Александр Громов - Запретный мир
Слов двести из местного наречия он уже знал и мог без помощи жестов потребовать еды или пива. Если супруга досталась хозяйственная и не любит зря болтать, большего и не надо. А Хара зря болтать не любила! Витюня смутно догадывался: сестра вождя не унизит себя до того, чтобы почесать язык с соседками, пока мужа нет дома. За вошедшую в привычку важную молчаливость Витюня был ей только благодарен. А нападет хандра, захочется слов и мигрени – до Юрика идти недалеко.
Отросшую черную бороду он не стриг, длинные волосы, сменившие прежний короткий ежик, расчесывал деревянным гребнем на две стороны и по местной моде прихватывал узорчатой налобной фенечкой. Не раз и не два он ловил на себе взгляды молодок, да и девок тоже. Ну первый парень на деревне, как есть! Кажется, Харе завидовали все женщины племени, от отягощенных кучей детей дебелых матрон до малолетних сопливок включительно. Нет, был бы на его месте предприимчивый Юрик – поколение спустя в племени преобладала бы рыжая масть!
Иногда между походами мучило безделье. Один раз Витюня добровольно отправился на заготовку дров, в поте лица полдня водил тупой медной пилой, разнимая стволы на поленья, и, изумив туземцев, развалил с одного удара необъятную плаху и каменный колун, но в деревне поймал неодобрительный взгляд Растака, а дома вдобавок получил внушение от супруги: младшему брату вождя и великому воину не следует увлекаться работой, приличествующей лишь рабам, в крайнем случае рядовым, ничем не выдающимся соплеменникам.
Оставалось скучать. Странное дело: с женитьбой быт пошел на лад, а приступы скуки участились. И уже пугающе тянуло куда-нибудь в поход – размяться, погреть кровь… Но Растак медлил, выжидая неизвестно чего.
Так или иначе, на третий день после визита к «дантисту» (за лечение и моральный ущерб Ер-Нан нахально потребовал золотое блюдо, но в конце концов согласился на рубин средней величины) Витюня, посвистывая сквозь прореху в зубах, вышел из дому, имея под мышкой верный лом, и направился к кузне. Там, дождавшись, когда пожилой одноглазый кузнец Свагги закончит проковку очередного наконечника копья, отобрал у молотобойца медный молот, с неудовольствием покачал в руке – легковат, зараза! – и молча сунул лом в пасть горна.
Кузнец и прочие мастеровые, обалдев, попятились на несколько шагов, наблюдали молча. Вероятно, в их головах никак не помещалась мысль: волшебное оружие, на котором, как рассказывают, однажды плясал небесный огонь, – совать в обыкновенный земной горн?! А потом кощунственно бить по нему заурядным молотом?!! Одно было им ясно: несокрушимый богатырь явно собрался увеличить и без того громадную силу своей волшебной палки из неизвестного металла. На это стоило посмотреть – но издали.
Откуда-то взялся Юрик, всегда ухитрявшийся быть там, где затевалось что-то интересное. Тоже остался в стороне, привалившись к столбу навеса, ухмылялся и, видно, изобретал в уме какую-нибудь подколку на данный случай. Витюня одарил его неласковым взглядом и принялся качать мехи. Пламя загудело, завыло, обдало жаром. Железо, как ему и подобает, стало сначала вишнево-красным, потом зарделось алым, напомнив щеки полнокровной Хары на морозе, и мало-помалу начало менять колер на изжелта-белый. Мучительно и напрасно пытаясь вспомнить лекции доцента Колобанова, вернее, ту единственную лекцию, на которой он случайно присутствовал, Витюня впал было в уныние, но махнул рукой и решил действовать не по теории, а по наитию.
Дождавшись, когда железо засияет нестерпимо белым огнем, Витюня длинными клещами вытянул лом из пламени, бросил на медную наковальню, ударил на пробу молотом, удовлетворенно гукнул и застучал размеренно и хлестко. Огорчали промахи, из-за которых стальная полоса получалась неровной, с неприглядными нашлепками по краям. Ну да первый блин всегда комом, сейчас еще раз нагреем и прокуем сызнова…
– Это что ж такое будет, а? – наконец подал голос Юрик. – Кладенец, что ли?
– Ну, – неласково отозвался Витюня, качая мехи.
– Зря. Лом тебе больше шел. А как назовешь изделие?
– В смысле? – Свободной рукой Витюня почесал затылок под треухом. – Меч, он и есть меч.
– У рыцарей мечи имели имя собственное. Ну, Дюрандаль там, Эскалибур или что-нибудь вроде. Ты уже фигура фольклора, о тебе песни поют, так что соответствуй, батыр. Пусть будет Дитя Лома, например. Погоди, он у тебя будет двуручный?
– Ну?
– Тогда Двурушник. Хорошее имя, право слово. Дарю.
– Шел бы ты отсюда, – угрюмо посоветовал Витюня.
– Куда это я пойду? – изумился рыжий надоеда. – А если я посмотреть хочу? Повысить, так сказать, квалификацию? За это, между прочим, еще стипендию платят!
– Щас я тебе заплачу… – пригрозил Витюня. – Сейчас я тебе так заплачу!.. Достал! В общем, так: или уматывай, или помогай.
Как ни странно, помочь Юрик не отказался, наверное, сам изнывал от скуки. Понятно, как от молотобойца толку от него никакого не ожидалось, поэтому Витюня сразу вручил ему медные клещи и велел держать полосу на наковальне. Сам же стряхнул с плеч доху, взялся за молот обеими руками и, щурясь от окалины, принялся избивать заготовку мощными, с оттяжкой ударами. Очень скоро узкая стальная полоса расплющилась чуть ли не на всю ширину наковальни. Витюня бросил молот и сконфуженно почесал в затылке.
– Кажется, перестарались, – хихикнул Юрик.
В ответ послышалось неопределенное междометие.
– Думай живее, батыр, люди смотрят. Может, согнуть ее вдвое и снова проковать? Я где-то читал, что лучшие мечи так и делались. Попробуем, а?
Попробовали и убедились, что теперь будущий клинок имеет приемлемую ширину, зато длина раза в полтора превосходит рост Витюни.
– Зубилом лишнее отрубить, – без уверенности в голосе советовал Юрик. – Еще короткий меч сделаешь… засапожный. То есть заваленочный…
– Мне и этот-то легок.
– Тогда давай опять сложим вдвое, но уже по длине… Вот так, понемногу, последовательными приближениями, понял?.. Должно получиться.
Часа через два последовательных приближений взмокшие и растрепанные Витюня и Юрик имели перед собой ту же полосу металла, неровную, гнутую пропеллером и всюду разной толщины. Становиться лезвием меча лом ни в какую не желал. О том, что неплохо бы выковать еще и рукоятку с поперечиной, оба металлурга избегали говорить вслух.
Нет, ну это было совсем уже ни на что не похоже! Почти отчаявшись, чуть не плача, Витюня попытался вернуть неудавшемуся мечу форму лома и через полчаса остервенелой работы понял, что это еще труднее, чем выковать меч. То, что получилось, устрашало своей формой и, может быть, взяло бы приз на конкурсе абстракционистов, но нимало не напоминало ни меч, ни лом. С последним ожесточенным ударом черенок молота с треском переломился, рикошет медной болванки заставил пригнуться любопытствующих мастеровых.
– Может, на топор переделаем? – спросил Витюня, страдая хуже, чем от зубной боли.
– Ага, – отозвался Юрик. – На орало еще. Хотя нет, не надо…
– Почему? – заморгал Витюня, не успевший спросить, что такое орало.
– Потому что орежа и так хватит. Когда Растак узнает.
Без сил упали на корытоподобную скамейку, затравленно озираясь по сторонам. Зрителей вокруг кузни собралось уже немало. Никто пока не смеялся. Слава местным богам, начальства в лице Растака, Хуккана или кого-нибудь из вождей-союзников поблизости не наблюдалось, но оба понимали, что это лишь до времени.
– Еще хорошо, что я вчера нашему пахану два лозунга подкинул: «В единстве наша сила» и «Миру – мир», – тяжело дыша, сообщил Юрик. – Ему понравилось, велел Ер-Нану запомнить. Может, не убьет нас сразу.
– Кто кого еще убьет, – пробормотал Витюня.
– Он нас. Думаешь, пахан дурак? Не понимает, что как тактическая единица мы с тобой не стоим и десятка умелых аборигенов? Обломись. Ты и твой лом для него прежде всего пропагандистский жупел, а уже потом…
– Сам ты… этот… как ты сказал?
– И я тоже, будь спок. Но главное – ты.
Витюня тоскливо сплюнул сквозь прореху в зубах.
– Удачное ты нашел время поиграть в «сделай сам», – осудил Юрик. – Прямо как нарочно выбирал…
– А что? – насторожился Витюня.
– Новый поход скоро, вот что. На этих… которые на западе. Вожди решили весны не ждать.
Бывший студент-металлург неслышно матерился. Как никогда хотелось водки – забыться. Вина и пива тоже хотелось.
– По-моему, оно полегче стало, – печально пробасил он, качая в руках сработанную стальную абстракцию и не решаясь говорить о ней в мужском роде. – Сколько металла в окалину ушло…
– Вижу только один выход, – вздохнул Юрик, и Витюня встрепенулся с надеждой. Он-то, честно признаться, не видел ни одного. – В общем, так: я поговорю со Свагги, пусть он докует, а закалишь потом сам. Будем надеяться, что Свагги решится. Идет, нет? Я почему спрашиваю: вдруг ты хочешь еще разок попробовать?..