Четыре единицы - Елизавета Гребешкова
– Почему мы не можем размножаться?
– Ах, это! – Бенджамин задумчиво посмотрел на воду. – Да это странная история, право. Мы с архангелом Гавриилом поспорили, ну я и проиграл. Вот.
Анна издала какой-то звук – то ли вздох, то ли смешок, сама не поняла.
– Да я шучу! – Бенджамин залился смехом. – Видели бы свое лицо! Архангел! Это ж надо такое придумать! Воинствующий ангел – только люди такое сочинять умеют, честно слово. Вы, кстати, Библию читали?
– Какую именно?
Бенджамин озадачился:
– А их что, несколько?
– Вы издеваетесь?
– В общем-то нет, – он слегка задумался, словно перебирал в памяти факты. – Я читал только одну. Большую такую. Правда, да, она давнишнего издания. Но материал преинтереснейший! Там и про ангелов, и про дьявола, и про рай. Удивительно! Меня прямо затянула эта история. Было интересно, чем кончится.
– Ну и чем кончилось?
Бенджамин сложил руки перед собой:
– Пока не знаю.
– А я знаю. Через неделю все кончится. В зале международного суда, тут недалеко.
Бенджамин улыбнулся:
– Нет, такого в Библии не было.
– А про ангелов было. И вы говорите, что их нет.
– А вы внимательная! Да, действительно, с ангелами неудобно получилось, вы уж меня извините. Но идея хорошая, мне понравилась. Надо взять на рассмотрение. Я вообще много чего интересного там прочитал. Вы, кстати, в Иерусалиме были?
Анна утвердительно кивнула.
– Знаю, что были, но неприлично не спросить, – он посмотрел на нее, она еще раз понимающе кивнула. – Так там экскурсоводы такое рассказывают, что удивляет просто. Такие вдохновляющие истории! А как все люди компактно собрали в одном месте. В Храме Гроба Господня столько вещей лежит из разных мест, и все рядом. Удивительно.
Анна представила, как в толпе туристов, преклоняющих колено перед плащаницей и шепчущих молитву на всех языках мира, находится Бенджамин. Как ему наступают на ногу туристы из Бразилии, как он стоит в очереди в кувуклию несколько часов, как его просят быстрее подниматься на Голгофу и не задерживаться. Голова предательски заныла.
– По местам молодости ходили?
Бенджамин рассмеялся:
– Я всегда знал, что у вас отличное чувство юмора! – продолжать он явно не собирался.
– Почему? Почему и зачем это нужно? Наказание такое за грехи человечества?
Бенджамин задумался:
– Никогда я ничем человечество не наказывал.
– Потоп?
– Ах, оставьте! Кто это выдумал? Зверство какое-то!
– Ангелы – выдумка, потоп – выдумка. Есть вообще правда где-нибудь?
– В людских историях? Да, есть. Чем ближе к Новому Завету, тем больше правды. Но она такая, эта правда, странная, что ли. Отличается от жизни.
– Апостолы?
– До или после смерти?
Голова пошла кругом, Анне пришлось присесть на край скамейки. Она обхватила голову руками и пыталась сдержать таким образом расползавшиеся мысли. Вдруг она поняла, что про апостолов ей было неинтересно.
– Мой дедушка.
– Да?
– Где он?
Пусть этот сумасшедший был редким психом, но только этот вопрос она бы хотела задать настоящему… Богу? Кому?
– М-м-м, сложно ответить. Я бы хотел, правда, но сложно. У вас его чувство юмора.
– Да, это правда.
– Ему проще, чем вам. Если это вас утешит.
– Проще? – Бенджамин утвердительно кивнул, рассказывать дальше он явно не собирался. – Я могу спросить?
– Попробуйте.
– В те последние его дни… Он помнит?
Дед ее тяжело болел, рак не оставил ему шансов. Последние дни были наполнены надеждой семьи и его бессознанием.
Бенджамин покачал головой:
– Нет-нет. Такое не запоминается. Это не важно.
– А что важно?
– Любовь, – он расплылся в улыбке.
– «Бог есть любовь».
– О, да вы читали! – Бенджамин всплеснул руками. – Какая ваша любимая история?
– Та, что происходит здесь. Та, что будет завтра.
Он понимающе покачал головой.
– Что мне делать?
– Вам?
– Да, мне, – Анна повернулась к нему с горящими словно в лихорадке глазами. – Я не знаю, как мне отстоять право на нашу жизнь. Смогу ли я? Как это сделать?
Бенджамин укоризненно поднял руку, останавливая ее:
– Гордыня. В смертные грехи включена, между прочим.
– Вы сказали, это люди написали и там много неправды.
Он рассмеялся:
– А вы мне нравитесь! Как ловко меня поймали, а? Да, не очень из меня проповедник, не находите?
– Не вызываете восторга.
– Вот и Ницше так говорил. Странный он человек, конечно, – Бенджамин поднялся и поклонился ей. – Всего доброго, Анна.
– Я еще вас увижу?
– «Ибо с тобою Господь, Бог твой, куда ни пойдешь».
– Вы этого не говорили.
Глубокий вздох:
– Владимир Ильич тоже так считал.
Обернувшись, Анна увидела только пустынную площадь перед своим отелем.
Глава 14
Войдя утром в зал заседания, Анна увидела на лицах Хуана и Кэна редкое недоумение.
– Вид у тебя что надо, конечно.
– Так плохо?
– Ну как тебе сказать, Эни. Лучше, чем в твой прилет из Сеула, но на этом, пожалуй, все.
Кэн протянул ей бутылку с водой, она жадно к ней припала.
– Вроде, не пили мы вчера так сильно, – Кэн озабоченно взглянул на нее.
– У меня и правда ощущение, как с похмелья, но это не из-за алкоголя. Дурацкие дни какие-то пошли. Событий много, времени обдумать нет совершенно.
– Да какие тут события? – Хуан недовольно хмыкнул. – Сидим тут, не привлекая внимания, ждем. Вот и все события. Зимой у моря в Шотландии веселее.
Анна расплылась в улыбке. Однажды она летала к Хуану зимой в Шотландию. Они что-то где-то должны были издать, времени как всегда не было совершенно, все планировалось сделать в последнюю неделю. Расцеловав семью, Мэривезер отбыл в одинокую деревушку в Шотландии, чтобы там, вдали от мирских забот закончить основательный научный труд. К нему присоединилась Анна с Джуном, позже прилетел и Кэн. Согласно плану, они сняли небольшой домик, хозяева которого любезно забили им холодильник и отключили интернет. Книги, наброски статей и свои идеи друзья посчитали достаточным набором для завершения работы. Холод в ноябре там стоял страшный: ночами выли ветра, словно в далекой Сибири, мелкий промозглый дождь не останавливался ни на минуту, а волны бушевали с такой силой, что разговора порой не было слышно.
Через неделю, по уговору, хозяева домика – милая семейная пара – нашли четверых друзей за партией покера у камина. Винный погреб был пуст, виски прикончен, статья даже не начинала писаться. Жена Мэривезера – а по совместительству их выпускающий редактор – была в ярости. С тех пор вместе они больше не работали над статьями. Каждый скидывал свою часть жене Хуана, которая собирала это все воедино.
Тепло разливалось в ее груди, когда она вспоминала ту
