Роберт Хайнлайн - Гражданин галактики. Между планетами
— Славный мой сын возвратился домой…
Дедушка воздел руки кверху.
— Это чудо, сынок! Ты выглядишь точно, как наш мальчик — твой отец. Не так ли, дорогая?
— Так и есть!
Вокруг Торби стоял гомон. Он был ужасно смущен и с трудом сохранял самообладание: оказаться в окружении этих людей, которые были его плотью и кровью, было для него труднее, чем впервые вступить на борт «Сису». Эти старики — неужели они родители его отца? Торби с трудом мог представить себе это, хотя знал, что так и есть.
К его облегчению, этот человек, Уимсби, который назвался дядей Джеком, сказал с вежливой непреклонностью:
— Пожалуй, нам пора двигаться. Бьюсь об заклад, что мальчик чертовски устал. Поэтому я отвезу его домой. Идет?
Бредли пробормотал, что они согласны, и компания пошла к выходу. Остальные, которых ему не представили, двинулись с ними. В проходе их подхватил эскалатор, который все набирал скорость, пока не замелькали стены. По мере приближения к выходу скорость замедлялась — они проехали не меньше мили, прикинул Торби, и — наконец эскалатор остановился, дав им возможность сойти.
Здесь было много народу: потолок возвышался над головой, а стен не было видно из-за толпы. Торби понял, что они находятся на транспортной станции. Молчаливый мужчина, сопровождающий их, освободил им дорогу, и они двинулись по прямой, не обращая внимания на остальных. Несколько человек попытались кинуться за ними, и одному это удалось сделать. Он ткнул в Торби микрофоном и сказал быстро:
— Мистер Рудбек, что вы думаете о…
Охрана оттащила его, и мистер Уимсби торопливо сказал:
— Потом, потом! Звоните мне в контору и вы получите полный ответ.
Со всех сторон, и сверху, и издалека на них были нацелены объективы. Они прошли в другой проход для пассажиров, и двери за ними закрылись. Движущаяся дорожка доставила к эскалатору, который перенес их в маленький закрытый аэропорт. Аэрокар уже ждал их, и, обойдя его плоский блестящий отполированный эллипсоид, мистер Уимсби остановился.
— Вы удовлетворены? — спросил он у миссис Бредли.
— О, конечно! — ответил профессор Бредли.
— Может быть, вас устроит машина?
— Это будет лучше всего. А вас ждет прекрасный перелет.
— Тогда попрощаемся. Я позвоню вам, когда он придет в себя. Договорились?
— Конечно. Мы будем ждать. — Торби получил поцелуй в щеку от бабушки и хлопок по плечу от дедушки. Уимсби, Леда и он заняли места в большом салоне. Командир отдал приветствие мистеру Уимсби, а затем Торби.
Мистер Уимсби остановился в центральном проходе.
— Почему бы вам, ребята, не пройти вперед и не полюбоваться полетом? А мне надо сделать срочный вызов.
— Конечно, дядя.
— Ты простишь, меня, Торби? Дела не могут ждать — а на дяде Джеке лежит забота о шахтах.
— Конечно… дядя Джек.
Леда потащила его вперед, и они заняли места в прозрачном блистере. Аэрокар начал набирать высоту в несколько тысяч футов. Сделав круг над плоской равниной, он устремился прямо на север к горам.
— Удобно? — спросила Леда.
— Очень. Разве что я грязен и все никак не могу прийти в себя.
— Здесь сзади есть душ. Но мы скоро будем дома — так что пусть путешествие доставит нам удовольствие.
— Хорошо. — Торби не хотел отрываться от знакомства с волшебной Землей. Она была похожа, решил он, на Гекату — нет, больше на Вуламуру, не считая того, что ему никогда раньше не приходилось видеть так много зданий. А эти горы…
Он обернулся:
— А что это за белая штука? Мел?
Леда вгляделась:
— Что ты, это же снег. Горы Сангро де Кристос.
— Снег, — повторил Торби. — Замерзшая вода.
— Ты никогда раньше не видел снега?
— Я слышал о нем. Но он не такой, каким я его себе представлял.
— Это в самом деле замерзшая вода — и все же не совсем: он более мягкий. — Она вспомнила предупреждение отца: что бы ни было — не удивляться. — Знаешь, — сказала она, — я научу тебя кататься на лыжах.
Позади осталось немало миль и прошло много времени, прежде чем ей удалось объяснить, что такое лыжи и зачем люди пользуются ими. Торби понял объяснение: это нечто, чем он может в свое время заняться, если будет охота. Леда сказала, что сломанная нога — это все, что может с ним случиться. Так ли это смешно? Кроме того, она упомянула, что может быть холодно. Для Торби холод был связан с голодом, страхом и побоями.
— Может, я и научусь, — с сомнением сказал он, — но не очень верю в это.
— О, конечно, научишься! — Она сменила тему разговора. — Прости мое любопытство, Тор, но у тебя такой забавный акцент.
— Я и не знал, что у меня акцент…
— Я не хотела тебя обидеть.
— Ты и не обидела. Думаю, что приобрел его в Джаббул-порте. Там я жил дольше всего.
— Джаббул-порт… дай-ка припомнить. Это…
— Столица Девяти Миров.
— Ах, да! Одна из наших колоний, не так ли?
Торби представил себе, как на Саргоне восприняли бы такое предположение.
— Ну, не совсем. Теперь это суверенная империя — и по традиции там считают, что всегда была таковой. Они не хотят признавать, что являются выходцами с Земли.
— Что за странная точка зрения?
Подошел стюард с выпивкой и легкой закуской. Тор осторожно отхлебнул напиток и попробовал поджаренный торт.
— А что ты там делал, Тор? — спросила Леда. — Ходил в школу?
Торби вспомнил терпеливые поучения папы и подумал, что она имеет в виду нечто совсем другое.
— Я нищенствовал.
— Что?
— Я был нищим.
— Простите?
— Нищим. Дипломированным попрошайкой. Лицом, которое просит милостыню.
— Я так и не поняла твои слова, — ответила она. — Я знаю, что такое нищий, я читала об этом. Но прости меня, Тор, я же всего лишь домашняя девочка — поэтому я и изумилась.
Она была отнюдь не «домашней девочкой», а умной женщиной, вполне отвечающей своему окружению. После того как умерла его мать, она стала хозяйкой в отцовском доме и умела, не теряя достоинства, разговаривать с людьми с разных планет на трех языках, поддерживая светскую болтовню больших званых обедов. Леда умела ездить верхом, танцевать, петь, плавать, кататься на лыжах, великолепно вести дом, разбираться в математике, читать и писать, если приходилось, и отдавать необходимые распоряжения. Она была умной, обаятельной современной женщиной, так сказать культурным вариантом супер-женщины — толковой, собранной и башковитой.
Но этот странный, пропавший и нашедшийся кузен был для нее новой пташкой.
— Прости мое невежество, — медленно сказала она, — но у нас на Земле нет ничего подобного. Я с трудом могу понять… Это, наверное, страшно неприятно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});