Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3

Так, совершенно случайно я и познакомился со странным, но бесконечно мягким и добродушным старым археологом, оказавшимся для меня ярким факелом в непроглядной тьме страшной пещеры убийственного одиночества. Как я тогда уже заметил, Френсис Хьюз не менее меня остался доволен нашим неожиданным знакомством, очевидно, даже несмотря на свое увлечение, заметно устав от постоянного многолетнего соседства с гнетущим безмолвием.

Жажда долгожданного, рвущегося наружу общения настолько охватила моего нового знакомого, что в течении целого часа он столь глубоко и захватывающе обрисовывал мне свои достижения и неудачи в области археологических раскопок, что мне невольно захотелось самому взять в руки лопату и скребок и отправиться на поиски немых свидетелей седой старины. Под конец, к полнейшей растерянности я оказался приглашенным на сегодняшний ужин, отказаться от которого меня могло заставить только расстояние между нашими жилищами и то ужасное темное время, когда доведется возвращаться назад. Перед моими глазами вновь поплыли самые зловещие картины, заставившие на какие-то минуты совершенно не слушать стоящего рядом Хьюза. Разумеется, открыто говорить о характере своих опасений мне не позволяло самолюбие, ровно так, как и отвергнуть предложение старика было самой дикой бестактностью. Я даже не смею предположить, чем кончилась бы тогда отчаянная внутренняя борьба, если бы Френсис Хьюз каким-то образом не предугадал то, что меня так волновало.

— Очень прошу не беспокоиться, сэр, — дружески улыбнулся он, поглаживая маленькую неухоженную бородку. — К любому удобному времени я буду в «Поющем Камне» и уж конечно моя двуколка полностью в вашем распоряжении на весь обратный путь.

После того, как я многословно поблагодарил старика и окончательно принял его приглашение на ужин, мы еще довольно долго и оживленно беседовали на самые разносторонние темы, и я наконец получил такое глубокое удовольствие, о котором еще несколько часов назад не смел и мечтать. Ко всему прочему, как мне показалось, археолог знал о Роберте Хугнере и его отце то, чего явно не знали все остальные. Это обстоятельство настолько насторожило и приковало к себе мое внимание, что о чем-то другом я уже не хотел и слышать, пропустив мимо ушей более половины то-го, о чем говорил мой спутник, когда мы Медленно брели по краю глубокого, заполненного желтой водой оврага.

Мы расстались, когда мне оставалось времени только на то, чтобы вернуться домой и привести себя в надлежащий вид. Вскоре, опасаясь заставить Хьюза ждать, я чуть ли не бегом пустился в обратный путь, не особенно утруждая себя обращать внимание на то, что делалось у меня под ногами.

Еще до всего этого, наслушавшись стряпчего Астона, я мысленно уже представлял в какой глуши находилось жилище Френсиса Хьюза, но сейчас, сидя в его допотопной, готовой вот-вот рассыпаться двуколке, мне казалось, что мы стремительно проваливаемся в какую-то мрачную дыру. Сначала мы ехали по весьма живописной, поросшей редким лесом равнине. Солнце еще вселяло жизнь во все окружавшее, а щебет птиц и бесконечные невинные рассуждения археолога напрочь отпугивали все то, что могло вызвать трепетную тревогу. Однако очень скоро всего этого не стало. Солнце предательски ушло за горизонт и теперь выдавало свое жалкое присутствие лишь бордовым заревом, с трудом пробивавшимся сквозь вереницы могучих скал. Голос археолога был слышен все реже и реже и я, также замолчав, с самым угрюмым видом уставился на нависшие над нами громады скал, уже ни на минуту не переставая думать о том, что могло поджидать меня в дьявольской долине на обратном пути.

Я несколько оживился лишь тогда, когда Хьюз заметил, что осталось совсем немного. Весьма проворно управляя двуколкой среди огромных валунов, мы преодолели довольно крутой, извилистый подъем и только тут, в густой пелене надвигавшихся сумерок я и увидел то, что называлось домом Френсиса Хьюза.

Расположенное на каменистом выступе это ужасное, сильно покосившееся над пропастью хрупкое сооружение, казалось, было высечено в скале и больше всего походило на древний, заброшенный склеп. По запущенности внутренний интерьер почти ничем не отличался от фасада и паутина здесь была столь же привычным явлением, как и букеты цветов в богатых аристократических домах. Единственным местом, более-менее пригодным для обитания, была довольно просторная гостиная, увешанная старыми, потускневшими полотнами, несшими на себе заметный отпечаток копоти фитилей.

Не знаю почему, но вся эта бросавшаяся в глаза убогость обстановки вызвала во мне столь жалостливые чувства по отношению к Хьюзу, что я немедленно решил любой ценой заставить его принять мою помощь. И все же, вынужден признаться, скрытый во мне эгоизм сам по себе отодвинул это благое намерение на второй план, заставив в первую очередь видеть в старом археологе лишь того, кто мог бы помочь мне развеять дремучую тайну моего имения.

За весьма приличным ужином, приготовленным глухонемой служанкой, приходившей сюда за несколько миль, мы, увлеченные друг другом, просидели около трех часов, даже не заметив, как наступила глубокая ночь. Почти все это время Френсис Хьюз настойчиво разъяснял мне исторические достоинства здешних мест, почти уговорив принять совместное участие в поисках каких-то скрытых в земле фундаментов древнейших времен. Не знаю на чем основывались мои подозрения, но мне вдруг стало казаться, что археолог почему-то сознательно всячески избегал разговора о моем поместье, тем не менее живо, как это проделывал и мой брат, хватаясь за любую постороннюю тему. Немало обозлившись, видя, как уплывала моя последняя надежда, я в конце концов и на этот раз решился на хитрость, как бы случайно повернув беседу именно в то направление, которого так сторонился мой собеседник

— Я бесконечно горжусь, сэр, тем, что мы с сэром Робертом были самыми добрыми соседями, — после некоторых раздумий сказал Хьюз, — однако не в обиду вам позволю заметить, он никогда всерьез не прислушивался к моим советам и поэтому был обречен на тяжелое заключение в стенах своего дома. Многое, конечно, я понимал, но еще большее оставалось для меня загадкой.

— Бог тому свидетель, мистер Хьюз, наши мысли сходятся в одной точке, — с трепетом продолжал я. — Поверьте, я прожил здесь уже достаточно времени, но до сего момента никак не могу избавиться от странной неуверенности и какой-то тревоги. Даже не знаю, чем все это можно объяснить… Одним словом, вы волей обстоятельств стали тем единственным человеком, с кем я могу быть откровенным до конца. Разумеется, большие надежды я возлагал на обстоятельный разговор с Робертом, но получилось совсем наоборот и теперь даже самая ничтожная мелочь здесь для меня окутана какой-то чудовищной тайной.