Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
– Тридцать пять центов, – предложил Стюарт.
В конце концов сговорились на сорок. Стюарт стреножил Эдуарда, Принца Уэльского, замкнул путы на замок, чтоб коняшку не увели, и вскоре, спустившись на приплясывавший в такт качке плот ветерана, поплыл к тому берегу, к Сан-Франциско.
– На что живешь? – полюбопытствовал ветеран, работая веслом, и смерил Стюарта обманчиво безмятежным взглядом. – Ты ведь не сборщик налогов, а?
– Не-а, – заверил его Стюарт. – Я, понимаешь, торгую ловушками на мелкую дичь.
– Послушай-ка, друг, – оживился ветеран, – а со мной под сваями ручная крыса… крыс то есть жил – веришь, нет? Умный на удивление. На флейте играть умел, вот ей-богу, не сказки! Я ему маленькую такую флейточку деревянную смастерил, а он в нее носом дул… выходило почти как на носовых флейтах из Азии, у индусов такие в ходу. И вот жил он у меня, жил, только на днях машиной его переехало. Я сам видел, как, но сделать ничего не успел, да и не смог бы. Он, понимаешь, бросился через пирс за чем-то нужным – может, за клоком тряпья. Постель-то я ему, конечно, устроил, но он то и дело простуду подхватывает… подхватывал то есть при жизни: ведь вид этот, мутировав, облез, шерсти лишился начисто…
– Да, видывал я таких и вполне тебе верю, – подтвердил Стюарт, вспомнив, как ловко голые бурые крысы ускользали из всевозможных ловушек – даже от электронных крысоловок мистера Харди умудрялись уйти. – Вполне верю: крыс я знаю неплохо. Однако и крысы – ничто по сравнению с этими маленькими серо-бурыми полосатыми кошками… держу пари, сам, без тебя, он себе флейты бы не смастерил.
– Это точно, – согласился ветеран, – зато артистом был настоящим. Послушал бы ты его музыку! Ко мне по вечерам, закончив рыбачить, народ толпами собирался… а я учил его чаконе Баха из «Партиты ре минор».
– А я как-то поймал одну из этих полосатых кошек, – вспомнил Стюарт, – и месяц держал у себя, пока не сбежала. Так вот, она умела делать крохотные остроконечные штуковины из крышек от консервных жестянок. То ли гнула их, пока крышка не переломится, то ли еще как. За работой ее застать я ни разу не смог, но штуковины получались впечатляющие.
– А как нынче жизнь к югу от Сан-Франциско? – не прекращая грести, полюбопытствовал ветеран. – Мне, сам видишь, на сушу теперь ходу нет, – пояснил он, указав на культяпки ног. – Живу, с плота не сходя. Нужно в уборную – вон лючок небольшой. Эх, найти бы мертвого фока, разжиться его повозкой, из тех, что зовут «фокомобилями»!..
– Я одного фока знавал еще до войны, – сказал Стюарт, закуривая сигарету из эрзац-табака. – Гениальный был малый. Все, что захочешь, мог починить.
Безногий солдат уставился на его сигарету, едва не пуская слюну.
– А к югу от Сан-Франциско, – продолжал Стюарт, – сам знаешь, земля плоская, как стол, потому и досталось тем краям здорово. Теперь там сплошные поля. Строиться заново никто не желает, тем более что от тамошних типовых хибар не осталось даже приличных подвалов. Растят там горох, кукурузу, бобы, а я лично еду взглянуть на большую ракету, на днях откопанную одним из фермеров в поле. Для ловушек мистера Харди детали нужны – реле, радиолампы и прочая электроника… Кстати, тебе тоже такая ловушка не помешает, – после недолгой паузы заметил он.
– На что она мне? Я рыбной ловлей живу, а крысы мне ничего плохого не сделали. По-моему, наоборот, симпатичные звери.
– Мне крысы тоже нравятся, – согласился Стюарт, – но нужно же мыслить практически, наперед. В будущее смотреть. Расслабимся, потеряем бдительность, и в один прекрасный день крысы подомнут под себя всю Америку. Вылавливать и истреблять крыс – особенно самых умных, естественных вожаков – наш долг. Долг перед родной страной.
– Подходец рекламный, – проворчал ветеран, смерив Стюарта недобрым взглядом.
– Я от чистого сердца.
– Вот это в торгашах и есть самое мерзкое: со временем каждый начинает искренне верить в собственную брехню. Ты же прекрасно знаешь, крысы способны разве что стать нам, людям, слугами, и то после миллиона лет эволюции, не раньше. Скажем, письма носить, поручения выполнять простенькие, но чтоб подмять под себя страну… – Сделав паузу, увечный солдат отрицательно покачал головой. – Вот ты ловушки свои почем продаешь за штуку?
– По десять долларов серебром. «Каликами» не беру: мистер Харди человек пожилой, а старики, они – сам знаешь, каковы. Не считает он «калики» за настоящие деньги, и все тут, – со смехом ответил Стюарт.
– Вот я тебе сейчас, – начал было ветеран, – расскажу про крысу, геройский подвиг на моих глазах совершившую…
– Знаешь, не будем спорить, а? – оборвал его Стюарт. – У тебя свое мнение, у меня – свое. Давай каждый при своем и останемся.
Оба надолго умолкли. Стюарт любовался простиравшимся во все стороны Заливом, ветеран греб. День выдался погожий, солнечный, плот, приплясывая на волнах, шел к Сан-Франциско, и Стюарт задумался о радиодеталях, которые сможет привезти мистеру Харди для фабрики на авеню Сан-Пабло, невдалеке от развалин западного крыла Калифорнийского университета.
– Что у тебя за сигарета такая? – не удержавшись, нарушил молчание ветеран.
– Эта?
Стюарт окинул взглядом окурок, готовясь аккуратно загасить его и спрятать в металлическую коробочку, лежащую на дне кармана. Окурков в коробочке скопилось уже немало: при случае местный табачник, Том Гранди из Южного Беркли, их выпотрошит и набьет содержимым еще десяток-другой сигарет.
– Привозная, – продолжил он, – из округа Марин. Высший сорт, «Золотой Ярлык», особая смесь… – Тут Стюарт для пущего эффекта выдержал паузу. – Да ты, наверное, сам прекрасно знаешь, чья.
– Эндрю Гилла, – подтвердил ветеран. – Слышь-ка, а давай я целую у тебя куплю? Дайм заплачу.
– Они идут по пятнадцати центов за штуку, – возразил Стюарт. – Везти-то неблизко, сам посчитай: Сирс-Пойнт, Блэк-Пойнт, через всю Лукас-Вэлли… словом, откуда-то из-за Никасио.
– Мне, – вздохнул ветеран, – одну из этих, высшего сорта, «Золотой Ярлык» от Эндрю Гилла, только раз попробовать и довелось. Выпала из кармана у какого-то типа, поднимавшегося на паром, а я выудил из воды и высушил.
Стюарт неожиданно для себя самого вручил ему окурок.
– Вот как? Задаром? – часто заморгав, отведя взгляд в сторону, еще проворнее заработав веслом, откликнулся ветеран.
– У меня еще есть, – заверил его Стюарт.
– Еще, не еще… настоящая человечность – вот что в тебе, мистер, есть, – глухо проговорил ветеран, – а это в наше время штука редкая. Крайне редкая.
Стюарт кивнул. С последним он был совершенно согласен.
Малышка Келлеров, сидевшая на медицинской кушетке, тряслась мелкой дрожью. Осматривая ее
