Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
Однако возможности успокоиться Маквэйну не представилось: его размышления прервал телефонный звонок. От кого? Это он понял еще до того, как снял трубку.
– Привет, – с дрожью в голосе проговорила Рыбус.
– Привет, – отозвался Маквэйн.
– У вас, случайно, не найдется пары пакетиков чая «Утренний Гром С Небес, выдержанный»?
– Что? – не веря собственным ушам, переспросил Маквэйн.
– Заглянув к вам в гости, в тот раз, когда готовила нам бефстроганов, я, кажется, видела жестянку с «Утренним Громом»…
– Нет, – отрезал Маквэйн. – Ни единого. Были, да все израсходовал.
– Что с вами?
– Просто устал, – ответил он.
«„Нам“, стало быть, – подумал он про себя. – То есть я и она – это „мы“. С каких, интересно знать, пор? Видимо, это-то „ИИ-Плазма“ и имела в виду… насчет этого и предупреждала!»
– А хоть какой-нибудь чай у вас есть?
– Нет, – повторил Маквэйн.
И тут стереосистема купола, остановленная перед началом сеанса связи с Фомальгаутом, автоматически ожила, переключилась в режим воспроизведения: ведь сеанс подошел к концу.
Услышав пение хора, Рыбус захихикала в трубку.
– Похоже, Фокс наложением звука балуется? Ну и картинка: хор из целой тысячи…
– Это Малер, – бесцеремонно оборвал ее Маквэйн.
– Вы не могли бы меня навестить, компанию мне составить? – спросила Рыбус. – Я тут просто с ума схожу от безделья.
– О'кей, – не без колебаний ответил он. – Тем более у меня к вам есть разговор.
– Кстати, я только что прочитала статью в…
– Вот приду, тогда и поговорим. Увидимся через полчаса, – вновь перебил ее Маквэйн и, не слушая никаких возражений, повесил трубку.
Добравшись до купола Рыбус, он обнаружил хозяйку полулежащей в кровати, на груде подушек, все в тех же темных очках, за просмотром очередной мыльной оперы. С последнего визита Маквэйна в куполе не произошло никаких перемен… только тарелки с остатками протухшей пищи да плесень в недопитых стаканах приняли еще более устрашающий вид.
– Кстати, это и вам посмотреть не мешало бы, – заметила Рыбус, не отрывая взгляда от телевизора. – Правда, вы же не знаете… О'кей, сейчас объясню, как обстоят дела. Бекки беременна, но ее парень не желает…
– Вот вам чай, – буркнул Маквэйн, выкладывая на стол две пары чайных пакетиков.
– Будьте добры, достаньте коробку с печеньем. Вон видите? У края полки, что над плитой. Пора принимать пилюли, а мне проглотить лекарство с едой проще, чем водой запивать, потому что года так в три… о-о, со мной такое произошло! Услышите – не поверите. Отец затеял учить меня плавать. Денег у нас в те времена хватало: отец был… впрочем, он и сейчас никуда не делся, только на связь редко выходит. Повредил спину, открывая одни из тех раздвижных ворот во двор кондоминиума, где…
Оборвав фразу на полуслове, она снова уставилась в телевизор.
Маквэйн смахнул с кресла мусор и сел.
– Ночью мне так плохо стало, так тяжело… чуть вам не позвонила, честное слово, – призналась Рыбус. – Вспоминала одну подругу. Она сейчас… Словом, мы с ней ровесницы, однако она уже до класса четыре-це доросла за успехи в изучении течения времени… что-то насчет частоты призматических флюктуаций или еще какой-то зауми в том же роде. Ненавижу ее. В моем возрасте, представляете? Представляете?!
Умолкнув, девушка расхохоталась – неудержимо, на грани истерики.
– Вы в последнее время за весом следите? – воспользовавшись паузой, осведомился Маквэйн.
– Что? А, нет. Не слежу. Но с весом у меня все о'кей. Проверить несложно. Глядите. Вот так, забираем в щепоть кожу возле плеча, и… Видите? Подкожный жир налицо.
– А с виду здорово исхудали, – заметил Маквэйн, приложив ладонь к ее лбу.
– У меня что, жар?
– Нет, температура вроде бы в норме.
«Однако чуть ниже, под гладкой, слегка влажной кожей, под темными очками, и таится миелиновая оболочка нервных волокон, обросших склеротическими бляшками ей на погибель, – думал он, не убирая руки со лба Рыбус. – Погоди, старина… вот умрет она, тут тебе и полегчает».
– Вы не расстраивайтесь, – с сочувствием сказала Рыбус. – Еще немного, и все со мной будет о'кей. На днях эти, из МЕД, мне даже дозу васкулина срезали. До «тер ин дие» – то есть, до трех раз в сутки вместо четырех.
– Однако вы уже и латынь медицинскую изучили?
– Пришлось. Мне в протокольном заключении такого понаписали… хотите взглянуть? Оно где-то здесь. Поглядите вон в тех бумагах. Я тут писала письма нескольким давним подругам, наткнувшись на их адреса, пока искала что-то другое. Только выкинуть пришлось многое, видите?
Взглянув в угол, Маквэйн обнаружил там, на полу, кучу мешков – бумажных мешков со смятой бумагой.
– Вчера писала пять часов подряд, а сегодня с утра продолжила, – пояснила Рыбус. – Потому мне и захотелось чайку. Не заварите ли чашечку, а? Как можно больше сахару и самую капельку молока.
За приготовлением чая Маквэйну сами собой вспомнились строки из песни Дауленда в аранжировке Линды Фокс:
О, Господи, всеблаг, всесправедлив,
Терпенья песне гаснущей внемли!
– Замечательная история, – заговорила Рыбус, как только на телеэкране, прервав мыльную оперу, замелькали кадры рекламных роликов. – Хотите, расскажу, о чем там?
– Уменьшение дозы васкулина означает, что вы идете на поправку, или как? – вместо ответа спросил Маквэйн.
– Скорее всего, у меня начинается новый период ремиссии.
– И долго ли он продлится?
– По-видимому, довольно долго.
– Восхищен вашим мужеством, – признался Маквэйн, – но на меня больше не рассчитывайте. Сегодня я здесь, с вами, в последний раз.
– Мужеством? – переспросила Рыбус. – Благодарю вас.
– Я больше не приду.
– Не придете… в каком смысле? Сегодня?
– Вы – существо, сеющее вокруг себя смерть. Своеобразный патогенный фактор, – пояснил Маквэйн.
– Если уж разговаривать всерьез, нужно надеть парик, – рассудила Рыбус. – Вы не могли бы подать тот, светлый? Он где-то здесь… кажется, под той кучей одежды, в углу. Вон, видите красную блузку – ту, что с белыми пуговицами? Кстати, надо к ней пуговицу пришить… только найти бы ее для начала.
Маквэйн отыскал ей парик.
– Так. Теперь подержите зеркальце, – попросила Рыбус, водружая парик на голову. – Выходит, вы от меня заразиться боитесь? Медики уверяют, что в данной стадии вирус уже неактивен. Я только вчера больше часа с ними проговорила: мне специальную линию выделили.
– Обслуживанием вашего оборудования кто занимается? – спросил Маквэйн.
– Оборудования?
Удивления в поднятом взгляде девушки не могли скрыть даже стекла темных очков.
– Кто следит за входящим потоком? Кто пишет полученное, а после передает дальше? Кто занимается всем тем,