Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики. Между планетами

Но Старик всегда был неподражаем.

Поэтому Брисби допустил Торби к Боевому Контролю. Он решил сделать это, не дожидаясь, пока придет официальное представление из Бюро Личного Состава. Но он обеспокоился, получив сообщение, в котором говорилось о Торби.

Когда оно пришло, рядом с ним был помощник. Оно было закодировано, но Брисби увидел номер, присвоенный Торби; он сам много раз писал его, отсылая сообщения в Корпус «Икс».

— Взгляни, Станк! Здесь говорится, кто такой наш найденыш.

Через десять минут они расшифровали послание; в нем были следующие строчки:

«Полный идентпоиск Баслим Торби — результат ноль тчк передать в распоряжение станции расследования Гекаты тчк».

— Что за ерунда, Станки?

Станк пожал плечами:

— Так уж выпали кости, босс.

— Я чувствую себя, словно обманул Старика. Он был уверен, что у мальчишки есть гражданство.

— Я не сомневаюсь, что есть миллионы граждан, которые лезут из кожи вон, пытаясь доказать, кто они. Полковник Баслим мог быть прав, и все же доказать это не удается.

— Я и думать не могу, чтобы передать его куда-то. Я несу за него ответственность.

— Это не твои заботы.

— Ты никогда не служил с полковником Баслимом. Помогать ему было сущим удовольствием… единственное, чего он требовал, — стопроцентной надежности. А тут… ничего общего.

— Кончай ругать себя. Ты должен подчиниться предписанию.

— С этим надо разобраться, Эдди! Я хочу видеть артиллериста Баслима.

Торби заметил, что Шкипер был мрачен — но он нередко бывал таковым.

— Артиллерист Третьего Класса Баслим явился, сэр.

— Торби…

— Да, сэр? — с удивлением сказал Торби, потому что Шкипер обратился к нему по имени, на которое он откликался, лишь когда был под гипнозом.

— Пришло сообщение относительно твоей идентификации.

— Да? — Торби был так поражен, что потерял выправку. Он испытал прилив радости — наконец станет ясно, кто он такой!

— Они не смогли найти тебя. — Брисби помолчал и резко сказал: — Понимаешь?

Торби сглотнул комок в горле:

— Да, сэр. Они не знают, кто я такой. Я… никто.

— Чепуха. Ты по-прежнему тот, кто ты есть.

— Да, сэр! Это все, сэр? Могу ли я идти?

— Минутку. Я должен доставить тебя обратно на Гекату, — торопливо добавил он, видя выражение лица Торби. — Но не беспокойся. Если ты изъявишь желание, они скорее всего позволят тебе остаться с нами. Во всяком случае, они ничего не смогут сделать тебе; ты ничем не провинился.

— Да, сэр, — устало повторил Торби.

Никто и ничто. Торби ярко припомнил старый-старый кошмар: он стоит на платформе, слыша, как аукционер выкрикивает его описание и холодные глаза осматривают его. Но он взял себя в руки и весь остаток дня был спокоен и собран. И лишь когда помещение погрузилось во тьму, он вцепился зубами в подушку и, захлебываясь слезами, прошептал: «Папа… ох, папа!»

Торби носил форменную одежду Стражников, но в душевой не мог скрыть татуировку на левом бедре и без всякого смущения объяснил, что она значит. Реакция колебалась от любопытства к сомнению и к полному удивлению, что здесь, с ними, есть человек, который прошел все это — плен, продажу, рабство, и — чудом вернул себе свободу. Мало кто представлял себе, что рабство в самом деле существует и что оно собой представляет; но Стражники отлично знали, что это такое.

Метка эта никого не шокировала.

Однако на следующий день после того, как пришла депеша с ноль-идентификацией, Торби встретил в душе Пибби-Децибела. Торби не проронил ни слова; они не разговаривали с тех пор, как Торби вышел из-под его начала, хотя по-прежнему сидели за одним столом. Но сейчас Пибби обратился к нему:

— Привет, Торговец!

— Привет, — ответил Торби, намыливаясь.

— Что у тебя там на ноге? Грязь?

— Где?

— На бедре. Вон там. Дай-ка посмотреть.

— Держи лапы при себе.

— Да ты не обижайся. Повернись к свету. Что это такое?

— Клеймо раба, — вежливо объяснил Торби.

— Точно? Ты в самом деле был рабом?

— Пришлось.

— И они держали тебя в кандалах? Может, тебе приходилось и целовать ногу хозяина?

— Не будь идиотом!

— Вы только послушайте его! Знаешь, что, мальчик-торговец? Я слышал о таком клейме, но думаю, что ты сам его вытатуировал. Чтобы об этом говорили. Так же, как и о том, как ты сжег пирата.

За обедом Торби отдал все внимание миске с картофельным пюре. Он слышал, как Децибел что-то вещал, но старался не прислушиваться к его бесконечной болтовне.

Пибби повторил свое обращение:

— Эй, Раб! Брось свою картошку! Ты слышишь, я к тебе обращаюсь! Выскреби грязь из ушей!

Торби швырнул миску с картошкой по самой короткой траектории, и все ее содержимое вошло в прямой контакт с физиономией Децибела.

Обвинение, выдвинутое против Торби, звучало так: «Покушение на старшего офицера на борту корабля, находящегося в состоянии боевой готовности». Пибби выступил свидетелем обвинения.

Полковник Брисби посмотрел на него, и на скулах у него заходили желваки, когда он выслушал объяснение Пибби:

— Я попросил его подать мне картошку… а он залепил мне ею по лицу.

— Это все?

— Ну, сэр, может, я обратился к нему и не очень вежливо. Но ведь это не причина…

— Обойдемся без ваших выводов. Драка имела продолжение?

— Нет, сэр. Нас развели.

— Хорошо. Баслим, что вы можете сказать в свое оправдание?

— Ничего, сэр.

— Да, сэр.

Брисби продолжал играть желваками, не в состоянии ни о чем думать. Он был полон гнева, чувства, которое он не мог себе позволить при исполнении обязанностей, поэтому заставил себя успокоиться. Что-то тут не так.

Вместо того чтобы вынести решение, он сказал:

— Шаг в сторону. Полковник Станк…

— Да, сэр.

— Присутствовали и другие люди. Я хотел бы выслушать их.

— Очень хорошо.

Торби был приговорен к трем дням гауптвахты с отсрочкой приговора на тридцать дней испытательного срока с разжалованием.

Децибел Пибби был приговорен «за подстрекательство к бунту с использованием оскорбительных выражений, относящихся к расе, религии, месту рождения или прочим условиям, предшествовавшим вступлению Стражника на Службу, на борту корабля, находящегося…» и так далее — к трем дням гауптвахты с отсрочкой исполнения на девяносто дней испытательного срока с понижением в звании на одну ступень.

Полковник и его Заместитель вернулись в кабинет Брисби. Брисби был мрачен, полевой суд вывел его из себя. Станк сказал:

— Плохо, что пришлось наказать мальчишку Баслима. Я думаю, что он был прав…