Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон
Фуксы подталкивали друг друга, стремясь добраться до Реки Света и до того, что приготовил мой бродяга, потребовавший моей помощи. Это был долгий путь, и все это время я видел только стену льда, возвышавшуюся на полторы тысячи футов над тундрой. Но когда туман начал постепенно рассеиваться, а мы все ближе подходили к основанию ледяной горы, мне пришлось отводить глаза, чтобы не видеть того, что ждало нас впереди: непрекращающееся сияние в глубине льда, величественная игра света, на которую страшно было смотреть.
Потом фуксы рванули вперед, и я остался один, шлепая по тундре по направлению к Рио де Лус.
Я вышел из тумана.
Я задирал голову выше и выше, глядя на то, что вздымалось надо мной, касалось гневного неба и протягивалось, как мне казалось, на сотни километров – но ведь это было невозможно.
Я услышал собственный стон.
Но я не мог отвести взгляд, хотя это зрелище буквально выжигало мне глаза.
Подсвеченные постоянно меняющимся занавесом неба Медеи разломы и потеки играли тысячью цветов, заливая лед все новыми и новыми узорами. С ними менялась и Рио де Лус. Этот человек провел три года, плавя, обтесывая и превращая километры живого льда – сколько их было, сказать невозможно – в произведение высокого искусства.
Багряно-красные лошади мчались вдоль долин, залитых серебряным светом.
Звезды рождались, дышали и умирали в единой кружевной спирали. Осколки янтарного света разбивались о граненую стену льда, расцвечивая ее через тысячи отверстий, пробуренных в гигантской фронтальной колонне. Сказочные башенки – слишком изящные, чтобы устоять на лютом ветру, поднимались из теней у основания колонны и метр за метром меняли цвет. Легионы радуг плясали, перескакивая с пика на пик, словно водопады драгоценных камней. Фигуры, формы и пространства между ними сливались, росли и исчезали, а взгляд уже притягивала все новая и новая игра света. В трещине стены он создал гемму, черную и зловещую, как призрак смерти. Но когда свет внезапно падал на нее, стекая в чашу под ней, гемма превращалась в золотую птицу, обещавшую море возможностей. Небо тоже было здесь. Всё оно, без конца и края. Черное и новое, едва родившееся, пойманное и заключенное в лед. Арго и далекие солнца, Фрикс и Гелла, Ясон и Тесей, и память о солнцах, некогда сиявших в черных пустотах, солнцах, от которых не осталось даже воспоминаний. Мне виделись давно прошедшие времена, когда я смотрел на озеро меняющихся красок, которое росло и пело. Сердце мое наполнилось чувствами, оставленными в далеком детстве. Языки голубого пламени скользили по волнистым стенам украшенного барельефами льда, чтобы исчезнуть в зеленом забвении. Я услышал собственный стон и отвернулся, глядя на гряду, прорезавшую туман и тундру – и я не видел ничего, ничего! Нет, не смотреть на то, что он сделал, было невозможно. У меня сдавило горло от страха, что я пропущу хоть единый момент этого невероятного зрелища, разворачивавшегося на ледяном занавесе. Я снова повернулся к стене, и на ней все было абсолютно новым, и я видел все как в первый раз, но и так же, как несколько минут назад… Минут ли? Как долго я стоял и, не отрываясь, смотрел в озеро снов?.. Сколько лет прошло?.. И выпадет ли мне счастье провести остаток моей жизни, просто стоя здесь и всем существом впитывая эту сумасшедшую, немыслимую красоту?.. Не знаю. Я не мог думать ни о чем, и сделал глубокий вдох лишь тогда, когда понял, что забыл о необходимости дышать.
Но тут меня потащили, и я закричал, не желая согласиться с тем, что меня лишат хоть единой секунды погружения в этот невероятный наркотик.
Но меня оттаскивали – и притащили к основанию Реки Света, и оказалось, что тащил меня Бен Древний. Он заставил меня сесть спиной к горе и лишь спустя долгое время – в течение которого я рыдал и пытался сделать вдох – я осознал, что едва не пропал, захваченный в плен чарами бесконечного сна. Но я не был благодарен фуксу. Моя душа рвалась назад, туда, где я мог бы стоять и вечно смотреть на буйство невероятной красоты.
Фукс вошел со мной в экстазис, и я почувствовал, что уже не погружен в тот немыслимый спектакль. Цвета гасли в гротах прямо на моих глазах. Фукс крепко держал меня в экстазисе до тех пор, пока я снова не стал Уильямом Погом. Уже не инструмент, на котором ледяная гора играла свою симфонию, а Пог, снова Пог.
А потом я поднял голову и увидел фуксов, сгрудившихся у тела их «святого». И они что-то чертили на льду своими когтями. И я понял, что не я, нет, не я познакомил их с миром прекрасного.
Он лежал на льду вниз лицом, одной рукой продолжая сжимать лазерную пушку. К ее голопроектору был присобачен компьютер. И вся система продолжала проецировать трехмерную скульптуру. Она почти вся была в красных линиях. Она почти исчезала и появлялась вновь, когда на проектор поступала энергия из базового лагеря. Красная – вся целиком – скульптура, лишь одна малая часть ее на самом верху, представлявшая висячий мост и нечто вроде минарета, была синего цвета.
Какое-то время я пялился на нее. Потом Бен сказал, что ради этого меня привели сюда. Святой человек умер до того, как успел закончить свою феерию снов и мечтаний. В мощном экстазисе фукс показал мне, где – в скульптуре – они впервые поняли, что такое красота, что такое искусство, и как они воссоединились с Предками в небесах. Потом Бен создал ясный и четкий образ: человека, летящего, чтобы слиться в единое целое с Арго. Эта была фигура, нацарапанная в грязи, из головы которой исходили лучи света.
В экстазисе фукса была мольба. Сделай это для нас. Сделай то, на что ему не хватило времени. Заверши его дело.
Я уставился на лазер, лежавший на льду, с незавершенной голограммой, на которой поблескивали красные и белые сполохи. Это была тяжелая,
