Светлана Ягупова - Феномен Табачковой

- Какая? - встрепенулась ока.

- Не помню, кто сказал; "Доброжелательный обман длит огонь жизни". Так вот, в вашей квартире есть такой обман. Я имею в виду зеркало в прихожей. Стоит разок заглянуть в него, и хорошего настроения хватит на неделю. Ах вы, плутовка, улыбаетесь! Видно, знаете, в чем секрет? Ладно, не открывайте, иногда полезно заниматься самообманом. А все-таки подумайте, не познакомиться ли вам с товарищами с кафедры психологии?

- Нет-мет, - испугалась она. - Я и психиатру-то наврала, что в другой город переезжаю, а тут целая психология...

Теперь она не знала более увлекательного занятия, чем сидеть у приемника и крутить ручку настройки. Звук был так отчетлив, что многие голоса вскоре стали узнаваемы, будто она давно знакома с их владельцами. Постепенно вырисовывался облик города. Он был шумен, многолик и многозвенен. Он размышлял, плакал, ликовал, смеялся.

Голоса вызывали не только любопытство, но и смятение. В интимные разговоры, легкую болтовню, учебные лекции, свадебные песни, уличные реплики, любовные объяснения вплетались бормочущие, отчаянные монологи, банальная ругня, тоскливые беседы. Смеющиеся, деловые, спокойные голоса вносили в ее жизнь приятность и душевное равновесие. Но те, другие, никем, кроме нее, не слышимые "SOS" будоражили, тревожили, изматывали. Она уставала от них, злилась, что портят хорошее расположение духа, мешают ее тайному, ни с чем не сравнимому по увлекательности занятию. Их присутствие рядом с голосами благополучными было закономерно, она всегда подозревала о существовании подобных дуэтов. Настроясь на веселый беззаботный щебет, знала, что вскоре он будет прерван, как со временем прерывается всякая безмятежность, и предупредительно держала пальцы на винте, чтобы в любое мгновение его поворотом отвести от себя молнии чьих-то Драм. Но это было так же сложно, как если бы она вздумала бежать от себя. Она никогда не успевала; драмы втягивали ее в свое действо, будоражили. И все чаще и чаще казалось, что персонажи их намеренно тянутся к ней, ищут ее, тайно подозревая о ее существовании. И страдают от того, что не могут наладить с ней двусторонней связи. Их сигналы шли со всех сторон, пронизывая ее с головы до ног, чтобы сфокусироваться в одной точке - сердце. Сперва эта точка ныла глухой болью, потом боль разрослась, набухла, стала свинцово-тяжелой, кровоточащей Никакое лекарство не могло справиться с ней, погасить ее, потому что жила она не в самом теле, а как бы в душевных тайниках его. Боль росла, отвоевывая все большее и большее пространство. Избавиться от нее казалось уже не только невозможным, но и греховным. И когда она стала совсем невыносимой, Анна Матвеевна сказала при очередной встрече Аленушкину:

- Выпейте чашку кофе и, пожалуйста, поймайте бабочку-мысль: каким образом можно засечь источники голосов? Некоторых, разумеется.

- Однако желания у вас необъятные, - удивился Аленушкин. - Точнее, хотите голоса запеленговать? Что ж, вам повезло на соучастника преступления: в свое время я занимался "охотой на лис" - а именно по такому принципу нужно действовать. Придется установить и у себя дома точно такой прибор, - он кивнул на "Урал". - Но это не так сложно, как достать карту города или хотя бы нашего района - с указанием улиц, нумерацией домов. - И усмехнулся; - Хотел бы знать, что вы будете делать на рандеву с вашими знакомыми незнакомцами?

- Не знаю, - пожала она плечами. - Но хочу его.

- Все это становится интригующим, - он потер ладони. - Но где взять карту?

- Это уж моя забота. - Анна Матвеевна вспомнила о старшем лейтенанте милиции Андрее Яичко, школьном дружке ее сына, и решила завтра же обратиться к нему.

- А вы уверены, что ваше, а теперь уже и мое вмешательство в чью-то жизнь так уж необходимо?

- Не совсем. Однако нужно убедиться в этом. Знали бы вы, свидетелем чего я стала. Нет-нет, не расспрашивайте, я даже подругам об этом ни слова. Но что за кладовая для писателя! Сколько сюжетов, проблем, а какие повороты мысли! Все это гораздо проще, прозаичней и грубей, чем в каком-нибудь романе или фильме. И одновременно прекрасно! Золото и пыль, замешанные в одной макитре... Никакому воображению не угнаться за этими житейскими фантомами. Между прочим, среди моих голосов и голос нашей древней графини, которая любит разъезжать на такси, и того человека, что вырастает на двадцать сантиметров. По вечерам старушка рассказывает внучке о прожитых годах. А была она, оказывается, фрейлиной при дворе последнего царя. И все расспрашивает девочку, как телевизор устроен. А когда та что-то мямлит, не умея объяснить, торжествующе восклицает: "То-то!" Чудится мне, за это время я кое-что понимать стала, будто занавесочка какая-то приоткрылась. Ведь что удивительно: изматывают люди друг друга чаще всего по пустякам, а не из-за глубоких принципов, убеждений. Записать бы на пластинку весь этот голосовой оркестр с его криками новорожденных и смертными вздохами, с его праздником и суетой. Такая пластинка многих бы встряхнула. Когда я вот так, как сейчас, сижу в этом удобном старом кресле, в тепле, свете, спокойствии и слушаю, что делается там за окном, поверьте, что-то вышибает меня из кресла, и я начинаю потихоньку ненавидеть и эти стены, такие тихие, мирные, и свои руки-ноги, спокойные, бездеятельные, никуда не спешащие, в то время как, уверяю вас, есть куда и к кому спешить. Стыдно признаться, поначалу даже как-то уютно было при этих голосах. Знаете, как при вьюге, когда сидишь у теплой печки. Но теперь... - Она вынула из стола небольшой ящичек, похожий на библиотечный. - Картотека, - подтвердила вопросительный взгляд Аленушкина. - Вот, полюбуйтесь, этого парнишку, еще подростка, опутывают негодяи, втягивают в одно грязное дельце. Знай я его адрес, давно бы позвонила в милицию и спасла мальчугана. А здесь, - вынула другую карточку, - здесь умирает от зависти в общем-то неплохой человек. И умрет, если никто не узнает и не поможет ему. А вы даже не представляете, сколько в мире одиночества! Особенно среди стариков и женщин.

Взгляд ее устремился сквозь стены, в одной ей видимое пространство. Аленушкин встал, молча заглянул ей в глаза и отпрянул. То, что он увидел там, сильной, тревожной волной плеснуло в него, обдало с ног до головы.

- Милая вы моя, нельзя же так! - вскричал он и встряхнул ее за плечи. Да вы ли это? Вас будто подменили. Что творится с вами?

- Нет-нет, - она быстро встала, потерла виски. - Так обещаете?

- Что поделаешь, - он согласно опустил голову. - Раз уж связался с вами... - и в сердцах махнул рукой: - Видно, такова моя миссия в этом деле - давать вам советы и следовать вашим прихотям. Так и быть, сажусь за пеленгатор.

Сегодня долго рассматривала твои работы и сделала маленькое открытие: ты совсем не умеешь писать женщин. У твоих скифских цариц, и у греческих богинь, и у современных девушек - прекрасные, пышные, но совершенно бездуховные тела. Только те, в чьих лицах узнаешь неправильные черты Ее, смотрят осмысленно, с глубинной наполненностью.