Четыре единицы - Елизавета Гребешкова
Джун сегодня возглавлял заседание, хоть и не собирался выступать. Он выглядел невыспавшимся: глаза слегка покраснели, густые волосы непослушно выбивались вперед, закрывая его лоб, придавая всему его виду некую отрешенность. Анна непроизвольно покачала головой: его всю ночь терзали мысли о заседании. По крайней мере, ей бы очень хотелось, чтобы именно это и было причиной его вида. Сколько бы она ни пыталась ерзать на стуле, глаза его она так и не увидела. Что там сегодня – угли или мертвая вода?
– В чем дело, Эни? Не терпится получить повестку с обвинениями?
– Думаешь, сегодня, Хуан?
– Джуни говорит, что да.
– Впрочем, разницы нет. Пора с этим кончать, не считаешь?
Хуан покачал головой:
– Мне кажется, я больше боюсь того времени, когда все это кончится и придется выходить отсюда в реальный мир. В новую реальность нового мира. В новую реальность нового мира, которую мы создадим вот прямо здесь.
– Так странно, мы вроде бы не имеем к этому отношения, но берем на себя ответственность все равно. А эти пять блеклых рыб на том конце зала даже не замарают руки.
– Ты права, не замарают.
Начало заседания провел толстенький милый дядечка от отдела по надзору за вспомогательными репродуктивными технологиями. Никто и не слышал о таком отделе, видимо, его создали совсем недавно и приурочили это естественно к этому заседанию. Приветствия, проникновенная речь о важности данного заседания, скрываемые зевки журналистов и зрителей в зале. Джун не пошевелился.
Следующим на кафедру взошел уже знакомый адвокат – Джордж Стентон Майерс. Анна только сегодня сосредоточилась и запомнила его имя, кстати, вполне известное в юридических кругах. Они действительно выбрали лучшего, «бульдозер», который должен был прикончить саму жизнь на планете. Долго рассматривать его не хотелось, Анна опустила глаза и представила всю его предыдущую жизнь, что привела его к этому залу заседаний, за эту кафедру. Скорее всего, из полной семьи нелюбящих друг друга родителей, хорошая частная школа, теннисный клуб отца, благотворительный фонд матери, младший брат. Затем колледж Лиги Плюща, возможно, Йель, да, скорее всего именно Йель. Адвокатская контора отца «Мейерс и сыновья». Брак по расчету с дочерью материной подруги из фонда, двое детей. Мечтает стать сенатором, поэтому, вывалив язык на плечо, ввязался в этот маразм первым и по страстному желанию. Скорее всего, кто-то из пяти рыб напротив – его близкий друг.
И вот этот человек сейчас поставит жирную точку в роде человеческом. А, впрочем, не все ли равно, кто это будет?
– И сегодня мы имеем неимоверную возможность лицезреть всех участников этого процесса, – Майерс выкинул длинную руку с красивыми пальцами в сторону их двенадцати стульев. – Процесса перерождения наивысшего достижения человечества – репродуктивных технологий – в процесс управления обществом, миром в целом. И вопрос не в том, что это случилось, вопрос в том, как мы допустили это. Как, в какой момент будущее стало возможным положить в руки небольшого коллектива людей? Почему именно они? Кто их выбрал? Кто контролирует их работу? Да, мистер Лин создал комитет, контролирующий их работу, но разве он контролирует отбор кандидатов на ЭКО? Как это происходит? Кто-нибудь вообще в этом зале представляет, как это выглядит? Ведь, допустим, есть пара, которая приходит на ЭКО, а есть пара, которая не может прийти на ЭКО из отдаленного города, где в принципе нет подобной клиники. Вы скажете, что не повезло, а я скажу, что это несправедливость. «Но ведь они могут приехать в город, где есть нужная клиника», – возразите мне вы. Но как же их работа, их повседневная жизнь? Почему они должны ее прерывать только из-за того, что они хотят ребенка? Ведь первая пара просто пойдет и сделает все процедуры, захватив из дома лишь ветровку, и отправится вечером в ближайший ресторан. В то время как второй паре нужен будет отпуск минимум на месяц, со всеми расходами. И не факт, что получится с первого раза. Как мы уже слышали, проценты успеха в протоколах из года в год падают и все быстрее. Скоро пары будут тратить неподъемные суммы просто на надежду, на пшик. И кто как не мы – Всемирная организация здравоохранения – должны остановить тех, кто дает лишь ложные надежды, кто вселяет страх перед их персонами, кто чувствует себя богами.
Видимо, Майерсу очень понравилось это его последнее высказывание, потому что прервался он и сделал многозначительную паузу только после нее. Но зал молчал. Ни один мускул не дрогнул на лицах зрителей, журналисты просто остолбенело пялились на него, а эксперты будто стали впадать в спячку, никто не поднял глаза на кафедру. Джун не подавал признаков заинтересованности: та же неподвижность, тот же скрытый волосами взгляд, руки обхватили торс.
Анна рассматривала носок своих туфель. Ей вдруг остро захотелось все закончить: пусть забирают последнюю надежду, пусть отправят их всех в тюрьму, пусть только все закончится.
«Малодушничаешь», – она презрительно фыркнула.
– Эти боги, – судя по всему, задумка Майерса была в этом месте отпустить смешок, но, встретившись взглядом с Мэривезером, резко осекся. – Кхм… простые люди, совершенно как мы с вами. Только в их руках судьба всего человечества. Вернее, тех избранных, кого они планируют воспроизводить. Попахивает книгами Оруэлла, не правда ли? – зал не ответил.
Кэнсаку наклонился к Анне и спросил довольно громко на японском:
– Он дегенерат?
Пара журналистов из Японии неприкрыто прыснули, Майерс же заводился все сильнее:
– Кто, ответьте мне, должен решить, кому иметь детей, кому нет? Явно не врачи, присутствующие здесь. А решают именно они. И наша с вами ответственность, что так случилось. Раз это наша ответственность и наше с вами упущение, мы должны исправить эту ситуацию, – он торжественно поднял руку и вернулся за кафедру. – Я выставляю на обсуждение Суда вопрос об ответственности врачей-экспертов в демографическом упадке человечества.
Казалось, что слышно, как пылинки кружатся в воздухе над головами присутствующих, так было тихо. Ни кашля, ни движения, ни взмаха ресниц, в зале наступило абсолютное ничто, вакуум заполнил помещение.
Майерс ожил первым и уставился на пятерку справа от него, с его лица не сходила туповатая заискивающая улыбочка. Безликие люди не выражали ничего, даже не смотрели на экспертов.
Джун резко поднялся, прошел быстрым легким шагом за кафедру, невзначай оттесняя Майерса:
– Благодарим мистера Майера за содержательную речь.
