Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Почему же мне тогда так тревожно?
Ах да! Господи, как я мог позабыть! Сегодня ведь Леди Лизол[68] из квартиры должны выселять…
Леди Лизол не любит никто из соседей. Она не в своем уме. До сих пор ни один из нас не слышал от нее ни единого слова. Мало этого, она даже в лицо никому при встречах не смотрит. Бывает, спускаешься вниз по лестнице, а Леди Лизол, случись ей в эту минуту подниматься наверх, молча отворачивается и идет назад, к лифту… ну, а ее лизолом насквозь пропах весь дом. Такое чувство, будто ее квартира населена какими-то потусторонними ужасами, вот она и пытается лизолом их вытравить!
«Черт побери, – думаю, готовя утренний кофе, – а может, новые хозяева здания уже и выселили ее, прямо с рассветом, пока я еще спал мирным сном и попусту грезил во сне о бросившей, отшившей меня возлюбленной?»
Ну да, конечно! Еще мне снилась злобная Леди Лизол, а тем временем, часов в пять утра, власти явились к ней на порог, и… Новые собственники – крупнейшая компаниязастройщик. С подобной публики станется прийти к выселяемой, как только на востоке забрезжит рассвет.
Хотя, скорее Леди Лизол прячется, затаилась в квартире, зная: октябрь уже наступил, сегодня как раз первое число месяца, а стало быть, к ней вот-вот вломятся и вышвырнут ее за порог, на улицу, со всеми пожитками. Интересно, она хоть по такому случаю соизволит заговорить? Так и представляю ее себе безмолвно вжавшейся спиной в стену… Хотя нет, не так-то все просто. Эл Ньюкум, торговый агент «Саут Ориндж Инвестментс», давеча говорил, что Леди Лизол обратилась в Бюро Правовой Помощи[69]. Новость – сквернее некуда, так как сводит на нет все наши возможности хоть чем-либо ей помочь. Выходит, она, пускай и не в своем уме, но кое-что все же соображает. Вот если бы удалось доказать, что Леди Лизол не в состоянии осознать положение дел, за нее вступились бы адвокаты из команды Окружного Центра Психического Здоровья. Уж эти-то ребята живо растолковали бы «Саут Ориндж Инвестментс», что выселять на улицу ограниченно дееспособных и противозаконно, и не по-людски, а теперь… Какого дьявола ей хватило ума обратиться за государственной юридической помощью?
Так, времени уже девять утра. Можно спуститься вниз, в коммерческое представительство «Саут Ориндж Инвестментс», и спросить Эла Ньюкума, что там с Леди Лизол – управились уже ее выселить, или она по-прежнему у себя в квартире – заперлась, притихла, ждет? А выселяют ее вот почему: наш дом из пятидесяти шести квартир преобразован в кондоминиум. В товарищество совладельцев. Из-за этого практически все жильцы съехали: нас ведь – все по закону – уведомили о переменах четыре месяца тому назад. То есть каждому отвели целых сто двадцать дней: хочешь – выкупай квартиру в собственность, а надумаешь съезжать, «Саут Ориндж Инвестментс» оплатит расходы на переезд в размере двух сотен долларов. Таков закон. И еще каждому предоставлено право преимущественного приобретения арендуемой квартиры. Я лично свою выкупаю. Я остаюсь… и вот, за свои-то кровные пятьдесят две тысячи долларов вынужден присутствовать при выселении из квартиры Леди Лизол, полоумной старухи, не имеющей пятидесяти двух тысяч долларов в кошельке! Уж лучше бы съехал, ей-богу.
Спускаюсь вниз, сворачиваю к газетному автомату, покупаю свежий утренний номер лос-анджелесской «Таймс». Девица, открывшая пальбу по школьному двору, полному ребятишек, «потому что не любит понедельников», заявляет о согласии с предъявленным обвинением. Вскоре получит условный срок. Почему ей взбрело в голову взять револьвер и стрелять в толпу школьников? По сути, от нечего делать. Ну что ж, сегодня как раз ненавистный ей понедельник, и понедельник этот она встречает в суде… нет, как хотите, тут поневоле начнешь гадать: есть ли предел безумию? Взять хоть меня самого. Прежде всего, я весьма сомневаюсь, что моя квартира стоит пятьдесят две тысячи долларов, но остаюсь здесь. Остаюсь, потому что боюсь переезда – боюсь новизны, перемен… и вдобавок изрядно ленив. Впрочем, нет, не в том дело. Главное, мне нравится этот дом. Друзья, живущие неподалеку, знакомые окрестные магазинчики – все это для меня что-то да значит. Как-никак живу здесь уже три с половиной года. Дом замечательный, капитальный, ворота во двор на замках – без ключа не войти. Еще у меня есть две кошки, и им очень нравится закрытый дворик-патио, где можно гулять, не опасаясь собак. Весьма возможно, меня соседи мысленно окрестили «Кошачьим Папой» или как-нибудь в том же духе… однако теперь-то все они съехали – только Леди Лизол да Кошачий Папа упорно не желают покидать насиженных мест.
Ну, а сильнее всего, признаться, настораживает следующая мысль: я ж точно, точно знаю, что отличаюсь от сумасшедшей старухи, Леди Лизол, только количеством денег на счету в сберегательном банке. Деньги… гербовая печать, официально удостоверяющая трезвость ума! Наверное, Леди Лизол тоже боится переезжать. Совсем как я. Всего лишь хочет остаться там, где прожила не один год, спокойно жить прежней жизнью. По-прежнему задавать кучу работы машинам в прачечной, снова и снова стирая, суша одежду, наволочки и простыни. Там я с ней чаще всего и сталкиваюсь: спускаюсь в прачечную и вижу ее возле машин, присматривающую за бельем – вдруг да кто-нибудь стащит? Почему она никогда никому не смотрит в лицо? Отворачивается постоянно… чего ради? Ненавистью от нее веет явственно. Ненавистью ко всем прочим представителям рода людского. И вот представьте себе ее положение: те самые, кого она так ненавидит, готовятся к нападению! Вообразите, как ей, должно быть, страшно! Как страшно сидеть взаперти, дожидаясь стука в дверь, поглядывая на стрелки часов, понимая, что ждет ее в скором времени!
К северу от нас, в Лос-Анджелесе, преобразование многоквартирных домов вроде нашего в кондоминиумы настрого запрещено муниципальным советом. Квартиросъемщики-арендаторы одержали победу. Что и говорить, победа немалая, вот только Леди Лизол данное обстоятельство не поможет ничем. Здесь вам не Лос-Анджелес. Здесь – округ Ориндж. Здесь правит капитал. Самая беднота проживает малость восточнее нас, в мексиканском квартале-баррио[70]. Порой, когда ворота во двор открывают, впуская въезжающие машины, жены тамошних чикано вбегают внутрь с корзинами грязного белья, чтобы постираться у нас в прачечной за неимением собственных. Ну и возмущало же это бывших наших соседей! У человека, располагающего деньгами, пусть небольшими, но позволяющими жить в современном, огражденном от нежеланных
