Александр Громов - Запретный мир
Мораль сказки весьма отдавала простодушным шовинизмом, и Юрик, дослушав, постарался не улыбнуться. А еще забавнее было другое: похоже, Юмми в самом деле верила этим байкам. Как, наверное, разгромленное недавно племя Беркутов верило в то, что первого человека их племени родил Отец-Беркут, а всякие там остальные народы произошли по чистому недосмотру от его погадок…
Ну ладно, до материализма аборигены просто еще не додумались… За ненадобностью. Наверно, проще было бы жить той же верой, что и все, чтобы ненароком не сморозить что-нибудь кощунственное, Юрик это вполне понимал. Не получалось. Позавчера он, исподволь подбираясь к тайне прохода между мирами, который аборигены называли тем же словом, что и занавешенный шкурой вход в землянку, задал невинный с виду вопрос о распространенности волшебства. Юмми задумалась – вопрос оказался сложен. «В былые времена – да, – неохотно признала она, – а сейчас сильных чародеев мало, да и те умеют лишь открывать Двери…» – «Почему мало?» – спросил он, изнемогая от любопытства. Юмми опять долго думала. «Не знаю. Может быть, потому, что незачем это. Ну смотри: ты захотел убить магией своего врага, так? Если в тебе есть искорка силы, если полжизни будешь учиться пользоваться волшебством – тогда убьешь, наверное. Конечно, если твой враг не убьет тебя первым без всякой магии. Зачем убивать словом, если можно пустить в дело лук или копье? Зачем разжигать костер колдовством, когда проще выбить на трут искру из огненных камней? Да и опасно жить, когда в племени не один чародей и не два, а несколько… Вдруг повздорят, тогда что? Как хорошо, что я теперь просто женщина! Иди ко мне, любимый, обними меня…»
Сегодня с утра Юрик никуда не пошел – решил дождаться, когда за ним придут от Растака, если тому опять приспичит задать пару вопросов военному консультанту, и втайне надеялся, что никаких вопросов не сыщется. В конце концов, должен же быть у человека нормальный выходной день!
Встав с постели, он приласкал Юмми, только что сбегавшую к ручью за водой, разрумянившуюся то ли от морозца на улице, то ли от бурно проведенной ночи, зевнул, поежился и сглотнул слюну при виде коптящейся над очагом бараньей лопатки. Что было хорошо в этом мире, так это еда, что по-прежнему выдавалась безотказно, с доставкой. Правда, соли аборигены сыпали самую малость, а пряностей не знали вовсе, но и с одной лишь черемшой в качестве приправы блюда получались очень даже ничего. Не сравнить ни с шашлыком, полусырым-полугорелым детищем ржавого мангала, что стоял при входе на рынок, ни тем более с сомнительной шаурмой, приготовляемой в специальной палатке, после установки которой с территории рынка и окрестностей начисто пропали все бродячие псы.
Не-ет, так жить можно! Если с тобой советуются и берегут тебя от всякой напасти – отчего не жить? Даже интересно. Говоришь лабуду – в рот смотрят. Было бы совсем хорошо, если бы еще Растак не столь рьяно претворял в жизнь свои наполеоновские планы… И если бы штангист не приставал ежедневно с одним и тем же вопросом: когда, мол, да когда?.. В последнее время, правда, немного поутих, видно, поладил с Харой…
Юрик прислушался. Приближающийся скрип снега за занавешенной двойной шкурой «дверью» выдавал гостя. В валенках. Под здешними зимними опорками снег скрипит иначе.
Легок на помине!
Витюня выглядел плачевно. Сменив бронированную телогрейку на пошитую Харой доху из барсучьих шкур, но оставшись верным казенным валенкам и потертому треуху, подвязав правую щеку тряпкой из майки, он сильно напоминал плененного партизанами француза с известного полотна и лик имел страдальческий. За одну ночь щека раздулась безобразным флюсом.
– Ну ты даешь, – изумился Юрик, увидев Витюнину асимметрию. – Что мне с тобой делать, а? Нет, вы на него полюбуйтесь! То нос баклажаном, то руки поморозит, то щека хомячья. Защечный мешок себе отрастил? А почему только один?
– А кто хромал: ногу подвернул, мол? – злобно огрызнулся Витюня, истратив на эту вспышку весь и без того небольшой запал. Видно было, что ему хочется не ругаться, а выть.
– Так это когда было! А ты?.. Беречься тебе, батыр, надо.
– Застудил, наверное. – Витюня потрогал вздутую щеку и, болезненно охнув, отдернул руку. – М-мм, сволочь… Было, понимаешь, дупло как дупло, не болело совсем…
– Сочувствую, – отозвался Юрик. – А я-то тут при чем?
– Не знаешь ли случайно: местные как-нибудь лечат зубы?
– Как-нибудь лечат, это точно, – едко произнес Юрик. – Именно как-нибудь. Погоди, у жены спрошу. Бормашины не обещаю, но щипцы, наверно, найдутся. А нет – скуют.
– Тебе бы так, – тяжко проныл Витюня.
В ответ Юрик обнажил зубы, желтоватые и, признаться, чуть кривоватые, но целые.
– Видал? Я не подвержен. У меня кариеса вообще никогда не было.
В мученическом взгляде Витюни явственно читалось: «Ну и гад же ты». Юрик на местном наречии переговорил с Юмми и, вновь повернув к болящему лишенное сочувствия лицо, сообщил:
– Не ее профиль. Она вообще никогда зубов не дергала, для этого, говорит, нужна мужская рука. Разве что отвар тебе приготовит, тут у нее всякие травки есть, ты погуляй пока часика три…
Витюня взвыл.
– Ну или дергать пошли. К колдуну, надо полагать. Пусть попробует отказаться. Только… это… решайся быстрее, а то авторитет потеряешь. Несолидно богатырю ходить да ныть, местные не оценят. Пошли?..
Следующие полчаса, показавшиеся невероятно длинными, Витюня провел в землянке Юрика, готовый забегать по стенам наподобие циркового мотоцикла, и под испуганным взглядом Юмми ухитрился не издать ни звука. Юрик же азартно мотался по деревне, опрашивая знахарок, не согласится ли кто из них помочь, но те, уяснив, что речь идет о Вит-Юне, с испугом отказывались и кивали на чародея. Для экзекуции пришлось выбрать землянку Ер-Нана за ручьем, ибо новый колдун, заметно возгордившись за последнее время, нипочем не желал идти к страждущему, даже если страждущий не кто иной, как сам непобедимый Вит-Юн. Непобедимый – и что с того? Вит-Юн непобедимый, а Ер-Нан незаменимый: Скарр удрал, а девчонку Юмми никто никогда не принимал всерьез. Коротенькие культяпки, оставшиеся от обоих мизинцев Ер-Нана, уже вполне зажили. Один чародей у племени, а учеников нет и не скоро будут. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь сопляк оказался способнее!
Толстая деревянная плаха послужила зубоврачебным креслом. Пока Ер-Нан, набивая себе цену, тянул время и торговался с Юриком, Витюня не раз был готов положить на плаху голову.
– Тебя подержать? – участливо спросил Юрик.
– Не-е-ет!.. Уйди-и…
Юрик разумно решил подождать снаружи. Даже перешел ручей по скользким бревнам и в ожидании принялся бесцельно гадать, выдержит ли заснеженный лед под мостиком человеческую тяжесть или нет. Ниже по течению, где поток, ворча, клокотал в каменном хаосе, каковую преграду на порядочной реке назвали бы порогом, зима не сумела сковать воду – нарастила береговой припай, покрыла коркой льда торчащие валуны и сдалась, махнув рукой на окутанное туманом текучее безобразие. Туда бабы ходили за водой.
Что-то говорило Юрику о том, что долго ждать не придется. На этом берегу ручья он был, пожалуй, в безопасности.
Тишина в землянке нарушилась очень скоро. Донесся одинокий вскрик, и раздраженный голос дантиста-кудесника посоветовал пациенту вести себя по-мужски. Юрик ухмыльнулся. Он прекрасно помнил, как пронзительно верещал сам Ер-Нан, когда Хуккан отсекал ему мизинцы на жертвенном камне, и как зрители, расходившиеся после церемонии по домам, судачили, что ныне у них не чародей, а полное барахло. Кажется, в последнем штангист сейчас убеждался на практике. Что это за колдун, который и свою-то боль заговорить не может, не то что чужую…
– А-а-а-а-а!.. – словно зов трубы, воющей где-то в подземелье, выбралось наружу и пошло гулять над ручьем отчаянное модерато.
Юрика пробрало по коже мурашками размером с эцитона каждая. Ни за что на свете, даже за обещание немедленного возвращения в родной мир не согласился бы он оказаться сейчас на месте несокрушимого богатыря Вит-Юна. Оно, конечно, дергать зуб без заморозки – всяко не сахар, но… Всю челюсть ему удаляют, что ли?
– А-а-а-а-а-а-а!.. – орал Витюня, сменив обычный бас на неприятный фальцет.
Затем с той стороны ручья послышался сильно приглушенный стук, будто кто-то ударил молотком по декоративному гвоздю с мягкой шляпкой, что-то упало на пол, грянул ужасающий рев – и мгновение спустя из землянки, оборвав по пути медвежью шкуру, спиной вперед вылетел Ер-Нан. Описав пологую настильную кривую, он взрыл снежную целину рядом с протоптанной тропинкой, несколько шагов ехал юзом, затем извернулся и попытался вскочить на ноги. По инерции его вынесло на мостик. Здесь он увидел Юрика, округлил глаза от ужаса, очевидно, в полной уверенности, что сейчас подвергнется нападению и с этой стороны, рванул вбок и, снеся хлипкое перильце, ухнул на лед. Разрешив сомнения Юрика, лед крякнул, но выдержал. Ер-Нан пробежался на четвереньках, полез было на примыкающий к селению берег, но тут, осознав, как видно, что даже сам Растак вряд ли вступится за него перед разъяренным Вит-Юном, стреканул в другую сторону и, ломая наст, исчез в прибрежном ивняке.
