Четыре единицы - Елизавета Гребешкова
После обучения она заставляла себя не удрать из ординатуры, предварительно разбив лицо своему куратору. Терпеть, выжидать, заставлять – вот чему ее научило высшее медицинское образование.
Эти качества потом здорово ей пригодились в жизни с Джуном. Она возненавидела Сеул, вид цветущей в апреле сакуры по всему городу вызывал в ней приступ тошноты. Но она терпела, наступала на горло и ждала. Прекрасно понимала, что застряла в абьюзе, но ничего не могла с собой поделать. Дышать было возможно только рядом с Джуном и только по его команде.
Благо, Кэнзаку Макимура был в ее жизни. Однажды, в очередной раз отводя от него глаза во время неприятного разговора под заголовком «ты живешь со сволочью и, видимо, тебе это нравится, так зачем я это все слушаю в стотысячный раз», Кэн залепил ей пощечину. Она даже не поняла, как это произошло. Слезы ее душили, голос сорвался в нежелании рассказывать об эгоистичности Джуна и его сильнейшем давлении на нее. И вот горячий удар по щеке. Слезы высохли мгновенно, рот открылся от изумления, Кэн смотрел на нее абсолютно спокойно. Ее никогда не били, родители и мужчины не поднимали на нее руки ни до, ни после этой пощечины. Чувства были смешанными, непонятно было, как реагировать на подобный выпад.
Кэн невозмутимым голосом сказал тогда:
– Либо ты уйдешь от него сегодня живой, либо не проси меня навещать тебя в психиатрической клинике.
В тот же вечер она собрала свои вещи в пустой квартире, села в такси и направилась с Кэном в аэропорт. Поездка заняла всего сорок минут. За эти сорок минут Анна купила билеты, позвонила Машке и сообщила, что возвращается в Россию, и написала сообщение Хуану. За эти же сорок минут Джун вернулся домой, не досчитался ее вещей в квартире, сделал один звонок и аэропорт полностью перекрыли в готовности взять «похитителя» Кэнзаку Макимура с поличным, то есть – с ней.
Анна заплатила огромные деньги какому-то служащему аэропорта, чтобы он провел их в зону вылета самолетов и сам зарегистрировал билеты на рейс «Сеул-Лондон».
Они сидели вдвоем на мягком ковре аэропорта, ожидая посадки на спасительный рейс. Оба были в серых толстовках и джинсах, чтобы не привлекать внимания. Вокруг носились сотрудники охраны и представители авиакомпаний. Только двое на этом ковре понимали, кого все ищут.
– На проверку списка пассажиров разных компаний у них уйдет минут тридцать, не больше, – Кэн ласково взял ее за руку.
– Нет, думаю, больше. Не ордер же он получил на наше задержание?
– Посадка скоро начнется, а через час ты будешь в небе на пути к Мэривезеру. Долго не задерживайся в Лондоне, он будет тебя там искать в первую очередь. У меня есть домик на Хоккайдо, никто о нем не знает, даже в налоговой: он оформлен на мою бывшую жену. Здесь адрес и ключи, – он протянул небольшое черное портмоне.
– Кэн, ты чего? Что ты надумал?
– Анна, слушай, это очень напоминает плохой боевик, но наш Джуни – любитель театральщины. «Нет» он не понимал никогда. «Нет» от тебя он не примет, однозначно. Садись в самолет, ни о чем не думай, мы с Хуаном выкрутимся.
Кэндзаку поднялся и скрылся в потоке пробегающих людей. О том, что происходило далее, Анна узнала уже в Лондоне от Хуана и его армии адвокатов, понадобившейся для вызволения Кэна.
Кэн зарегистрировался на рейс до Парижа, снял капюшон толстовки и был взят через десять минут. В темной комнате для задержанных преступников, больше похожей на обычную подсобку аэропорта, его держали минут двадцать в неведении. Кэн подозревал, что ищут Анну, и мысленно отсчитывал минуты до вылета самолета в Лондон. «Двадцать минут, надо продержаться еще двадцать минут. Девятнадцать…»
Спустя ровно двадцать минут двери подсобки распахнулись и в них влетел разъяренный Джун. Его всегда безупречно уложенные волосы топорщились в разные стороны, воротник рубашки был расстегнут, лицо покрылось пятнами.
– Где? – голоса его даже нельзя было расслышать, он шипел как змея.
– А-а, Джуни! Рад тебя видеть. Как дела? Давно мы не пересекались, все как-то времени не было…
Джун ловко сгреб его толстовку в руку и приподнял Кэна из-за стола:
– Я спросил, где она?
Мягко, но настойчиво Кэн отстранил его и разжал кулак под своим подбородком, освобождая одежду:
– Не надо горячиться. Улетела, Джуни, уже улетела.
Поверить свои глазам было трудно, но выражение лица у Джуна резко изменилось, он словно оцепенел и не мог расслышать сказанного.
Начальник охраны аэропорта, высокий статный человек в летах и гражданской форме, окруженный несколькими сотрудниками, явно хотел закончить побыстрее:
– Господа, давайте проясним ситуацию. Я так понимаю, вы, Кэнзаку Макимура, здесь один? Без… никого? – на последней фразе он осекся и быстро взглянул на Джуна.
– Да, все верно. Я один. А в чем, собственно говоря, причина моего задержания? Я опаздываю на рейс. В Париж, знаете ли, собрался.
Судя по лицу начальника, он тоже хотел бы знать, в чем причина его задержания, но виновник этой сцены не шевелился и только старался продышаться, глядя исподлобья на улыбающегося Кэна.
Слегка откашлявшись, начальник продолжал:
– Что ж, если никаких других вопросов к вам нет, то это маленькое недоразумение можно считать исчерпанным.
Джун, наконец, ожил и не обратил внимания на людей вокруг. Его зрение сделалось туннельным и выхватывало только Кэна:
– Где она?
– Джун, я же сказал, улетела. Только что. Узнать куда, тебе не составит труда, я думаю. Почему она улетела, я не знаю, это ваше дело.
– Господин начальник?
– Да, господин Лин? – начальник счастливо оправил пиджак, рассчитывая, что эта передряга закончена.
– У вас есть ордер на арест, действуйте, как полагается в таких случаях.
Лица всех присутствующих вытянулись, а Джун быстро покинул подсобку.
Долгих шесть недель и две международные адвокатские конторы вытаскивали Кэна из сеульской тюрьмы за похищение,
