Роберт Хайнлайн - Свободное владение Фарнхэма

И все же откуда ему знать? Ведь он видел только оскопленных слуг да несколько женщин из прислуги, вечно одурманенных довольно щедрыми порциями «счастья». К тому же неизвестно еще, как влияло на боевой дух мужчин то, что они лишались больших пальцев в самом раннем возрасте и что их постоянно подгоняли хлыстами, которые не были просто хлыстами.

А скажем, вопросы расового неравенства — или, наоборот, абсурдная идея «расового равенства». Никто ведь не подходил раньше к этой проблеме с научной точки зрения. Слишком много эмоций обуревало и ту и другую сторону. Никому не нужны были объективные данные.

Хью вспомнил район Пернамбуко — он побывал там, служа во флоте. Здешними владельцами богатых плантаций были преисполненные чувством собственного достоинства, выхоленные, получившие образование черные, в то время как слугами их и рабочими на полях — вечно хихикающие, плутоватые, задиристые, явно неспособные ни на что большее… белые. Он даже перестал рассказывать этот «анекдот» в Штатах: ему никогда не верили, не верили даже те из белых, которые кичливо ратовали за «помощь американским неграм в самоусовершенствовании». У Хью создалось впечатление, что почти все эти «кровоточащие сердца» дальше этого не шли. Полное уравнение негров в правах они просто эмоционально воспринять были не в состоянии.

Но Хью знал, что положение вещей может быть совершенно иным. Когда-то он видел такое, теперь ему пришлось испытать это на собственной шкуре.

Знал Хью и то, что устройство его мира гораздо более запутанно, чем считало большинство людей. Многие граждане Рима были «черны, как смоль», а многие рабы были именно такими блондинами, о которых мечтал Гитлер. Поэтому каждый человек, в чьих жилах текла кровь европейцев, наверняка имел примесь негритянской крови. А у некоторых ее было гораздо больше. Как же звали этого сенатора с Юга? Того, который сделал себе карьеру на «превосходстве белого человека». Хью узнал два забавных факта: этот человек умирал от рака и перенес множество переливаний крови — поэтому тип его крови был таким, что можно было говорить уже не о примеси негритянской крови, а о целой бочке ее. Флотский хирург рассказал об этом Хью и доказал все это потом в своих медицинских статьях.

Тем не менее вся эта сложная история со взаимоотношениями рас никогда не найдет какого-либо логического решения, так как почти никому не нужна правда.

Взять хотя бы пение. Хью считал, что негры его времени в общем были лучшими, чем белые, певцами. Многие думали так же. И те же самые люди, громче других кричавшие о «равенстве рас», будь то негры или белые, казалось, были просто-таки счастливы признать, что негры все же, хотя бы в этом, обладают превосходством. Все это было очень похоже на «Скотоферму» Оруэлла, где говорится: «ВСЕ ЖИВОТНЫЕ РАВНЫ, НО НЕКОТОРЫЕ ИЗ НИХ БОЛЕЕ РАВНЫ, ЧЕМ ОСТАЛЬНЫЕ…»

Что ж, он-то знал, кто здесь бесправен, несмотря на то что статистически он тоже имеет свою примесь черной крови. Этого человека зовут Хью Фарнхэм. Теперь он не был полностью согласен с Джо. Если уж возможности неравны, то лучше оказаться наверху!

На шестьдесят первый день, проведенный им в новой камере, если только это действительно был шестьдесят первый день, за ним пришли, вымыли, обстригли ногти, смазали ароматическим кремом и повели к лорду Протектору.

Хью чувствовал некое унижение, оставаясь обнаженным, но справедливо заключил, что это оправданная мера в обращении с пленником, который может убивать голыми руками. Сопровождали его два молодых Избранных, вероятно, военные. И их хлысты явно не были бутафорией.

Они шли очень долго. Очевидно, здание было огромным. Комната, куда они в конце концов попали, была очень похожа на те личные покои, где Хью когда-то играл в бридж. Из широкого окна открывался вид на тропическую реку.

Хью заметил ее только мельком. В комнате находился сам лорд Протектор.

Малыши ползали по полу. Но Барбара по грудь была опутана невидимым полем, была в ловушке, в которую сразу же попал и Хью. Она улыбнулась ему, но ничего не сказала. Он с радостью отметил про себя, что она цела и невредима, только похудела немного, да под глазами у нее были темные круги.

Хью хотел заговорить, но Барби глазами и движением головы предостерегла его. Тогда Хью взглянул в сторону лорда Протектора и обнаружил, что рядом с ним расположился Джо, а Грейс с Дьюком играют в какую-то карточную игру в углу комнаты, жуя жвачку и намеренно не обращая внимания на Хью. Он перевел взгляд на их Милость.

Хью решил, что Понс после тяжелой болезни. Несмотря на то что Хью было не холодно и нагишом, Понс был тепло одет, на плечах у него был-? шаль, и выглядел он дряхлым стариком.

Но когда он заговорил, оказалось, что голос его ничуть не потерял звучности и силы:

— Можешь идти, капитан. Мы отпускаем тебя.

Эскорт удалился. Оглядев Хью с ног до головы, их Милость печально сказал:

— Ну что, парень, наделал ты дел, а?

Он опустил глаза и поиграл с чем-то у себя на коленях, поймал «это» и снова посадил на середину шали. Хью увидел, что «это» была белая мышь. Внезапно он почувствовал к ней симпатию. Похоже было, что ей не нравится сидеть на коленях у Понса, но и бежать ей было некуда, так как на полу ее подстерегали коты. Мэг наблюдала за ней с нескрываемым интересом.

Хью не ответил. Вопрос Понса показался ему чисто риторическим. Но тем не менее он был удивлен. Понс накрыл мышку ладонью и взглянул на Хью.

— Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь!

— Вы говорите по-английски? — Хью был несколько озадачен.

— Не нужно глупо вытаращивать глаза. Я ведь ученый, Хью. Неужели ты думаешь, что я могу окружить себя людьми, говорящими на языке, которого я не знаю? Да, я говорю на нем и читаю на нем. Должен сказать, письменность эта довольно примитивна. Я каждый день занимался с опытнейшими преподавателями плюс разговорная практика с ходячим словарем. — Он кивнул в сторону Грейс. — Или ты думаешь, что мне не хочется самому прочитать все свои книги? А не зависеть от твоих, сделанных тяп-ляп, переводов? Я дважды прочел «Истории, рассказанные запросто» — они очаровательны! А сейчас читаю «Одиссею».

Он снова перешел на Язык:

— Но мы здесь не для того, чтобы беседовать о литературе…

Вбежали четверо слуг и поставили перед их Милостью стол и разложили на нем какие-то вещи. Хью узнал их — самодельный нож, парик, две баночки с кремом, пустая бутылка «счастья», маленькая сфера, больше не светящаяся, пара сандалий, два балахона — один длинный, другой короткий, оба измятые и грязные — и, на удивление, высокая стопка бумаг, тоже измятых и исписанных.