Светлана Ягупова - Феномен Табачковой

В блестящем шлеме, в стеганой куртке и спортивных брюках со штрипками от всего этого кажущаяся выше и стройней - у мотоцикла стояла немолодая женщина. Обводя двор вызывающе победным взглядом, она села в седло, нажала стартер и с грохотом выехала на улицу.

Такое поведение пенсионерки Табачковой сильно озадачило жильцов. Позже, обсуждая это событие, некоторые с многозначительным состраданием качали головами - мол, не все у нее дома - и в то же время задумывались: будь Табачкова не в своем уме, ей бы не выдали водительские права. Привычное представление о женщине пенсионного возраста было сломано и вызвало неслыханный протест не только у взрослых, но даже у детей, казалось бы, таких всегда открытых всему невероятному. Протест выражался в нехорошего содержания улыбочках и язвительных репликах в адрес Табачковой.

А ей нравилось сидеть в седле, вцепившись в руль, всем телом ощущая дрожь рычащего зверя из металла. Нравилось лететь на нем, как бы обгоняя саму себя. Точнее, обретая ту, далекую, которая осталась в стране молодости. И чем большую скорость она развивала, тем ближе была к ней, стремительной, сильной Аннушке Зориной. Спидометр показывал уже не километры, а годы, как бы прокрученные в обратном порядке. И возвращалась бодрость, и куда-то исчезали приобретенные в последнее время болячки. А в памяти всплывало: ведь когда-то Аннушка Зорина увлекалась стрельбой из лука, велосипедным спортом. Так что ничего сверхъестественного в том, что сна, Анна Матвеевна, купила мотоцикл. Но, разумеется, втайне она не переставала удивляться своему приобретению. Человеком она была незлобивым, при встречах с соседями отделывалась шуточками. И двор постепенно привык к старой амазонке в бордовом шлеме, а потом и влюбился в нее, как влюбляются в экзотическое растение или необычный наряд с магазинной витрины. Теперь мальчишки при случае даже хвастались ее принадлежностью к их дому: "Видал? Наша мотоциклистка помчалась. Шухарная! Бабка уже, а бесстрашная".

Только Смурая и Черноморец никак не могли простить ей этот, по их мнению, старческий маразм. Их забота о гибнущей подруге не ограничилась вызовом врача. Были посланы тревожные телеграммы в Свердловск и Хабаровск. Сыновья тут же вызвали мать на телефонный разговор, она их успокоила, как могла, а они приказали ей следить за своим здоровьем. Тем все и кончилось. Но отношения между подругами обострились.

- Если и дальше будете подозрительно смотреть на меня, лучше не приходите, - в сердцах бросила Анна Матвеевна, и, до смерти обидевшись, они перестали заглядывать к ней.

Она знала, что это временно, все уладится - даже к уродствам привыкают, не то, что к чудачествам, - и всерьез занялась своими голосами. Тем более, что все три желания, с которыми она пришла к Андрею Яичко, исполнились; сдала на водительские права, заимела телефон, а стену вместо ковра украсила огромной картой города.

Аленушкин снял с карты копию и повесил у себя. Обзавелся и приемником, подобным старенькому "Уралу", а Анне Матвеевне вручил миниатюрный, величиной со спичечный коробок, приборчик с крохотной антеннкой в виде круга с расходящимися лучами. Этот улавливатель голосов свободно умещался в кармане куртки и работал с точностью до двух метров. Засекались голоса таким образом: Анна Матвеевна крутила винт "Урала", не отводя глаз от карты, которую Аленушкин электрифицировал, а в районе, откуда шел голос, вспыхивала голубая линия. То же происходило и в квартире Аленушкина, но его линия шла в ином направлении и, хотя не было слышно ни звука, Вениамин Сергеевич с благоговением наблюдал за сверкающими на карте стрелками. Анна Матвеевна называла ему по телефону квадрат, в котором светилась ее карта, Аленушкин прикладывал к своей карте линейку и в точке пересечения ее со светящейся стрелкой находил нужную улицу. Остальное было за улавливателем. В "жарких" местах его сигналы должны были учащаться и усиливаться.

- Фантастика да и только, - развел Аленушкин руками, когда родилось подозрение, что голоса прилетают к Табачковой со всех концов города.

Она же, рассматривая карту, представляла город с высоты птичьего полета, видела его старую часть с кривыми улочками, зеленые квадраты парков, ровно разграфленные новые кварталы с высотными домами. Где-то в этих улочках, проспектах, домах обитали ее незнакомцы, которые с каждым днем все настойчивей тормошили ее.

Ухо с первых интонаций улавливало остроту разговора, его важность или никчемность. Веселые, безоблачные беседы могли только на миг заинтересовать, взбодрить. Деловые конфликты часто были непонятны. Зато коротких реплик из интимных, казалось бы, пустячных разговоров порой было достаточно, чтобы человек открыл перед ней свою суть. Неловкое чувство подслушивания у чужой двери постепенно сменилось совсем иным ощущением. Ей теперь представлялось, что ее ухо наподобие докторского фонендоскопа прислонено к могучей груди города. Его мощное, мерное дыхание радовало, а неясные шумы, хрипы приводили в волнение, беспокоили и печалили.

- Представьте, что вашей способностью обладает какой-нибудь современный великий комбинатор, - рассуждал Аленушкин. - Он тут много чего натворил бы. И вот этот дар в руках скромной...

- ...старой женщины, - подхватывала Анна Матвеевна, - и она не знает, что с ним делать. А должна знать, иначе зачем ей все это? Для услаждения слуха? Нет, конечно. Здесь заложен какой-то смысл.

И все больше исполнялась ответственности перед выпавшим на ее долю.

Она уже изучила часто встречающийся в приемнике контингент. Правда, иные голоса на какое-то время исчезали, потом опять появлялись, раздавались новые. Прислушиваясь к ним, Анна Матвеевна убедилась, что слышит действительно лишь незначительную часть голосов определенной физиологической окраски. На те, которые часто появлялись, она даже завела картотеку. Порой в ее воображении возникала довольно целостная житейская картина. Это было в случаях, когда отсутствовали "провалы", как она называла паузы в диалогах, когда один из голосов лишь подразумевался, но не был слышен. "Провалы" мешали понять, что происходит между собеседниками. Хотя подобные разговоры были похожи на ребусы, она не отмахивалась от них, а если чуяла их важность, то, наоборот, предоставляла голове работу по их расшифровке.

"К кому ехать? Зачем? Куда? - без конца спрашивала она себя. - В самом ли деле обладает необычным свойством? Как бы наконец убедиться в этом?"

Вениамин Сергеевич опять зачастил к ней.

- Иду к вам с большим интересом, чем в кино или театр, - как-то признался он и вызвал на свою голову бурю.

- Вы... Да как... И повернулся же язык! - губы Анны Матвеевны дрожали, она бегала по комнате, сжимая и разжимая кулачки, и ее бесцветная челка гневно взлетала надо лбом. - Да как можно приравнивать это к обычным зрелищам! После кино или спектакля вы преспокойно идете домой, берете в руки книгу и ложитесь спать. У меня же от моих голосов головокружение.