонал сновал вокруг грузовых кранов и контейнеров, уворачиваясь от армейских внедорожников и машин с флагами международных миссий ООН и Красного Полумесяца.
Советские машины стояли чуть в стороне. Вокруг них толпились наши специалисты с блокнотами и радиостанциями. Знал я таких. Они и дипломаты, и логисты, и охрана в одном лице. Именно такие спецы координировали эвакуацию.
Бейрутский порт был не просто выходом к морю. Он был единственной артерией, по которой можно вывести раненых, спасти женщин и детей, вытащить тех, кто оказался не в том квартале и не в тот час.
Самолёт посылать накладно, да и не всех он сможет взять сразу. Корабль предпочтительней.
Мне нужно было оставить автомобиль, поэтому я подошёл к одному из советских специалистов и коротко объяснил ситуацию. Он как раз работал в посольстве.
— «Жук»? Редкая машина даже для Ливана.
— Так что думаешь? В долгу не останусь. А то от редакции влетит, если хоть царапина будет.
— Не будет. Подержим рядом с посольством. Надеюсь, не угонят, — улыбнулся посольский работник.
— Спасибо, — поблагодарил я и отдал ключи.
Хорошо, что он не стал задавать лишних вопросов.
Закончив, я посмотрел на Самиру, она смотрела на порт с надеждой и всё понимала.
— Пойдёмте, — негромко позвал я девушку и ребёнка.
Мы свернули вглубь порта, где стояли суда под советским флагом. Наш корабль ждал у причала № 4.
На кормовом флагштоке красиво развевался флаг Советского Союза, а на сером борту красовалась надпись, нанесённая белой краской: «Капитан Мещеряков». Это было судно Министерства морского флота СССР.
Людей вокруг было настолько много, что я бы не взялся говорить точное число. Здесь присутствовали как советские граждане, так и граждане Ливана, учившиеся в СССР, а также члены семей русских специалистов.
Преимущественно это были женщины с детьми. Мужчин почти не было. Только редкие сопровождающие в лице врачей, сотрудников дипмиссий или охранников.
