Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
– Простите, Вальтер, меня интересует не это.
Штурмбаннфюрер понимающе кивнул. Он не торопился.
Стол накрыт, настроение выше обычного, магнитофон подключен к сети.
Глянув на часы, он подозвал Семена:
– Юдэ?
– Нет, русский.
– Русские менее сообразительны, – деловито сообщил штурмбаннфюрер асу Геринга. И улыбнулся. – Не торопитесь, дорогой Адольф, я все равно вас не отпущу быстрее чем через пару дней. Вы заслужили хотя бы короткий отпуск. Используйте его для личных наблюдений за врагами. Вы видите наших врагов всегда с высоты птичьего полета, как и подобает истинному арийцу. Но это может привести к некоторым аллюзиям. Однажды грязный враг может показаться вам достойным противником, а это не так, это совсем не так. За редчайшими исключениями, наши враги – обычно безвольные существа, проводящие жизнь в нелепых мечтаниях. Они не любят работать, зато любят сочинять свою историю. Возможно, со временем наши ученые выведут особую породу низших существ, способных рассказывать такие же истории.
Он щелкнул переключателем магнитофона.
Знаменитый ас Адольф Галланд невольно выпрямил спину.
Высокий голос рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера звучал резко и внятно:
«Речь идет о деле первостепенной важности.
Сейчас, между собой, мы можем говорить об этом деле открыто, но никогда не должны упоминать о нем публично. Этого требует обстановка. Точно так же, как, повинуясь приказу, мы выполняли свой долг 30 июня 1934 года: ставили к стенке заблудших товарищей, но никогда не говорили об этом вслух. Природный такт побуждает нас не касаться указанной темы. Возможно, что в душе мы ужасаемся, но все равно в следующий раз, если это будет необходимо, мы поступим так же.
Сейчас речь идет о депортации и об истреблении еврейской нации.
Звучит это совсем просто: „Все евреи будут раз и навсегда уничтожены“.
И мы знаем, что все здесь присутствующие кивнут и все здесь присутствующие, безусловно, подтвердят: „Искоренение евреев, истребление их – это один из пунктов нашей великой программы, и эта программа будет выполнена“. А потом придут к нам все 80 миллионов достойных немцев, и каждый попросит только за единственного, за порядочного, за своего. Все остальные евреи, скажут они, свиньи и негодяи, но вот этот мой, он – хороший еврей. Один из миллионов.
Возможно.
Но так не должно быть!
Фюрер требует от нас твердости.
Многие присутствующие здесь знают, что это такое – видеть сто, или пятьсот, или тысячу уложенных в ряд трупов. Увидеть это и сохранить в себе порядочность и достоинство – вот истинное испытание, которое закалило всех нас. Это славная страница нашей истории, ибо теперь мы знаем, как трудно было бы нам жить в условиях постоянных бомбежек, тягот и лишений военного времени, сознавая, что в каждом нашем городе рядом с нами живут все те же евреи – скрытые саботажники, агитаторы и смутьяны. Слава богу, богатства, которыми они владели, мы у них почти все отобрали. Подписан строгий приказ передавать отобранное у евреев рейху. Исключительно рейху. Совершившие ошибку понесут строгое наказание в соответствии с приказом, отданным мною. Каждый, кто присвоит себе хотя бы одну марку из отобранных нами богатств, подлежит немедленной казни. Несколько сотрудников СС уже казнены. Пощады не будет и впредь. У нас есть моральное право, священный долг перед всем немецким народом – уничтожить недочеловеков, хотевших унизить и уничтожить нас. Но у нас нет права обогащаться за счет недочеловеков, если даже речь идет только об одной шубе, только об одних часах, только об одной марке или сигарете. Мы не хотим, уничтожая бациллу, дать ей возможность заразить себя. Я никогда не позволю себе остаться в стороне и наблюдать за тем, как проявляется пусть даже маленькая червоточина и как она начинает расти, развиваться. Где бы ни появилась эта червоточинка, мы выжжем ее…»
Адольф Галланд кивнул.
Все в словах Гиммлера казалось ему жесткой правдой.
Он лично сумел сохранить свою порядочность, свое достоинство.
Внутренний мир, его душа, его арийский характер не были сокрушены трудностью поставленных партией задач. Если он чему-то еще дивился, так это только подлости врага. В тридцать первом, например, проводя нелегально курс тренировок в составе итальянских военно-воздушных сил, Адольф Галланд подружился с британским пилотом Дугласом Бейгером, прилетавшим в Рим на спортивные состязания. Это был истинный ас, пилот от Бога, несомненно, Галланд многому у него научился. Он был бы рад встречаться с англичанином чаще, однако год спустя, выполняя сложную фигуру высшего пилотажа, Дуглас Бейгер пустил машину слишком низко над Ридингским аэропортом и задел крылом землю. В черном облаке пыли, дыма и разлетающихся во все стороны обломков, казалось, не могло остаться ничего живого. Но пилот выжил. Он только лишился обеих ног. Казалось, с авиацией покончено, но буквально через год неистовый англичанин уже управлял автомобилем, прекрасно играл в гольф, а с началом войны министерство разрешило ему сесть за штурвал «харрикейна». В первом же бою над Бельгией Бейгер завалил боевой «мессершмитт-109». Кстати, Адольф Галланд завалил свой первый «харрикейн» в тот же день. Рейхсмаршал Герман Геринг (боевой пилот, герой Первой мировой войны) специальным приказом отметил успех Адольфа Галланда. Дважды удавалось немецкому асу встречаться с бывшим приятелем в воздухе над Францией и Англией, но до боя между ними дело не дошло, хотя обменяться приветствиями в эфире они успели. Дугласу Бейгеру, воевавшему на протезах, везло в воздухе до такой степени, что весь авиаполк поверил в его звезду. С командиром на боевые задания вылетали даже необстрелянные пилоты. Но в ожесточенном воздушном бою над Па-де-Кале британец был все же сбит. Он выпрыгнул с парашютом, остался жив, хотя и потерял правый протез. В армейском госпитале Адольф Галланд навестил попавшего в плен коллегу. Когда англичанин поднялся на ноги, Голланд даже устроил ему экскурсию на базу эскадрильи, которой командовал. Англичанин от души похвалил камуфляж базы и признался, что его пилоты уже не раз пытались ее обнаружить, но не смогли. За чаем он спросил Галланда, нельзя ли ему отправить письмо жене в Англию с просьбой прислать новый протез, сменную форму и курительную трубку взамен потерянной?
Вот здесь и пролег этический водораздел.
Письмо лукавого британца сбросили англичанам.
В тот же день бесчестные англичане в пух и в прах раздолбали немецкую авиационную базу, сбросив заодно в специальном ящике протез для своего командира.
Воспоминание огорчило Галланда.
Он посмотрел на замерших заключенных:
– Вы, наверное, понимаете, Вальтер, что меня интересует не выносливость недочеловеков. Рейхсмаршал Геринг поставил перед нами задачу не только победить
