Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– А еще мне подарили металлического рака, только он куда-то запропастился.
– Это всё? – холодок в голосе Верочки прозвучал уже совсем явственно.
– А еще я прочитал в газете, что Черное море может взорваться.
– И всё?
– Разве этого мало?
– Алехин, – чуть не плача, заговорила Верочка. – У меня в квартире лопнули трубы, кругом вода, с потолка течет, а ты опять со своими выдумками. Я так хотела сходить в театр на «Лебединое озеро», а ты опять со своим раком!
– Верочка, – обрадовался Алехин, – давай я тебе помогу.
– Спасибо, но я уже сантехника вызвала.
– На ночь? – ужаснулся Алехин.
– Какая разница? – обиделась Верочка.
– На ночь? Сантехника? Они же все алкаши!
– Зря ты так думаешь. Надо верить в людей, Алехин!
Она повесила трубку, а в Алехине все кипело. Ну конечно! Лопнули трубы, сейчас сантехник придет. Ноги длинные, глаза лесные, зеленые. Такую обмануть – пара плюнуть. Он бы, Алехин, сам управился за полчаса!
Тревожно было Алехину. Вот сидит где-нибудь в подвале грязный террорист-сантехник и подло мастерит грязную самодельную бомбу. Может, рядом сидит, может, в соседнем доме. Пьяный, сходит к Верочке, прочистит трубу, а сам сядет в поезд, доберется до Черного моря, скотина, наймет катер и запузырит грязную бомбу куда поглубже. Вот бы поймать такого. За совершение подвига любое правительство не пожалеет отдельного домика.
– Да ну, – услышал Алехин ровный, отливающий металлом голос.
И увидел на столе рака.
19
Ну, клешни – он ими слегка пощелкивал, попугивал. Ну, многочисленные раскачивающиеся усики – он ими помавал. Ну, плоский, короткий, отливающий литой медью хвост. Ну, масса неясного назначения псевдоподий, а особенно глаза. Маленькие, черные, как бусинки. Глаза рак стеснительно, но высоко поднимал над собой – они были на тоненьких стебельках и вращались, как перископы. Иногда рак пятился, отступал, прятался за стакан с мутной водой, тогда Алехин только эти черненькие бусинки-глаза и видел.
– Ты кто? – нервно спросил Алехин. – Что я тебе сделал?
– Не хватало еще, чтобы ты мне что-нибудь сделал, – с большим достоинством ответил рак.
Он беспрерывно помахивал, шевелил, подергивал, помавал всеми своими многочисленными усиками, клешнями, псевдоподиями. Алехин так и решил, что это дорогая импортная игрушка со встроенным миниатюрным магнитофончиком.
Но полыхнуло вдруг воспоминание о вчерашнем сне.
Темный берег, глинистые холмы, уютный домик, несомненно его, Алехина, домик. И он сам с Верой, застыв у калитки, счастливо и слепо следит за ровным морским прибоем. Несомненно, он, Алехин, получил этот домик в подарок от какого-то сильного правительства. Как Герой получил – за большой подвиг. Может, даже за то, что спас Черное море от грязного террориста-сантехника. Правда, на соснах, похожих на рыжий укроп, вспомнил Алехин, возились какие-то неясные рукокрылые, а у чудесной Верочки просматривались присоски.
– Ты кто?
– Я твой счастливый случай, – ровно ответил рак.
– И как звать мой счастливый случай?
– Звать меня нынче Авва. Так и зови.
– А я – Алехин, – на всякий случай представился Алехин и с большим сомнением хмыкнул. – Как это – Авва? Почему?
– А почему ты – Алехин?
– Да потому что у меня отец был Алехиным.
– А мне ты в чем-то таком отказываешь?
Алехин пожал плечами, и рак, почувствовав его неуверенность, наконец подобрел, дескать, имя можешь не называть, дескать, я буду звать тебя просто Алехиным. И пояснил, что он, вообще-то, троякодышащий.
– Это еще что? Это еще как?
– Ну, как… – рак Авва многие человеческие слова воспринимал буквально, например слово «скотина», пока, правда, случайно высказанное Алехиным. – Как всякая троякодышащая скотина, – пояснил он без всякого кокетства, – я дышу так, и еще так, и еще вот этак. Ты на ночь сунул меня в таз с мыльной водой, гадость какая, а я доброжелательно беседую с тобой и мечтаю долго вести наши беседы.
Клешня рака стеснительно поднялась над стаканом, потом из-за другого края сверкнули черные бусинки-глаза. Они показались Алехину чрезвычайно умными, и это ему особенно не понравилось. Взял бы и вырвал с корнем! Но Алехин держался. Что-то заставляло его соблюдать вежливость по отношению к столь непривычному троякодышащему созданию. Не кусается, уже хорошо.
Но глаза – умные.
Это не нравилось Алехину.
Это беспокоило. Это навевало печаль.
Ну почему так, думал он. Почему Верочка на ночь вызвала сантехника, а не меня? Почему не верит мне? Я ведь почти не вру. И почему длинноволосый в узком переулке бил меня и все равно всучил говорящего рака? Почему пенсионер Евченко не желает пролонгировать страховку? А Зоя Федоровна такую летающую тарелку видела, что ее собственное отражение ей безнравственно подмигнуло. И домик мой никак не сносят. И Верочка объявила испытательный срок. Да что же это такое?
– Это еще ничего, – высунулся из-за стакана рак. – Будет хуже.
– Куда уж хуже?
– Есть куда, – рассудительно заметил рак. – К примеру, домик твой внезапно сгорит, а Верочка выберет другого самца. Или пенсионер Евченко напишет на тебя донос, а метелка Ася приведет к тебе всех своих сопливых детей. Или сержант Светлаев притянет тебя к суду за разглашение служебных тайн. Так что плюнь на всех.
– На кого это на всех?
– Да на всех сразу. На счастливчиков-соседей по девятиэтажке, на алкашей, хулиганов, гегемонов, кондукторов, упрямых пенсионеров, тупых сержантов, на членов правительства, – ровно перечислил рак Авва. – На всех подряд! В конце концов, Алехин, их много, а ты на Земле один. А потом купи билет и лети на Черное море. А я дам тебе в дорогу одну маленькую штучку. Ты выйдешь в море и запузыришь ее поглубже. Вот всем сразу и прилетит. Они еще пожалеют, что не ценили тебя.
– А за что меня ценить?
– Я – Авва, – с гордостью произнес рак.
Кажется, наглость рака не имела пределов.
– Я сейчас тебе так запузырю, – сказал Алехин, – что ты клешней не соберешь.
– А ты лучше подними трубку, – посоветовал рак, стеснительно топчась за стаканом. – Сразу успокоишься.
Телефон действительно надрывался.
Алехин поднял трубку, и из каких-то страшных неведомых глубин опять пахнуло на него ужасным подвальным холодом. Из глухих безымянных подвалов вечности, не пронумерованных никакими астрономами, услышал он знакомый голос: «И место жительства сменишь…»
И сразу отбой.
20
Но почему сны? Зачем сны?
Как объяснить печаль коротких и быстрых снов?
Почему в этих странных снах сходится все несхожее?
Алехину опять снился домик. Похоже, тот самый, который он получил как большой Герой. Крошечный милый домик в два этажа, с витой деревянной лестницей. Стоял он на берегу моря за аккуратным
