Вспомнить всё - Филип Киндред Дик
– Ничего, мы, люди – раса живучая, – подключившись к разгрузке, заметил Маквэйн.
– Тем более ты, я гляжу, усовершенствовал тут все, что мог, – заметил провизионщик.
Подобно всем летунам, скитальцам, обслуживавшим купола, скроен он был на совесть, силен, быстр и точен в движениях. Еще бы: гонять челноки-коммутрисы с космических грузовиков-маток к куполам CY30 II – дело рисковое, и оба прекрасно об этом знали. В куполе сидеть под силу кому угодно, а вот работать снаружи способны немногие.
– Присядь, передохни, – предложил Маквэйн, после того как они выгрузили все полагающееся и провизионщик поставил в накладной последнюю галочку.
– Ну, если кофе найдется…
Устроившись за столом друг напротив друга, оба принялись за кофе. Метан за стенами купола волновался, кружился над поверхностью CY30 II крохотными вихорьками, но здесь, внутри, не чувствовалось никаких неудобств. Провизионщик даже вспотел: очевидно, температура в жилище Маквэйна, на его взгляд, оказалась высоковата.
– Ты с дамочкой из соседнего купола знаком? – спросил провизионщик.
– Так, самую малость, – ответил Маквэйн. – Моя станция отправляет данные на ее приемные контуры каждые три-четыре недели, ну, а она сохраняет их, усиливает сигнал и, надо думать, дальше передает. Я особо в ее дела не вникаю.
– Болеет она серьезно, – сообщил провизионщик.
– Надо же, – удивился Маквэйн, – а когда я в последний раз говорил с ней, выглядела вполне здоровой… только, помнится, жаловалась, что ей текст с экранов терминала читать трудновато, почему нам и пришлось воспользоваться видеосвязью.
– Однако на самом деле она, считай, при смерти, – пояснил провизионщик, отхлебнув кофе.
Маквэйн призадумался. Как же она выглядит? Невысокая, смуглая, а звать ее… звать ее…
Дотянувшись до клавиатуры, он нажал пару клавиш, набрал соответствующий служебный код, и на экране высветились имя с фамилией. Рыбус Ромми…
– А что с ней такое? – спросил он.
– Рассеянный склероз.
– И как далеко зашло дело?
– Можно сказать, вовсе не далеко. Пару месяцев назад она рассказывала, что лет в девятнадцать или около случилась с ней… как же это? Аневризма. Расширение сосуда в левом глазу, подчистую лишившее глаз центрального зрения. Врачи еще тогда заподозрили, что это может оказаться начальной стадией рассеянного склероза. А сегодня, когда я с ней разговаривал, она жаловалась на неврит зрительного нерва, который…
– МЕД симптомы известны? – уточнил Маквэйн.
– Корреляция аневризмы, затем период ремиссии, а после зрение ухудшилось, в глазах начало двоиться… словом, ты позвонил бы ей, что ли, отвлек разговором. Я, очередной груз к ней доставляя, в слезах ее застал.
Маквэйн, повернувшись к клавиатуре, отстучал цепочку команд и поднял взгляд на экран.
– Рассеянный склероз излечим в тридцати, если не в сорока процентах случаев.
– Только не здесь. МЕД сюда не добраться.
– Да-а, похоже, дрянь дело, – вздохнул Маквэйн.
– Я говорил: требуйте эвакуации домой. Сам так и поступил бы, а она – нет, ни в какую.
– Не иначе умом повредилась, – рассудил Маквэйн.
– Точно. И не только она. Тут все до единого не в своем уме. Не веришь? Так на нее посмотри. Живое, можно сказать, доказательство. Вот ты разве не отправился бы домой, если бы знал, что серьезно болен?
– Вообще-то нам купола оставлять не положено.
– Это верно, служба у вас – важнее некуда, – согласился провизионщик, отодвигая в сторону пустую чашку. – Ладно, пора мне.
Поднявшись на ноги, он направился к люку, а на ходу добавил:
– Ты позвони ей, поговори. Ей очень нужно поговорить с кем-нибудь, а твой купол – ближайший. Странно, что она тебе ни о чем не сказала.
«Так я и не спрашивал», – подумал Маквэйн.
Проводив провизионщика, он отыскал код купола Рыбус Ромми, начал было вводить его в передатчик, однако замешкался, призадумался. Стрелки стенных часов показывали 18:30. В этот момент сорокадвухчасового суточного цикла ему полагалось принять с пассивного спутника-ретранслятора на орбите CY30 III очередной пакет развлекательных аудио– и видеозаписей, транслируемых в ускоренном режиме, преобразовать полученное в режим просмотра и отобрать материал, подходящий для всей системы куполов собственной планеты.
Вспомнив об этом, Маквэйн заглянул в регистрационный журнал. Двухчасовой концерт Фокс. Так-так…
«Линда Фокс, – подумал он. – Линда Фокс… синтез старого рока с мощью современного звука. Господи Иисусе, если не подготовить трансляции ее живого выступления, сюда, требуя моей крови, сбегутся все куполяне планеты! Если не брать в расчет аварий, каковых до сих пор не случалось, меня держат на жалованье, чтобы межпланетный обмен информацией, соединяющей нас с родиной, помогающей оставаться людьми, шел как по маслу. Чтобы ленточные барабаны крутились без сучка без задоринки».
Переключив транспорт ленты в режим максимальной скорости, он настроил модуль связи на прием, нащупал рабочую частоту спутника, взглянул на экран осциллографа, убедился, что сигнал принимается без искажений, а после включил звуковое воспроизведение принимаемого.
Из динамиков, развешанных в ряд над его головой, зазвучал голос Линды Фокс. Да, осциллограф не врал. Никаких искажений. Ни посторонних шумов, ни отсечек звука, все каналы сбалансированы безупречно, как и утверждают стрелки приборов.
«Вот, к слову, о слезах, – подумал Маквэйн. – Слушаю ее – порой самого слеза прошибает».
Бродит рядышком, окрест,
Мой оркестр.
В небесах, среди планет
Горя нет.
Пью за тебя, сонм духов бестелесных!
Играй, играй, подпой же моей песне,
Мой оркестр!
Вокалу Линды Фокс негромко вторили, подпевали синтолютни, ее визитная карточка. До Фокс никому даже в голову не приходило вытаскивать из давнего прошлого, из шестнадцатого столетия, инструмент, для которого в свое время писал такие прекрасные, такие яркие песни Джон Дауленд[65].
Преследовать? Взаимности искать?
Молить? Доказывать? Стремиться ль
К блаженству райскому
В земной любви?
Пауза, проигрыш, а затем…
Сколь высо́ко миры те, те луны,
Где окончится путь мой тернистый,
Где заблудший отыщет приют?
Суждено ль мне найти сердце чистое?..
Что сделала Линда Фокс? Взяла книги Дауленда, сборники сочинений для лютни, написанных им в конце шестнадцатого столетия, и обновила, осовременила мелодии и стихи.
«Создала нечто новое для разбросанных там и тут, словно в спешке, в беспорядке рассеянных по вселенной людей, живущих кто под сводами куполов на жалких захолустных планетах, кто в чревах искусственных спутников… увлекаемых в бесконечный путь силой, имя которой – миграция».
Не вижу пред собой пути!
Знай, сущеглупый, слышишь?
В нас, человеках, не найти…
Как там дальше? Проклятие, забыл. Ладно, запись-то – вот
