Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
1
В Есен-Гу праздновали Восход.
Исполинские фонтаны искр, вспышек, горы дрожащего, взрывающегося огня вставали под облачное небо, цветные блики метались по тяжелым длинным волнам. Казалось, все пространство бухты, обращенное к Экополису, плавится. Синие, красные, зеленые отсветы судорожно трепетали, дрожали, метались, подергивались над скалистыми берегами. «Фиолетовые тени на эмалевой стене». Гай Алдер не помнил продолжения всплывших в памяти стихов. Просто тени. Фиолетовые. Этого достаточно. В диковинных словах трепетало настроение.
Праздник Восхода. Не каждый видит такое со стороны рифов.
Флип срывался с волны на волну, сбивал пену, рвал нежную радужную дымку. Широкое днище флипа разглаживало колеблющиеся зеленоватые провалы. Под осыпающимися горами, под пульсирующими огненными фонтанами уже сверкал над входом в канал Эрро прерывистый входной знак. Гай радовался флипу. После аварии на Химическом уровне летать он не любил. Космонавт, ни разу не поднявшийся над землей, дежурный администратор Линейных заводов, не слишком заметный биоэтик II ранга – он не думал, что в Экополисе ему вдруг выделят личный флип. Но сотрудники, входящие в Контроль дальних Станций, пользуются здесь особым вниманием Комитета биобезопасности.
Гай радовался предстоящему дню.
Сегодня он узнает результаты тестирования. Сегодня он увидит Мутти. И прослушает консультацию Дьердя, известного ценителя скульптур, выполненных из новых экспериментальных материалов. И наконец, попадет в «Клер-клуб».
На ужин, говорят, приглашен Отто Цаальхаген.
Гаммельнский дудочник, как его прозвали, никогда не покидал Экополис, не касался живой травы, не спрашивал далекую кукушку, сколько ему осталось жить. Наверное, надеялся на бессмертие, не связанное с природой. Вся Есен-Гу знала портреты знаменитого писателя: наглые зеленоватые глаза, крупные кудри, венком обрамляющие лоб. Доисторические его предки бродили когда-то по дубовым лесам Вестфалии, но Катастрофа кардинально изменила Землю. Исчезла Вестфалия, исчезли дубовые леса. Экологический спазм, коллапс власти, потеря контроля над рождаемостью – мир до Катастрофы представлялся теперь детской игрой: вот определенные правила, играй по ним, и все будет хорошо.
К чему это привело?
Об этом хорошо говорила утром новенькая с Севера.
Выразительно играла ниточками бровей, уголки губ весело поднимались. Медь в волосах, взгляд, может, несколько холодноватый. На Нижних набережных такую могли принять за стерву или распутницу, но Гай знал, что к Комитету прикомандировывают сотрудников только самой высокой нравственности. Он опоздал на официальное представление новых членов Комитета, даже не узнал имя новенькой.
Софья? Наталья? Лиза?
Впрочем, какая разница. Они станут друзьями.
«Полиспаст и Клепсидра». На эту его шутку у новенькой хватило юмора спросить: «Средневековый роман?» Гай, конечно, не удержался: «Нет, новая стилизованная штучка Цаальхагена». Она поняла, весело поднялись уголки губ: «„Подводная охота на кабанов“ тоже его работа?»
Гай засмеялся.
Вокруг теснящихся мокрых камней вертелись шапки пены, потемневшую воду устилали вытянувшиеся по течению ленты водорослей. Мощные отбивные струи раскручивали зеленоватую массу, пускали жутковатые водовороты. Нужно было внимательно следить за тем, чтобы флип не выбросило на рифы, на оскаленную злую гряду, украшенную пеной и остовами полузатопленных судов. Сидишь с тростинкой в губах под водой у линии водопоя, ухмыльнулся он, ни один кабан не заподозрит опасность. Это новенькая хорошо придумала. Вот и ловишь кабана за рыло. Прямо из-под воды. Кабан настолько теряется, что сопротивления никакого. Ведь рыба не смеет его пугать, а руке человека не место в мутных глубинах.
Исполинский массив Экополиса в мерцающей шапке цветных световых взрывов резко надвинулся.
Гай сбросил скорость.
Еще десять минут, и откроется выгнутая арка над каналом.
Еще десять минут, и воздух заполнится ровным, ни на что не похожим шумом мегаполиса. Светящейся неровной стеной встанут над берегом фосфоресцирующие керби. Выращенные из искусственных саженцев, они за месяц достигают стометровой высоты, после чего мумифицируются. Чудовищная ветвистая биомасса, полностью подчиненная человеку. Раньше под каждым керби лежали груды сползающей сезонно коры, под ними возились крысы. Постоянно приходилось задействовать сотни тысяч рук, чтобы бороться с крысами, но однажды они ушли.
Почему? Куда? На эти вопросы пока никто не ответил.
Светлые правильные квадраты кварталов, ползущие по склонам холмов, теряющиеся в рыжей полумгле Камышового плато; башни трехсот-четырехсотлетней давности; мосты, перекинутые через ущелья магистралей; световые фонари над закрытыми площадями; исполинские созвездия воздушных приемных пунктов; стиалитовые щиты ангаров, на две трети погруженных в каменное дно бухты или, наоборот, упирающиеся в облака; ажурные перемычки, наклонные галереи бесчисленных эскалаторов, служебные, переполненные диковинной техникой пригороды – Экополис бесконечен. Отсутствие крыс ему к лицу, хотя вовсе не означает победу. Как крысы ушли, так могут и вернуться.
Гай напряженно следил за входными огнями.
Над Экополисом нет звезд. Их попросту не видно.
Яркое зарево смывает с небес даже пятно Венеры. Можно понять протесты и требования космонавтов, ни разу еще не выходивших на орбиту: дело стоит, а все свободные средства Экополиса уходят на расширение сети Станций, на подпитку и освежение Языков. Разработанные когда-то для марсианских станций, эти Языки вскармливают теперь бездельников. Да и в самой Есен-Гу нет-нет да и появляются умники, спрашивающие: а чего, собственно, ждать нам от выхода в космос? Установления единства физических законов? Окончательного установления полного нашего одиночества или, напротив, сугубой нашей ординарности во Вселенной? Никакого энтузиазма такие открытия не вызывают. За ними не видно практической значимости, тогда как Языки, желтыми ледниками сползающие в долины Остального мира, сохраняют пусть шаткое, но равновесие. Отправить корабль в космос? Да никаких проблем! Зато незамедлительно возникнут проблемы с обеспечением Территорий. Миллиарды остальных, голодных, готовых на все, двинутся к Экополису. Что им звезды? Они хотят есть.
Гай резко вывернул руль.
Прямо по курсу его флипа в кипящую толчею с обрывистого базальтового обрыва, называемого Камышовым плато, бросился человек.
2
Экстремалов в Экополисе хватает.
Но этот падал как-то совсем неправильно.
Он дважды перевернулся в воздухе, и, хотя вошел в воду ногами, было видно, что это случайность. Взметнулся шумный фонтан. Вода яростно забурлила, выбрасывая массу воздушных пузырей. Потом ныряльщик появился на поверхности. Он хрипел, отплевывался и слепо разводил руками.
Гая передернуло. Он не любил слепых.
Широкое лицо, украшенное плоским вдавленным носом.
Голова выросла, а вот нос остался таким, каким был в детстве.
Понятно, что даже стопроцентно здоровый человек не всегда может похвастаться совершенством профиля или разреза глаз, но неожиданный ныряльщик выглядел настоящим уродом. К тому же от него несло страхом. Забравшись на борт, он бессильно привалился к подрагивающей переборке, прикрыл сильно косящие глаза мокрой рукой. На малом ходу Гай вывел свой флип из-под скального обрыва на колеблющееся, дрожащее от далеких отсветов и вспышек зеркало бухты. Исполинские грибы огня, искр, цветного дыма медленно росли
