Светлана Ягупова - Феномен Табачковой

Может, украсить им стену вместо ковра? Вон там повесить карту, если визит к Андрею Яичко будет удачным, а здесь можно рисовать. И пусть ее считают сумасшедшей, она заслужила право делать то, что ей хочется.

В кладовке среди хозяйственных мелочей нашла кисточку, которой Сашенька обычно подкрашивал панели, и три непочатых баночки гуаши - алого, желтого и черного цвета. Окинула взглядом стену и решительно распечатала баночку с алой краской. Почему Сашенька заточал свои работы в рамки? Почему люди вообще боятся выходить из рамок условностей, которые хороши лишь в тех случаях, когда приносят пользу, а в остальных сковывают энергию, воображение, делают жизнь унылой и скучной?

С каждым мазком по стене росло убеждение в естественности собственных действий, хотя дать им объяснение она еще не могла.

Решила пока хранить свое приобретение в секрете. Потом, попозже, сразу поставит всех перед фактом. На это нужно не меньшее мужество, чем сесть за руль. Но сядет она обязательно. И вновь зажмуривалась, представляя себя на летящей машине. Страшно было ей и любопытно. Выходит, не зря увидел Аленушкин ее силуэт на мотоцикле в кофейной гуще. Видно, так тому и быть.

Как только машина отпечаталась на стене желто-алым гуашевым пятном, прояснилось значение покупки. В ней была прямая связь с голосами. Ну да, кому же, как ни голосам, нужно такое сумасбродство? Кто, как ни они, зовут, надеются и ждут ее? Вероятно, ей понадобится спешить к ним, и как удобно иметь для этого мотоцикл!

День ее начинался теперь с изучения стального скакуна, к которому она, как к живому существу, прониклась теплой нежностью. С учебником в руках она внимательно рассматривала каждую деталь, каждый винтик. Не прошло и недели, как она уже знала все его внутренности и то, где ему можно ездить, а где нельзя.

- Надеюсь, ты будешь послушным и не растрясешь мои старые кости? обращалась она к мотоциклу, смахивая с седла пыль, протирая влажной тряпочкой крылья и бензобак. И в его молчании ей слышалось согласие.

Но долго держать покупку в секрете не удалось. Первым нагрянул Аленушкин. Поразился ее новому увлечению, потом вспомнил гадание на кофейной гуще и еще больше удивился, но быстро пришел в себя и попросил:

- Только, пожалуйста, не лихачествуйте - среди мотоциклистов самый большой процент аварий.

С радостным удивлением она увидела тревогу в его глазах, рассмеялась:

- Неужто и впрямь беспокоитесь обо мне?

- Представьте, - сказал он сердито и заспешил домой. А ее долго еще согревала эта его тревога.

На другой день пришла Черноморец. Впечатления от поездки к сыну так и выплескивались из Зинаиды Яковлевны, и она не сразу обратила внимание на мотоцикл, который Анна Матвеевна наспех прикрыла сдернутой с полу дорожкой. А заметив, откинула дорожку и мирно спросила:

- Небось, Валерику подарочек? Балуешь ты своих, Анна. Впрочем, как и я.

И эти слова вырвали у Табачковой сердитое признание в том, что мотоцикл - ее личная собственность.

- Эго как же? - не поняла Зинаида Яковлевна, все еще спокойно снимая пальто, боты и переобуваясь в тапочки.

- Очень просто. Мотоцикл мой. И я буду на нем ездить.

- Ну ладно, хватит дурить, - отмахнулась Черноморец, вошла в комнату и обмерла. Смысл сказанного Табачковой дошел до нее лишь в тот миг, когда она увидела новую метаморфозу с ее жильем.

- Да-да, опять у разбитого корыта, - усмехнулась Анна Матвеевна ее молчаливой потрясенности.

Черноморец подошла к стене, на которой еще не так давно висел ковер, а теперь красовался силуэт мотоцикла, зачем-то потрогала ее, обернулась к Анне Матвеевне, опять провела ладонью по стене, будто не доверяя собственному зрению и осязанию, и обвела комнату каким-то опустошенным взглядом.

- Жаль твоих трудов и своих не меньше, но так нужно, - сказала Анна Матвеевна.

- Аннушка, дорогая, - пролепетала Черноморец, встала, навалилась на нее жарким грузным телом и расплакалась. - Что же это с тобой делается, бедняжечка ты моя горемычная, - причитала она, всхлипывая. - Пенсия проклятая, как людей ломает!

- Что ты, что ты, Зина, - растерялась Анна Матвеевна и погладила ее по голове, едва удерживаясь на ногах под тяжестью ее тела. А Черноморец, срываясь на высокие ноты, уже по-настоящему голосила. Анна Матвеевна замолчала, прислушиваясь к ее плачу, потом не выдержала, вспылила: - Да что ты, как по покойнице, Зинаида! А ну, цыц!

Черноморец смолкла и уставилась на Табачкову.

- Жива я, здорова, - сердито сказала Анна Матвеевна, - и нечего меня заживо хоронить.

- Боже мой, да что же это за бред такой! - опять всхлипнула Черноморец.

- Цыц! - снова крикнула на нее Табачкова, да так громко, что Черноморец сильно вздрогнула своим громоздким телом.

- Разум мой при мне, поэтому хватит белугой реветь, - Анна Матвеевна вытерла носовым платком мясистое лицо подруги. - Ну чем эта комната хуже той? Один стол сколько места занимал, вечно за него цеплялась. А громадный гардероб? Да на кой он мне? Посуда теперь в шкафчике на кухне, и, представь, спокойно обхожусь без купеческого серванта с его обнаженными внутренностями. Пойми, это не каприз, а необходимость.

- Ка-ка-я? - протяжно пробасила Черноморец.

- Потом, Зина, объясню. Сейчас нельзя, - многозначительно сказала она.

- А как на все это Ермолаевна смотрит?

- Никак. Мы давно не виделись.

- Опять рассоримшись?

- Вроде.

Черноморец как-то сразу заспешила, засуетилась, сказала, что у нее уйма дел, и ушла. "К Миле побежала", - догадалась Табачкова и слабо улыбнулась в недобром предчувствии.

Через час в квартиру позвонили. На пороге стояли Черноморец со Смурой и двое мужчин в белых халатах.

- Анечка, только не волнуйся, пожалуйста, - Смурая решительно вошла в коридор. - Тебя на время госпитализируют, подлечишься, и все будет в порядке. Мы с тобой в тот раз повздорили из-за чепухи, так ты не питай ко мне зла. - Она заглянула Анне Матвеевне в глаза, будто надеясь отыскать там нечто очень интересующее ее, и, ничего не найдя, занервничала; Одевайся, дружочек, поехали.

- Погодите, - сказал мужчина с портфелем, видимо, врач. - Пройдемте в комнату. Посторонних прошу выйти.

С покорным вздохом Анна Матвеевна подчинилась. А потом было то же, что когда-то на приеме у усатого доктора. Ее обслушивали, осматривали, обстукивали, проверяли рефлексы и реакции.

- На что жалуетесь? - спросил доктор.

- Здоровая я, как коровушка, - грубовато ответила она, здравомысляще умолчав о голосах.

- Идемте, - кивнул доктор санитару. - Нам здесь делать нечего. Вызов ложный.

- То есть как ложный? - выскочила из кухни Смурая. - Да она делает глупость за глупостью, да если все проанализировать...