Четыре единицы - Елизавета Гребешкова

– Из-за вашей связи с Лином.

– Простите, вас дезинформировали. Никакой связи с Мистером Лином у меня давно нет.

– То есть, Вы не проживали вместе в Сеуле несколько лет назад?

– Двенадцать лет тому назад. Сейчас между нами нет никаких отношений.

– Гибискусы не для вас приносят?

Анна чувствовала, что краснеет, и не могла понять от чего больше – от смущения или возмущения такой наглостью:

– Я не хочу грубить вам, Мисс Стайнс.

– Не стесняйтесь, можете грубить и сказать, что это не мое дело, я не обижусь. Тем более, это действительно так – не мое. Но я должна объяснить вам, почему приняла его приглашение. И это напрямую связано с вашей историей. Зная о ней, видя вас здесь (говоря «вас» я имею в виду вас лично и ваших двух друзей), я понимаю, что у нас есть шанс. Если Лин бросил вас троих в эту передрягу и глазом не моргнул, значит, он еще надеется, значит, можно еще побороться.

– Вы плохо осведомлены о моральных качествах Менджуна Лин.

Что еще можно было сказать на такое? Стайнс надеется, что раз их троих посадили на скамью подсудимых благодаря стараниям Джуна, то все не так серьезно. Она думает, что можно переиграть эту партию и добиться свободы для врачебной практики. Если б Анна думала так же, она бы сама приняла участие в подобном заседании, будь на месте Стайнс, и тоже боролась бы за единственную надежду человечества на будущее. Все сходилось: два друга, бывшая возлюбленная, пусть и много лет назад, но их соединяла дружба и любовь, значит, не все потеряно. Стайнс глубоко ошиблась в расчетах. И глупые букеты с гибискусами только подкрепляли это убеждение.

– Вы думаете, я поверю, что вас четверых не связывает ничего?

– Простите, мне совершенно все равно, что вы подумаете. Но то, зачем вы приехали сюда, здесь не найти. Эта игра проиграна заранее. Мы в ней лишь статисты. И вы, и я, и Хуан с Кэном, и даже Джун. Поэтому не заморачивайтесь и исполняйте свою роль. Как и все мы.

Мэрил задумчиво посмотрела на воду перед собой:

– Я слышала про ту историю с побегом из Сеула.

Анна вспыхнула гневом, но старалась держать себя в руках:

– Как это влияет на конечный результат? Я четко дала вам понять, что никаких подводных камней в этой истории нет. Нас пытаются посадить, не посадят, но врачебную практику отнимут по всему миру. Человечество вымрет. Джун и сам это понимает, хоть и сдался не сразу и не без боя.

– Он не сдался.

– Откуда такая осведомленность?

– Вы здесь.

Да что за дерзость! Возраст не позволяет этой дамочке так активно рассматривать, переворачивать, проветривать ее постель. И уж тем более застилать этим бельем разговор о деле.

– Мисс Стайнс, – Анна почти задыхалась, говорила сорвавшимся голосом астматика. – Вы поразили меня своими познаниями в вопросах моей личной жизни, признаюсь. Но я попрошу не использовать факты личной биографии в вопросах рабочих. Если вы на это способны, я готова порассуждать о нашей участи и участи нашего общего дела еще какое-то время. Если же ничего, кроме перетирания не относящихся к вашей персоне вещей, вы не можете мне предложить, боюсь, наш разговор окончен.

– Я здесь, потому что он любит вас. А значит, есть надежда выиграть дело, отстоять репродукцию человечества. Да, простите, это жестоко – тыкать раскаленной кочергой в вас. Но что же поделать нам остальным, если это единственная надежда на успех? Только ваше присутствие здесь, ваше совместное прошлое дают возможность предполагать, что у вас есть план. И я хочу его поддержать, каким бы он ни был. Я сделаю все, лишь бы мы могли работать дальше. От этого зависит будущее.

Анна резко встала и направилась к отелю.

– У меня две внучки! – Стайнс кричала уже ей в спину.

– Сочувствую, – процедила Анна.

Если бы в баре на первом этаже ее отеля была дверь, она бы шваркнула ей со всего размаха. Но двери не было, от фойе бар отделяла только арка. Впрочем, по ее лицу, видимо, было и так все понятно, потому что Хуан, всплеснув руками, поднялся ей на встречу.

– Мать честная! Что она тебе сказала?

– Виски!

– Лучше водички выпей, – Хуан подвинул ей стакан с плескающимся в нем лимоном. Анна осушила его залпом, словно не заметила, что это не алкоголь, а простая вода.

– Она думает, что тут есть за что бороться, – она тяжело дышала, словно пробежала кросс.

– Что ей известно? Может, что-то новое?

Анна повернулась к Кэну и закричала на весь пустой бар:

– Она думает, что раз мы с Джуном двенадцать лет назад жили вместе в Сеуле, то есть шанс отстоять профессию!

– Ладно-ладно, сейчас разберемся, ты присядь, – Кэн положил руку ей на плечо и мягко, но настойчиво, усадил за стойку. Хуан с подозрением изучил содержимое ее стакана, даже понюхал: нет, точно вода.

– Что ей известно?

– Думаю, без подробностей. Только то, что попало в прессу и сплетни. Но она считает, что у нас четверых есть план. Что мы пытаемся что-то предпринять для защиты врачей и репродуктивных технологий.

– А мы только напиваемся в баре после заседаний. М-да, неудобнячок! – Хуан хихикнул и жестом дал понять официанту, что им нужно сопровождение. – Может, Джун не все рассказывает нам?

– Он перепуган не меньше Стайнс и не больше нее знает, что делать. Просто на него давит груз ответственности: уж он-то должен понимать, как нам быть. Но нет. Нет, нет, не знает, – Анна замахала головой. – Я видела его, Хуан, он ни черта не понимает, что нам делать.

– Ладно, давайте по ходу действия, хорошо? Пока сидим, улыбаемся и машем. Так же было в мультике? – Анна с Хуаном утвердительно кивнули. – Ну и отлично! Когда начнется процесс в полном смысле слова, будем соображать. А пока давайте выпьем.

Хуан хохотнул:

– Мэривезер, мы можем спиться, не находишь?

– Тогда шепни нашему общему другу, чтобы начиналось все побыстрее.

Вечером, вымучив улыбку для детей и мужа, Анна набрала Машу.

– Привет, любовь моя! Надеюсь, сакуры доходят до тебя?

– Да, Маш, ты как кремлевские куранты точна.

– Отличненько, а то я переживать начала, что ты не реагируешь. Слушай, Ань, я рада, что ты позвонила. Паша просил тебе не говорить пока, но…

– Что такое?

– Нас похоже будут закрывать.

– В смысле? – в голове Анны почему-то история с запретом на деятельность репродуктологов не увязывалась с ее клиникой.

– Помнишь того мальчишку, зама министра? В общем, ты когда еще собиралась уезжать, наша Ирочка со стойки