Джон Уитборн - Рим, папы и призраки

Трехлетка, воспрянув духом после треволнений, приняла подарок с улыбкой и направилась к выходу, как ее учили, не поворачиваясь лицом к королю.

– Забавно, - сказал Генрих адмиралу Солово, вернувшись на свое место другим путем, более длинным, однако менее угрожающим королевскому достоинству. - Лишняя казнь меня не волнует, но если в этом нет особой необходимости, я не люблю причинять боль людям.

– Действительно, - вежливо согласился Солово, полагая, что королям позволены некоторые причуды.

– А вот карман - место болезненное, парень! - продолжил Генрих с неподдельным чувством. - Налоги, сборы, пошлины, особенно когда они исчезают вместе со сборщиками.

– А теперь еще целая армия, - добавил адмирал.

– О да. Губительная потеря: вперед оплаченные наемники, германские ландскнехты, венецианские стратиоты, английские лучники, и все с моим ладно, с их - авансом в мерзких маленьких кошельках. Кони, пушки, шелковые знамена… И все исчезло! Это не честно, говорю я тебе.

Адмирал Солово тайком приглядывался к камзолу Генриха, расшитому драгоценностями, и решил наконец, что времена, должно быть, не так уж плохи. Большее впечатление на него произвела бдительность короля, не пропустившего и взгляда.

– О да, - проговорил он, погладив броши и эмблемы на груди. - Здесь хватит на случай необходимости. Однако я рисковал своей головой за эту страну, и если мне хочется, чтобы персона моя искрилась самоцветами, почему же нельзя поразвлечься? Я заслужил это!

В части царственных нарядов Солово скорее склонялся к простоте черных одеяний драчливых Борджиа, однако он давно познал бесконечное разнообразие человеческой природы, а потому улыбнулся и согласно кивнул.

Тем временем, выстрелив в цель, Генрих вновь завел прежнюю песню.

– Я - добрый король, - он откинулся назад, прищуренными глазами разглядывая виднеющийся в окне Тауэр, - такой сейчас и нужен этой стране. Гражданская война слишком затянулась. Конечно, неплохо пустить дурацкую кровь, но когда войны слишком много, она порождает бедность и прочие пакости. Англичане нуждаются в мире и процветании, и я - тот, кто успокоит их. Верно, что я кельт, только я сушеный кельт, а это большая разница. Жизнь выжала из меня всякую ерунду. Значит, я могу сойти за англичанина издали - и буду вполне терпим в их глазах: эти сукины дети - чистые сухари, адмирал, только не разглашайте мои слова.

Солово не назвал бы сухим народ, с которым столкнулся по дороге из гавани Певенси до стен лондонского Тауэра, - веселый, жестокий, готовый пустить в ход дубинку. На его привередливый вкус вся здешняя культура нуждалась по крайней мере в пятистах годах развития и страданий, прежде чем можно будет судить о ней здраво и корректно.

– Учти, - настаивал Генрих, - от лучников и прагматиков-купцов ничего лучшего ждать не приходится, однако малую толику драгоценного дохода можно выжать из королевства поэтов. Нет, кроме Англии я ничего не хотел и ее-то получил.

– Древние пророчества, ваше величество, - заметил находившийся рядом де Пуэбла. - Все было предопределено Господом.

Генрих отвечал безапелляционно:

– Мне, парень, так не казалось, когда палка с тряпкой клонилась вниз при Босворте, - мрачно буркнул он, - и этот длинный сукин сын, Ричард, прорубался все ближе и ближе. "The Armes Prydain" [воинский клич (Prydain = Британия); также имя мифического предка бриттов Придейна] звучал жидковато. Скажу тебе, нас тогда было немного!

– В стихотворной кельтской версии, адмирал, - для пользы дела напомнил де Пуэбла, - предсказывается, что союз рассеянных кельтских племен поразит врага-саксонца.

– "_Воины прогонят иноземцев до Дарема_… - процитировал Генрих. _Англичанам не будет возврата… Встанет Уэльс в могучем единстве… Народ английский перестанет зваться воинственным_…" и так далее и так далее. Просто-напросто бардские штуковины, если спросите мое мнение. Короче, как насчет короля Артура?..

– Ах да, - вмешался капитан Солово, ограничившийся беглым (на один день) знакомством с современной литературой. - Ваш потерянный король и его священная гребля… [адмирал хотел сказать "Грааль"]

– Вы это про Грааль? - спросил Генрих, лишь на мгновение смутившись. Конечно, я использую все это, как вы понимаете. Своего первенца я назвал Артуром, чтобы заручиться поддержкой кимвров. Но не думайте, что я в это верю - в эти россказни или в "Prydain". Это все для пехоты - насчет национального самосознания.

Адмирал выразил одобрение. В словах короля слышался приятный цинизм.

– То есть вы будете слышать это по пять раз на дню, - продолжал Генрих, - от кимвров и корнуоллской знати, сумевшей пробиться ко двору на гребне моих побед. И все потому, что кузен их мамочки изволил поднять за меня клинок - или изволил бы, не будь в тот день так дождливо. Ах! У меня не хватает на них времени, адмирал, а они всегда гладят против шерсти. К тому же я знаю англичан - они либо честолюбивы, либо медлительны, но если этим идиотам удастся их раздразнить, они проснутся! Их в шесть раз больше, чем нас, даже если считать вместе всех мужчин кельтской породы… и кто же слыхал об этом? Однажды всем нам непременно перережут глотки. Но я-то скоро их всех разочарую, как и уэльских хвастунов… подождите и увидите.

Адмирал Солово понимающе улыбнулся.

Король Генрих на одобрение ответил оценивающим взглядом.

– Пойдемте, - сказал он наконец, словно бы разрешив какое-то внутреннее противоречие. - Я объясню вам, в чем, собственно, состоит все дело.

Адмирал позволил, чтобы его отвели к ближайшему окну.

– Вот! - торжествующе проговорил Генрих, показывая на суету во дворе. Лондонский Тауэр! Звучит, не правда ли? Эти слова приличествуют советам могучих и знатных. Чего не скажешь, например, о Тауэре Лландаффа или Тауэре Бангора.

– Не скажешь, - не думая, согласился Солово, занятый мыслями о жене и о том, куда она могла упорхнуть.

– Это прямо как в яблочко, адмирал, - пояснил Генрих. - В самый центр мишени, куда хочет попасть любой мужчина… Отсюда все начинается - сила и власть. И при нормальном ходе событий можно разбираться с тем, что происходит во внешних кругах мишени, как и когда угодно. Но что же я обнаруживаю? Я вижу, что кто-то или что-то растягивает эти зоны, растаскивая по частям мое суверенное королевство, загоняя меня назад, в самый центр его. Вот почему я запросил вас у вашего хозяина и - могу добавить - заплатил его святейшеству полновесным пенни за это право.

– Ну я-то не получу ни гроша из этой суммы, уверяю вас, ваше величество, - проговорил Солово, опасаясь встретиться здесь с той же скаредностью, что и при дворе папы Борджиа.

– Без сомнения, чтобы еще больше унизить вас, - ответил Генрих, внимательно приглядывая за погрузкой сена в телегу на предмет расточительности. - И все же вы надеетесь, что я дисконтирую счет, будучи лояльным сыном церкви и так далее.