Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Телохранитель анарха страстно, изо всех сил хрустнул пальцами, подался вперед, стараясь не упустить капризное, ветреное мальчишечье внимание.
– Послушай меня, Себастьян. Дело крайне серьезное. Подпиши обращение… пока еще не разучился писать. Подпиши, а больше ничего и не требуется. Официальное обращение к народу с призывом…
Во взгляде мальчишки полыхнули враждебные искорки.
– Ай, ну вас всех! Проваливайте, не верю я вам. Тут что-то не так.
«„Что-то“… да тут все не так, – подумал Энг, неловко поднимаясь на онемевшие ноги, – и с этим, похоже, ничего не поделаешь. По крайней мере, без твоей помощи».
Опять. Опять все его старания пошли прахом…
– Попробуйте позже, – посоветовал телохранитель анарха, тоже встав на ноги. На лице негра отразилось искреннее сочувствие.
– Так ведь позже он станет еще младше, – с горечью заметил Энг.
Вдобавок и времени практически не осталось. Все «позже» он уже исчерпал…
Окончательно приуныв, Людвиг Энг отошел от анарха на пару-другую шагов и остановился.
Бабочка на ветке ближайшего дерева начала сложный, таинственный процесс перерождения, свернула крылья, принялась сжиматься в неяркий, тускло-коричневый кокон. Энг замер, наблюдая за ее неторопливым, тяжким трудом. У бабочки тоже имелась определенная цель, определенное дело… однако в отличие от его дела далеко не столь безнадежное. Впрочем, бабочка даже не подозревала об этом, трудилась бездумно, механически, на рефлексах, повинуясь программе, составленной для нее природой в далеком-далеком будущем. Вся эта картина заставила Энга кое о чем призадуматься. Поразмыслив, он понял, в чем ее мораль, и решительно двинулся назад, к мальчишке, сидящему среди травы над россыпью разноцветных прозрачных шариков.
– Давай вот как сделаем, – сменив тон, предложил он анарху Пику. Весьма вероятно, нового случая ему уже не представится, а значит, нужно пробовать все, что только в его силах. – Пусть даже ты не помнишь, что такое своббл и как воздействует на нас Фаза Хобарта, – от тебя требуется всего-навсего поставить подпись. Документ у меня с собой.
Сунув руку за пазуху, он извлек из внутреннего кармана пиджака конверт и отогнул клапан.
– Как только ты это подпишешь, все, что тут сказано, передадут по телевизору, в вечерних шестичасовых новостях, для каждого из часовых поясов. А я сделаю вот что. Подпишешь эту бумагу, утрою твои капиталы. Говоришь, у тебя пятьдесят центов есть? Добавлю к ним еще доллар – настоящий, бумажный. Что скажешь? И оплачу билеты в кино на все субботние утренние сеансы до конца года. Идет?
Мальчишка пристально воззрился на него. Казалось, он готов согласиться… но что-то – что именно, Энг не смог бы даже предположить, – его сдерживало.
– По-моему, – негромко пояснил телохранитель анарха, – ему у папки спросить разрешения требуется. Видите ли, старый джентльмен ныне жив: его компоненты мигрировали в родильный контейнер месяца полтора назад, и сейчас он находится в постнатальном отделении центральной больницы Канзас-Сити, на ревивификации. Уже в сознании, так что его величество успел с ним раз пять-шесть побеседовать. Верно я говорю, Себастьян? – добавил он, мягко улыбнувшись мальчишке.
Анарх кивнул.
– Видите? Вот так-то, – поморщившись, подытожил негр. – Не ошибся я, стало быть, мистер Энг. Отец его жив, и потому он боится предпринимать что-либо по собственному почину. Похоже, плохи, крайне плохи ваши дела, мистер Энг: слишком мал он стал, чтобы и дальше справляться с работой, и все вокруг это прекрасно видят.
– И все-таки сдаваться я не намерен, – объявил Энг.
Однако, по сути, в глубине души он уже сдался, поскольку вполне сознавал: телохранитель, проводящий рядом с анархом все время, с перерывами только на сон, не ошибается ни на йоту. Все его старания пропадут даром. Эх, произойди эта встреча всего парой лет раньше…
– Пойду я. Пускай спокойно забавляется шариками, – глухо сказал он телохранителю анарха и, спрятав конверт в карман, двинулся было прочь, но приостановился и обернулся. – Попробую еще раз, напоследок, с утра. До того как должен буду явиться в библиотеку… если, конечно, рабочий график мальчишки позволит.
– Позволит, позволит, – со вздохом подтвердил телохранитель. – Теперь, ввиду его… немощи к нему больше не валят толпой за советами и наставлениями.
Искреннее сочувствие в его голосе Энг оценил по достоинству. Оставив бывшего анарха половины цивилизованного мира бездумно играть в траве, он устало отвернулся и побрел прочь.
«Вчерашнее утро, – подумал он. – Последний шанс. Ждать долго, а заняться решительно нечем».
Вернувшись в номер отеля, он заказал звонок на Западное побережье, в Публичную Тематическую Библиотеку, и вскоре оказался лицом к лицу с одним из тех бюрократов, с которыми ему так часто приходилось сталкиваться в последнее время.
– Соедините меня непосредственно с мистером Лерером, – буркнул он.
В конце концов, почему бы не начать с самого верха? Это ведь Лерер решает судьбу его книги, деградировавшей до единственного машинописного экземпляра… последнее слово за ним.
– Прошу прощения, – с едва заметным пренебрежением в голосе ответил библиотечный чиновник, – но для этого слишком рано: мистер Лерер уже покинул здание библиотеки.
– Как по-вашему, смогу ли я застать его дома?
– Сейчас он, вероятнее всего, завтракает. Рекомендую повременить до вчерашнего дня. В конце концов, мистеру Лереру тоже необходимо порой отдохнуть в уединении, без помех: немаловажных, весьма утомительных забот у него, знаете ли, хватает с избытком.
Очевидно, помогать Энгу мелкий чиновник был не намерен. Окончательно приунывший, Энг, не сказав даже «хелло», бросил трубку на рычаги.
Что ж, возможно, оно и к лучшему: вне всяких сомнений, в отсрочке Лерер бы отказал. В конце концов, библиотечный бюрократ прав, сам Лерер тоже связан служебным долгом, на него тоже давят вышестоящие – в частности, искоры из синдиката… таинственные существа, заботящиеся о неукоснительном, своевременном искоренении человеческих изобретений, о чем наглядно свидетельствует судьба его собственной книги. Ладно. Выходит, ничего не попишешь. Остается одно – бросить эту затею и возвращаться на запад.
Направившись к двери в коридор, Энг задержался у зеркала на туалетном столике, чтобы проверить, поглотила ли кожа лица пакетик щетины, посаженной на пеноклей в начале дня, взглянул на собственное отражение, провел ладонью по подбородку…
И не сумел сдержать крика.
Его подбородок и скулы сплошь покрывала темная свежеотросшая щетина, зачатки бороды и усов. Щетина не поглощалась кожей – лезла наружу!
Что это значило, он себе даже не представлял, но испугался до полусмерти, замер у зеркала, скованный страхом, отразившимся на его лице. Изуродованный неким нежданным зловещим преображением, человек в зеркале не выглядел даже смутно знакомым.
Почему?! Каким образом?..
Чутье подсказывало: покидать номер отеля
