Четыре единицы - Елизавета Гребешкова
Анну слегка затошнило от пафоса и глупости этой речи. Адвокат же, тем временем, был явно собой более чем доволен. Слова вылетали из его уст и словно громом разносились по притихшему залу. Надо признать, что комизм ситуации замечали совсем немногие: журналисты слушали с открытыми ртами, даже пять голов с рыбьими глазами увлеченно следили за выступлением.
– Сегодня мы имеем уникальную возможность воздать природе по заслугам. Убедить ее, что мы слышим ее зов, внемлем ему. Перед нами двенадцать специалистов репродуктовных технологий, – длиннющая рука выступающего зависла в их направлении, весь зал перевел взгляд в сторону врачей. – Двенадцать лучших специалистов в своем деле. По всему миру каждый день они совершают протоколы ЭКО, которые призваны, казалось бы, сохранить человечество. И мы все им благодарны безмерно, но! Но… нужны ли нам эти протоколы? Позволяют ли они, например, сохранить вариативность этнологических видов человечества. Попросту говоря, можем ли мы с уверенностью утверждать, что врачи сохраняют планету, а не населяют ее по своему разумению? Ведь, к примеру, племя Макикуа с Островного государства сейчас насчитывает три человека. Завтра они будут стерты с лица земли. Завтра их не останется. И есть ли ценность в репродуктивных технологиях, если племени Макикуа более не будет на планете? А все врачи разлетятся по домам и продолжат проводить протоколы Джулиям и Эдвардам, Хэнкам и Александрам. Дамы и господа, мы впервые на пороге задать важные вопросы к сфере репродукции человечества.
От этих сладких речей поднималась тошнота к горлу, правда, только у нескольких человек. Остальные в зале удивленно и настороженно слушали адвоката, переводя взгляд на двенадцать, словно застывших, врачей. Каждый из двенадцати приехал сюда, чтобы услышать эти слова. Каждый из двенадцати не мог поверить, что слышит их.
Тем временем многозначительная пауза закончилась, и высокий красивый адвокат с милой улыбкой продолжил:
– Что мы должны спросить у, казалось бы, величайшего достижения в истории человечества? Конкретно мне спрашивать нечего. И думаю, всем в этом зале. Если мы захотим иметь детей, мы с вами обратимся в ближайшую клинику. Уверен, она будет максимально комфортной, недалеко от дома, чтобы моей жене было удобно после процедур вернуться домой. И спустя пару попыток небольшой (для нас) стоимости долгожданная беременность начнется, неся за собой приятные хлопоты перед встречей с малышом. Да, у меня вопросов нет. А как насчет племени Макикуа? У них будут вопросы к этим врачам? Как считаете? О, да, у них будут вопросы. Почему врачи с самыми современными технологиями в их руках допустили численность в три человека? Где они были, когда в племени было десять, тридцать, сто человек?
Журналисты уже не отрывали своих взглядов от двенадцати стульев.
«Неужели ему поверят? Неужели действительно все начнется с обвинения людей, которые честно исполняют свой долг?» – Анна прекрасно знала ответы на эти вопросы, но, словно в надежде находясь в другой реальности, задавала их себе снова и снова.
Анна осмотрелась.
Хуан и Кэн с отсутствующими лицами не отрывались от рассматривания выбранных точек на ковре перед ними. Мэрил Стайнс так же с вызовом смотрела на говорившего адвоката, словно перед ней был мелкий противный жук, которого она не давит исключительно из своей человечности. Итальянец перед Анной плотно сжал губы и испытующе смотрел на Джуна. Остальные «обвиняемые» не выдавали свои мысли никак: непроницаемые лица, пустые взгляды, непринужденные позы. Все двенадцать человек прекрасно знали, что их ждет на этих стульях. Знали, но все равно приехали и приняли в этом участие. Анну охватило восторженное чувство: она с гордостью сидела среди самых отважных представителей своей профессии, а возможно, и всего человечества.
Только на Джуна было страшно смотреть: он словно почернел от ужасного горя, между бровей залегла морщина задумчивости, а глаза по-прежнему отливали черным. Он винил себя, подумалось Анне. Винил, что не смог этого не допустить, винил, что именно эти двенадцать человек вынуждены в этом участвовать, винил, что находится на стороне обвинителей, а не среди них – своих соплеменников.
Тем временем, адвокат все больше увлекался размышлениями на тему избирательности вспомогательных репродуктивных технологий.
– А суррогатное материнство? Его запретили, когда количество чернокожих суррогатных матерей достигло 75 %! В клиниках стали использовать только таких женщин. И вот вопрос еще один: кто создал такую базу суррогатных матерей, что случился конфликт международного масштаба? Врачи!
Это была вопиющая ложь, неприкрытая, грязная и подлая. Все прекрасно знали, из-за какой истории запретили суррогатное материнство. Одна дама (действительно, афро-американка) просто не отдала ребенка паре. Рожала она в Бразилии, где законы были не на стороне родителей. Она оформила выписку из роддома, когда родители ребенка еще не успели доехать до госпиталя. В выписке значилось имя роженицы как матери. По законам, она должна была подписать отказ от ребенка, но так этого и не сделала. Родители подали во всевозможные суды, но женщина отказалась дать материал ребенка на тест ДНК, а без согласия официальной матери это было невозможно. Международный скандал возник из-за того, что пара и ребенок были белыми. Безутешные родители уговаривали, просили, угрожали, выслеживали, но так ничего и не достигли. Женщина и по сей день где-то воспитывает не своего ребенка. После того случая страны провели в парламентах законы о запрете суррогатного материнства.
Тогда Джун только начал сотрудничество с ВОЗ, был одним из консультантов в суде. Они целую неделю вдвоем поднимали всевозможные законы и прецеденты для предоставления отчета. Анна печатала документы один за одним, Джун все время был на переговорах с юристами, Хуан поселился у них дома и держал связь с Лондонским королевским университетом, Кэн прилетел из Японии и сопровождал Джуна на переговорах. Они работали одной командой, но проиграли. Кажется, сейчас история повторится.
Все в зале прекрасно знали, из-за чего на самом деле было запрещено суррогатное материнство, история освещалась во всех СМИ, не было человека, который мог бы забыть. Но все до единого в зале молчали, ни один мускул не дрогнул на их лице. Анна переводила взгляд с одного человека на другого, силясь найти хотя бы следы удивления, если не изумления. Ничего.
Вот так, при всеобщем молчании и лицемерии, и закончится судьба человечества. Даже для себя они не готовы поднять головы и
