Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– Но ты же и сам сгоришь! Согласен сгореть?
С этим экспонат X не был согласен. С этим, считал он, можно потерпеть.
Он, кстати, так и не научился угадывать, кого из посетителей Круглого зала действительно интересует изображение женщины на его спине, а кого это изображение раздражает. Его злые гримасы веселили посетителей. Он не любил отвечать на вопросы: почему у тебя нет хвоста? почему ты не обзавелся рогами? почему у тебя две ноги? Еще он не любил вопросов о Золотом веке, из которого его якобы извлекли. «Какой, к черту, Золотой? Заткнитесь!» Многим не нравилось, как он держится, как отвечает. В Тайный Совет приходили самые невероятные пожелания по возможной реорганизации Галереи искусств. Предлагалось, например, Круглый зал превратить в арену массовых дискуссий, выпуская против экспоната X молодых, но уже искушенных в философских спорах людей. В этом усматривался необходимый противовес вдруг ставшему модным (читай, вредным) искусству. Дошло до того, что молодой офицер, попавший на Старую Базу из далекого гарнизона, попытался плеснуть на изображение летящей обнаженной женщины концентрированным раствором царской водки.
К счастью, силовое поле отбросило кислоту.
Пострадали две случайные посетительницы и сам офицер.
К концу первого года коммодор Фрина выступила на Тайном Совете с отчетом.
Не осталось сомнений, сообщила она, в том, что открытие Галереи искусств благотворно сказалось на поведении молодежи, а именно: бросалось в глаза значительное снижение числа самоубийств, наблюдалась волна общественной активности. Некоторые молодые люди сами пытались изобразить нечто особенное на свободных плоскостях подземных залов и коридоров. Чаще всего это была все та же бутылка «Перно», а с нею две рюмки, но коммодор Фрина и это считала большим прогрессом. Отрицательно она отнеслась только к утверждениям некоторых сердитых молодых людей, что искусство – это якобы то, что выходит только из их рук. Экспонат X – это гниль, старье, отрыжка Золотого века, только мы делаем настоящее искусство! Прадед, в принципе, не может быть сообразительней правнука – вот объективный закон. Это же факт, что Ньютон понимал в небесной механике гораздо меньше, чем понимает средний офицер Старой Базы, так зачем же поклоняться всей этой старинной ветоши? У него, у экспоната Х, смотрите! – у него даже волосы выцвели. Кому нужно такое ветхое и неопрятное чудище? Может, мы и Железный век, зато – живой!
Со скептиками работал Коллекционер Тарби.
Коммодор Фрина занималась бытом и безопасностью экспоната X.
Они же занималась его личной жизнью. Например, снимали стрессы, все чаще и чаще омрачавшие злой взгляд экспоната X. «Япошки, Красная яранга, конезаводы, капо Гном, мировые асы…» – бормотал он. В такие дни Круглый зал пустел, коммодор Фрина и ее подопечный на некоторое время (от часа до суток) уходили в специальные уютные спальные помещения верхнего уровня, куда никто не имел доступа. Сквозь кварцевые иллюминаторы они любовались кровавыми закатами над глубоким каньоном. Целуя обнаженную Фрину, экспонат X впадал в неистовство.
«Почему, почему, почему нам постоянно не жить вместе?»
«Разве Генетическая служба разрешит нам завести детей?» – задыхаясь, отвечала Фрина. Разожженная офицером Ли, она ни в чем не отказывала и экспонату X. «Ты же древен… О, как ты древен… Не требуй того, чего нельзя получить… Да, да… Не бывает, не может быть столь вызывающе неравных браков…»
И не выдерживала, шептала: «А если у нас появятся дети? Если они появятся, а? На их спинах будут такие же чудесные изображения?»
Экспонат X взрывался. Он орал, поносил весь свет, впадал в мрачность.
В такие моменты он с еще большим искусством изображал на любой оказавшейся под руками плоскости все ту же зеленую бутылку «Перно» и пару удлиненных рюмок при ней. Конечно, втайне Фрина ждала от него чего-то гораздо большего, чего-то более значительного… может, собственных силуэтов… как знать…
Но экспонат X твердо придерживался канонов.
На четвертый год существования Галереи искусств экспонат X был захвачен террористами. Три провинциальных офицера, огорченные тем, что девушки, рекомендованные им Генетической службой, предпочли родить совсем не от них (в чем офицеры, не без основания, усматривали тлетворное влияние возрождающегося на Старой Базе искусства), обратились в Тайный Совет с требованием немедленно привести общественную жизнь и мораль в соответствие с Законом и Уставом. Если нелепые выступления экспоната X кому-то необходимы, указывали офицеры, эти выступления вполне можно сделать закрытыми, так сказать, для узкого круга извращенцев. Народные армейские массы ни в каком искусстве не нуждаются. Если раньше Старая База теряла в год до семи-девяти тысяч молодых людей, бросавшихся в бездонные каньоны без каких бы то ни было видимых причин, то теперь десятки тысяч молодых людей (особенно женщин) игнорируют все указания Генетической службы, бросаясь в объятия тех, кто не имеет на то никаких прав.
Тайный Совет отверг наглые требования.
В глухую ночь, взрываемую вспышками мелких метеоритов, коммодор Фрина и экспонат X были захвачены в спальной комнате тайком прибывшими на Старую Базу вооруженными офицерами и переведены в старый бункер, в котором размещался когда-то один из Контрольных постов армии. Если Тайный Совет не отменит так называемое искусство, потребовали в новом заявлении террористы, так называемый экспонат X, а с ним коммодор Фрина, которую давно уже растлил своим влиянием названный экспонат, будут публично казнены – вышвырнуты в каньон через иллюминатор.
Тайный Совет приступил к переговорам.
Впрочем, произошло так, что коммодор Фрина и экспонат X сумели извлечь пользу для себя из всех этих событий. Они забаррикадировались в комнате и трое суток провели в полном уединении. Используя внутреннюю связь, экспонат X для развлечения вступал иногда в разговоры с разъяренными террористами. «Братки, – весело орал он, красуясь перед Фриной. – Искусство – гнилая штука. Вы все правы. Но если вы меня уничтожите, выбросите в каньон, к примеру,