Четыре единицы - Елизавета Гребешкова
– Куда ты так бежишь? Я еле успел, – Джун и впрямь пытался восстановить дыхание.
– Я сделала тест.
– Какой? Что-то случилось? Ты нездорова? – он притянул ее к себе ближе за плечи и уже почти достал свой медицинский фонарик из кармана.
– На беременность, – Анна смеялась.
– Зачем? Ты же понимаешь, что вероятность…
– Он положительный!
– В смысле?
– Представляешь! Положительный тест на беременность! Я своим глазам не поверила, что такое может быть без протокола ЭКО. Когда последний раз подобное было в стране? Год назад? И ты представь, у нас положительный тест!
Анна не скрывала ликования. Как же им повезло, да еще и врачам, получить беременность без репродуктивных технологий. Это было уже почти невозможно, нереально, все реже и реже встречались такие самостоятельные беременности, их стали называть «спонтанными». И вот им выпал этот счастливый билет. Анна так была счастлива, что даже не сразу заметила, как глаза Джуна стала заволакивать черная дымка. Он отпустил ее руки и отстранился.
– Джуни, что случилось? – она искренне не понимала его состояния.
– Я не хочу.
– Чего ты не хочешь?
Он молчал, Анна недоумевала. Где-то в глубине души, словно скрываясь под самым сальником в ее животе, зародилось странное чувство. Оно неопределенно появилось, стало увеличиваться, расти, и вот уже можно было его назвать, потрогать, осознать. Тревога. Она овладела ей. Очень хотелось списать все на мизерные гормоны в крови, на нейромедиаторы, бурлившие в жилах, но вдруг она заметила черноту его глаз.
– Джун, ты что? – она сделала шаг к нему, он резко отошел на два.
– Я не хочу детей.
– Джун, это чудо, что нам удалось…
– Да. И я не хочу его, – черные угли впились в нее.
Анна широко развела руки, вроде хотела что-то сказать, но просто застыла.
– Мне не надо это. Я никогда не хотел детей. Дело не в тебе, дело во мне. Я просто не хочу.
Спустя пару длинных выдохов и вдохов, она смогла, наконец, процедить:
– И что ты предлагаешь нам делать? Срок уже не маленький – девять недель. Я вчера получила результаты генетического теста, ребенок здоров, без отклонений, ультразвуковое обследование в норме. Я хотела сказать не сразу, так как вероятность выкидыша в спонтанных беременностях сейчас достигает 60 %. Не хотела радовать преждевременно… Радовать.
Она села на скамейку неподалеку и закрыла глаза руками. Джун опустился рядом.
– Я не думал, что это возможно. Думал, что нам, врачам, точно не повезет.
– Да, я поняла.
– Надо теперь найти, кто сможет провести аборт. Ты знаешь хоть кого-то, кто еще имел такую практику?
– Ты серьезно? – да, он был серьезен.
– Да зачем тебе это? Мы прекрасно живем!
Два глаза цвета черного угля полыхали, глядя на нее. Он был в ярости, она видела. Голос стал срываться, вот-вот он зашипит. И он правда не понимал, зачем ей это все. А и правда, зачем? Больше незачем.
Анна поднялась и побежала к небольшому, арендованному на выходные дому неподалеку. Даже не отдышавшись, она схватила телефон и набрала Хуана:
– Хуан, ты помнишь, как делаются аборты?
– Ничего себе у тебя приветы, – Хуан явно был разбужен.
– Прости. Привет! Мне очень надо. Ты еще помнишь?
– Да вроде помню. А зачем? Аборт? Эни, что там произошло? Порок развития у ребенка?
Анна засмеялась. Да, в их теперешнем мире аборты делали исключительно из-за пороков развития эмбрионов. И то настолько редко проскакивали такие случаи, что все уже и забыли о таких процедурах, ведь генетическое обследование эмбрионов перед подсадкой в матку было обязательным.
– Как думаешь, в девять недель еще можно таблетками?
– Ну, в принципе, можно. Если там не ближе к десяти неделям, конечно. А как так вышло, что просмотрели эмбрион? Там что, химеризм?
И вновь Хуан был профессионалом до мозга костей. Только в случае химеризма – наличия в одном организме клеток с двумя разными генетическими наборами – могло получиться так, что генетический анализ до подсадки был нормальным, а после уже находили пороки развития. Анна таких случаев не встречала, только читала в литературе.
– Нет, там все в порядке.
– Не понял. Эни…
– Как думаешь, нерожавшей можно же таблетками обойтись?
– Ну, можно, но понаблюдай за ней как следует. Плодное яйцо уже большое, будет больно. Обезболь ее как следует. Да и шеечный синдром скорее всего начнется: тошнота, потом рвота, озноб, температура. Классика для открытия шейки. Анна, я…
– Спасибо, дорогой. Я перезвоню. Не могу сейчас говорить, спешу.
– Так вы же вроде в отпуске были.
– Целую, пока!
Уверенность была такая, что пугала даже ее саму. Она четко знала, что надо делать. Анна быстро сгребла все свои вещи с полок, не следя за тем, все ли взяла. Нашла паспорт невидящими глазами, схватила ключи с миленькой ключницы у входа. Они собирались ее отвинтить перед выездом из этого дома, уж очень она им двоим понравилась. Сжав ключи в руке, она пару секунд разглядывала ключницу, а потом резким движением сорвала ее вниз. Миленькие крючки на ней со звоном разлетелись по всему полу. Дорога до аэропорта заняла несколько минут, Джуна она больше не видела.
Прилетев в Сеул, она двинулась в клинику при университете, в которой работала.
Ключи от сейфа с препаратами для стимуляций были и у нее. Пришлось вывернуть все содержимое сейфа, чтобы обнаружить в самом дальнем уголке пару коробок с забытыми препаратами. Не раздумывая, она выпила таблетки из полагающейся первой коробки. Ничего не будет в этот день, она ничего не почувствует. Надо теперь ждать до первых выделений, самое долгое – два дня. Домой она не собиралась возвращаться, поэтому заперлась в своем кабинете и фанатично разгребала карточки, писала выписки из историй болезни, чистила компьютер от хлама на рабочем столе. С рассветом силы ее покинули, и она забылась неглубоким сном на своем кресле.
Проснулась, а на часах был полдень. Ее никто не беспокоил, медсестры не придавали ее присутствию никакого значения. В расписании не значилась, она в официальном отпуске, значит, для них ее просто нет. Удивления от ее нахождения в нерабочее время в кабинете никто не испытывал – так бывало нередко.
Жутко тошнило и пришлось
